– Нет, прошу тебя… пожалуйста, не отворачивайся! Матра эй Фильхо! Ты единственная из них можешь меня понять. Неужели ты мне в этом откажешь? – Сааведра почувствовала, как и у нее на глазах появились слезы. – Матра Дольча, я здесь совсем одна, мое время давно прошло, я ни с кем не знакома – у меня есть только этот ребенок, ребенок Алехандро, который узнает о своем отце и о том времени, когда жила его мать, разве что из уроков древней истории. – Сааведре стало трудно говорить. – Ты же все понимаешь, правда? Ты чувствуешь. Сердцем, да и умом тоже.
Элейна стояла спиной к Сааведре. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она медленно повернулась и протянула ей дрожащую руку.
– Прости меня… Я не завидую твоему Дару. – Они взялись за руки. – Это правда, у тебя никого нет… И если ты захочешь, то станешь мне сестрой. Совсем как Беатрис, которая и на самом деле мне сестра. И Агустин… – Голос ее пресекся, она выпустила руку Сааведры. – Прошу меня простить. Я должна пойти посмотреть, не проснулся ли Агустин.
– Иди посмотри, ниниа мейа.
Сааведра с сожалением проводила ее глазами. А потом обратилась к Гиаберто:
– Кто такой Агустин?
Ответил ей Кабрал, сердито и печально одновременно:
– Агустин – ее младший брат, недавно прошедший конфирматтио. Он умирает, потому что Сарио облил горячим маслом из лампы картину мальчика, написанную красками с примесью крови.
Сааведра вздрогнула. Затем поцеловала кончики пальцев и приложила их к сердцу.
– Матра Дольча… Который Сарио?
– Этот. – Гиаберто показал на лицо, которое она не узнала. – Но нам не удалось применить к нему Чиеву до'Сангва.
Сааведра ответила не сразу. Она знала, как Сарио защитил себя.
– Мы еще не поняли, каким образом ему удалось это сделать, – продолжал Гиаберто, приняв ее молчание за удивление. Бросил взгляд на портрет. – Впрочем, может быть, на самом деле он не Сарио. Не наш Сарио. – Он обернулся к Сааведре. – Ты уверена, что видела в зеркале Сарио?
Впервые за свою жизнь – жизнь, исковерканную магией, – Сааведра Грихальва произнесла клятву, к которой даже они не могли отнестись несерьезно.
– Номмо Чиева до'Орро. – Она видела, что они ее услышали, отметила их потрясение. – Его одежда менялась, но лицо оставалось всегда одним и тем же. И Чиева у него на груди. – Неожиданно Сааведра задрожала, словно в комнату ворвался порыв холодного ветра. – Возможно, жестокость – или, наоборот, великодушие – заставили его нарисовать зеркало… Видимо, у него были на это свои собственные причины. Но я думаю, оно показывало правду – настоящий мир и его истинное лицо. И в этом мире всегда был Сарио.
– В таком случае, если твой Сарио приходил с Элейной, нашей Элейной… – Лицо Кабрала посерело. – Прости меня за то, что я сомневаюсь в твоих словах, пожалуйста, прости, но в это так трудно поверить.
Сааведра развела руками.
– Так же трудно, как поверить в меня.
– Как такое может быть? – Голос Гиаберто дрожал. Да, нелегко говорить: для нее все произошло вчера, для них – несколько веков назад.
– Вы не знаете его так, как я, – сказала она. – Не знаете того Сарио, каким мне дано было его увидеть, – хотя он и живет среди вас. Я поняла – к сожалению, слишком поздно! – что Сарио способен на все. Он может достигнуть заоблачных высот, подчинить себе любое заклинание, добиться безграничного могущества. Благодаря Дару он не ведает никаких преград. – Она тяжело вздохнула. – В мое время не было – да и в ваше тоже нет – равных Сарио Грихальве.
– Твои слова звучат так, будто ты его любишь! – В голосе Гиаберто слышался упрек.
Сааведра нисколько не смутилась.
– Я любила его так сильно, как только могла. Как никого другого. Но любовь бывает разной, и то, что я давала Сарио, не имело ничего общего с тем, что связывало меня с Алехандро.
– Ниниа мейа, – с состраданием произнес Кабрал и взял руки Сааведры в свои. – Я буду рад, если ты станешь считать меня своим дядей, так же, как Элейну – сестрой. Ты Грихальва, одна из нас, часть меня… – Он рассмеялся. – Боюсь, по возрасту ты годишься мне в прапрабабушки, но все равно ты моложе меня.
Старик, старше остальных иллюстраторов, нарушил торжественность момента, отчаянно заколотив тростью по полу.
– Хватит! – Его трескучий, слабый голос дрожал, было ясно, что жить ему осталось недолго. – Все эти разговоры о Сарио – этот Сарио, тот Сарио – неуместны, в то время как я хочу выяснить нечто на самом деле чрезвычайно важное. – Он сердито уставился на Сааведру. – Желтый нипали – как его делали? Мы создаем лишь нечто похожее, но наша краска не дает того эффекта, какого достигали старые мастера. Как ее смешивали?
Слишком много потрясений. Сааведра расхохоталась.
– Вы больше не умеете делать желтый нипали? Матра Дольча, да вам ужасно повезло, что я вернулась, не так ли?
Кабрал выпустил ее руки из своих и энергичным жестом привлек к себе всеобщее внимание.
– Минутку!
Как странно видеть, что лишенный Дара иллюстратор пользуется таким влиянием среди Вьехос Фратос! Но Сааведра уже поняла, что Кабралу можно доверять, ее восхищали его доброта и мудрость – и ей так нужны были друзья.
