– Сарио опасен не только для нас, но и для всей Тайра-Вирте. Если то, что говорит Элейна, правда и Сарио действительно написал портрет герцога Ренайо, благодаря которому полностью подчинил того себе… – Он покачал головой. – Давайте предположим, что это правда, что первый Сарио Грихальва еще жив. Как можно такое осуществить? На это способен лишь Одаренный иллюстратор, правильно? А они есть только среди Грихальва.
– Исключено! – снова запротестовал Гиаберто.
Сааведра устала выслушивать бесконечные препирательства и потому оставила Вьехос Фратос и подошла к Пейнтраддо Чиеве Сарио Грихальвы, ее Сарио.
Всего несколько дней назад… Дней? Нет, веков. Несколько дней назад она разговаривала с ним, спорила, поняв, что он собой представляет, чем стал; несколько дней назад она лежала в объятиях Алехандро, была счастлива рядом с ним, знала, что они будут вместе до тех пор, пока смерть их не разлучит.
Она еще жива. А он умер три века назад.
Ее снова затопила волна боли. Чтобы справиться с ней, на время забыть, Сааведра обратилась к Вьехос Фратос. К Кабралу.
– Тебе, – она поманила его, а когда он подошел, вложила свою руку в его, – тебе он бы позавидовал. Теперь я это понимаю гораздо лучше, чем раньше. Его безумие помогло мне… – Она показала на картину. – Этот человек позавидовал бы тебе и твоему могуществу…
– У меня его нет, – возразил Кабрал. – Я не наделен Даром.
– На самом деле твоя сила совсем в другом. В долгой жизни. В способности зачинать детей. – Сааведра вздохнула. – Однажды Сарио мне сказал, что не желает иметь ничего общего с детьми, но я думаю, он лгал. А еще он заявил, что иллюстратор живет только в своих произведениях и что он найдет способ это изменить. – Она взглянула на Кабрала. – Ты знаешь историю Тайра-Вирте. Как долго прожил первый Сарио?
– Мне кажется, он умер в тридцать пять лет.
А Алехандро… Какой оказалась его жизнь, длинной или короткой? И появилась ли в его постели другая женщина, женщина, родившая ему детей?
Конечно, появилась. Род до'Веррада продолжается и по сей день, триста шестьдесят три года спустя. Но она не могла решиться задать этот вопрос. Это причиняло боль.
– Ты интересовался, – обратилась она к Гиаберто, – как может Сарио жить так долго. Я могу ответить на твой вопрос, потому что прочла эту книгу от корки до корки. – Она показала на книгу, лежащую на столе – на картине. – Это копия Кита'аба. Вам она известна в неполном варианте, и вы называете ее Фолио. Там есть заклинание, благодаря которому можно перенести сознание и дух одного человека в тело другого…
Открылась дверь, ведущая на лестницу, и все повернули головы в ту сторону, но оказалось, что это всего лишь Элейна.
– Агустин спит. – Ее лицо было печально. – Может быть, даже лучше, что он не просыпается, если сон избавляет его от боли. – Она взглянула на Сааведру и тяжко вздохнула. – Я слышала тебя. Пару дней назад я спросила Сарио, как получилось, что ему так много всего известно. И он ответил: “Я давно живу”. Мне его слова тогда показались такими странными, ведь он всего на шесть лет старше меня. – Она посмотрела на всех, потом снова на Сааведру. – Я могу проверить, правда ли это. Я должна вернуться в Палассо.
– Матра эй Фильхо! Ты не боишься рискнуть?
– Невозможно, – перебил их Гиаберто. – Слишком опасно. Кабрал присоединился к Гиаберто, хотя и не так уверенно.
– Элейна, милая, ты же должна понимать, что, если Сарио в состоянии заставить Ренайо плясать под свою дудку, он, вне всякого сомнения, может поступить точно так же и с тобой.
Она убедительно покачала головой. Сааведра восхищалась ее спокойной отвагой.
– Он не причинит мне никакого вреда и не сделает своей марионеткой. – Элейна с вызовом посмотрела на Гиаберто. – Он написал мой портрет, который защищает меня от влияния иллюстраторов Грихальва.
Сааведра с новым интересом взглянула на Элейну. Красива, хотя и не ослепительна; молода, полна жизни и энергии; но самое главное – в ней есть вдохновляющая сила, она вызывает в душе отклик, привлекает к себе.
И Сааведра поняла, что это Луса до'Орро, тот самый Золотой Свет, что был дарован и Сарио.
Художник. Вот чем она занимается с Сарио, а потому знает его так хорошо. Живопись. Она учится. Чтобы разгорелся ее собственный огонь.
И все же…
– Он тебя любит? – спросила Сааведра.
Он всегда любил ее, насколько вообще был способен любить кого-то, кроме себя и своего искусства; но ведь он прожил так долго, наверняка у него были и другие женщины. Или, может быть, одна другая женщина?
Элейна покраснела, но ответила твердо:
– Он не мой любовник. Но… – Ее колебания выдавали глубокое волнение. – Но я его ученица, Возмущенные возгласы. Вьехос Фратос и в самом деле не те, что раньше. Сааведра не могла припомнить, чтобы мужчины выдвигали такие мелкие, пустые доводы, так легко устраивали скандалы по пустякам. Они не отпустят ее в Палассо.
А она бы пошла; она пошла – невзирая на опасность, и оказалась здесь, в этом времени, хотя ей следовало умереть вместе с Алехандро.
– Но ведь только я могу вернуться! – воскликнула Элейна. – Он мне доверяет и думает, что я доверяю ему. Скажите, что я должна сделать!
