января они перевезли Ино к себе.
С тех пор минуло полгода. Они давали ему различные лекарства, молились о его здоровье и даже приглашали знахаря, но все было напрасно. Ино не поправлялся, хотя серьёзного ухудшения тоже не замечалось. Он надевал кимоно наизнанку, днем спал, а по ночам бродил по дому, напевая себе под нос, пока Токити не выпроваживал его в отведенную ему комнату. И главное — он категорически отказывался работать.
— А ты сам видел саженцы, посаженные корнями кверху? — перебил Ниидэ.
— Да, видел.
— Ну и что ты думаешь? Психическое расстройство?
— Трудно сказать. Пожалуй, да. Свихнулся на почве женщин.
— Ошибаешься. Причина не в женщинах, а в Токити.
Нобору с недоверием поглядел на Ниидэ.
— Да, да! Ино с детских лет баловали женщины. Когда он повзрослел, они тоже не обходили его вниманием. Он же души не чаял только в Токити, и всю свою любовь, которую должен был уделять женщинам, отдал Токити. Я не имею в виду любовь в ее плотском смысле. Здесь мы имеем случай не с патологической, а вполне нормальной платонической любовью, хотя в очень сложной, гипертрофированной форме.
— Выходит, пребывание в доме Токити должно бы подействовать на него благотворно?
— Напротив, его надо изолировать от Токити. Все поведение Ино, его поступки были направлены на то, чтобы досадить Токити. Конечно, Ино поступал так неосознанно, это получалось как бы само собой, но в глубине души он, ставя Токити в затруднительное положение, рассчитывал, что это лишь крепче привяжет к нему Токити.
Нобору молча выслушал Ниидэ и как-то неопределенно кивнул, то ли соглашаясь с ним, то ли возражая.
— Завтра возьмем его в больницу, пусть поживет без Токити. Думаю, это пойдет ему на пользу... Да-а, нет ничего более загадочного в природе, чем человеческий мозг. — Ниидэ повернулся к столу и взял кисточку для письма.
На следующий день Ино привезли в больницу Причем Ниидэ запретил кому-либо посещать больного. Честно говоря, Нобору не убедил диагноз Ниидэ, и он решил продумать свой собственный метод лечения. Ниидэ согласился поместить Ино в отдельную палату — тот заявил, что не желает общаться с другими больными, особенно со стариками и женщинами.
В течение лета Нобору, пользуясь каждой свободной минуткой, заходил к Ино, угощал чаем со сладостями и пытался вызвать на откровенный разговор.
— Почему-то никто к тебе не приходит. Неужели у тебя нет ни друзей, ни родственников? — однажлы спросил Нобору, пытаясь спровоцировать его на ответ.
Ино нахмурился.
— Может, ты хочешь повидать кое-кого из дома в Сакуме? — более прозрачно намекнул Нобору. — Не отправить ли туда посыльного?
— Нет, не надо. — Ино решительно потряс головой. — Мой братец очень занят. Да и придет ли?
Нобору решил пока этим ограничиться и больше вопросов не задавал.
Миновало лето, но особых изменений в состоянии Ино не происходило. Большую часть времени он проводил в своей палате и лишь по вечерам ненадолго выходил в сад подышать свежим воздухом. Правда, он перестал совершать странные поступки, в остальном все оставалось по-прежнему.
— Почему ты, мужчина, терпеть не можешь женщин? — спросил его однажды Нобору.
— Вовсе нет, откуда вы взяли?
— Ну как же, когда тебя привезли в больницу, ты сам сказал, что не желаешь находиться вместе с другими больными, особенно со стариками и женщинами.
Ино задумался, потом удивленно пробормотал:
— Вот оно что! В самом деле странно...
— Ты свое поведение считаешь странным?
— Сам не пойму... Есть у меня на то причина — о ней всякому не расскажешь, но вам, доктор, скажу.
— Говори, не стесняйся.
У подрядчика, на которого я работал, было две дочери, и к ним часто приходили играть соседские дети...
Нобору вспомнил рассказ Токити, но не подал вида, что многое ему известно, и продолжал слушать с напускным безразличием, чтобы не спугнуть рассказчика.
— Мне исполнилось восемнадцать лет, когда у девочек стала часто бывать в гостях девятилетняя О-Тама — дочь хозяина красильни «Тамагава». Это была пухленькая, симпатичная девчушка, скромная и простодушная... Нет, дальше я рассказывать не могу... Противно. — Ино покраснел.
— Но я ведь врач, — успокоил его Нобору.
— Только не подумайте чего плохого, — пробормотал Ино, поглаживая ладонью затылок. — Девочка очень привязалась ко мне. Ну и я сам, хотя это не столь важно, питал к ней симпатию. Однажды во время игры — а я участвовал в их играх — она подбежала ко мне и крепко обняла. И я невольно коснулся ее губами... Поймите меня правильно — я вовсе не собирался поступить с ней плохо, неприлично. Она была очень мила и простодушна. И я поцеловал ее. Это вышло так естественно.
— Ничего странного в этом не вижу. С кем такого не случается? — сказал Нобору.
— Это бы все ничего, но то, что произошло дальше, оказалось настолько неожиданным... — поспешно продолжил Ино, словно старался поскорее покончить со своим признанием. — В тот самый момент, когда я коснулся ее губ, она ответила таким жарким поцелуем, что я даже задохнулся. — Ино быстро утер губы и скорчил такую гримасу, словно его перекорежило от отвращения. — И это девятилетняя девочка! Мне уже было восемнадцать, а такого я еще не испытал ни разу... Я оттолкнул О- Таму и убежал.
— Не столь уж редкий случай, — с улыбкой произнес Нобору.
— Вам это не показалось странным?
— Нисколько. Нечто похожее пришлось испытать и мне.
— Неужели? — Ино во все глаза смотрел на Нобору, словно очнувшись от дурного сна. — И что вы после этого почувствовали?
— Пожалуй, чуть-чуть растерялся — и только.
— А мне стало так страшно. Я подумал: если такое ведомо девятилетней девчушке, то на что же способны взрослые женщины?
— Просто ты рос среди ремесленников и в свои восемнадцать оказался еще незрелым, зеленым юнцом, — продолжая улыбаться, сказал Нобору.
— Вот оно что! — пробормотал Ино, удивленно склонив голову.
— Дело именно в этом — и ни в чем больше, — подтвердил Нобору.
Пожалуй, здесь и надо искать ключ к лечению, подумал он, в диагнозе Ниидэ есгь своя логика, но он несколько однобок. Истинная же причина поведения Ино — стремления бежать от влюблявшихся в него женщин — в том, что ему глубоко в душу запал тот случай с О-Тамой. И значит, Ино сможет излечиться, если забудет об этом. Так или иначе, время покажет, насколько правильно его предположение.
Однажды в первые дни осени Нобору стал свидетелем удивительной картины. Ино, как правило, по вечерам покидал свою палату и выходил во двор подышать свежим воздухом, но на этот раз он был не один, а с женщиной.
— Вот так неожиданность! — пробормотал Нобору и остановился.
В женщине он узнал О-Суги. Корзина, которую нес Ино, ему тоже была знакома — с ней О-Суги приходила на кухню за едой для своей госпожи. Оживленно беседуя, они направлялись к домику О-Юми. Нобору поглядел им вслед и пошел к себе.
Нобору приходилось часто отлучаться из больницы, чтобы сопровождать Ниидэ, и он попросил Мори в его отсутствие понаблюдать за Ино. Мори тоже был занят, но всякий раз, когда выдавалось свободное время, он следил за Ино и сообщал Нобору о своих наблюдениях. Судя по всему в последние дни тот заметно переменился — реже уединялся в палате, больше времени проводил на больничном дворе или на плантации лекарственных растении, не просто гулял, а работал — где поправит забор, где прибьет отставшие доски.
Утром и вечером, провожая О-Суги, Ино нес ее корзину, точил ножи на кухне, а иногда даже помогал мыть овощи.
Вроде бы дело пошло на поправку, решил Нобору и стал уделять меньше внимания своему подопечному.
Как-то в середине сентября, поздно вечером возвратившись после очередного обхода больных, Нобору переоделся и пошел в столовую, где ему оставили холодный ужин. По дороге его догнал Ино.
— У меня есть сакэ, — шепотом сказал он. — Не составите ли компанию?
— Сакэ? Откуда? — удивился Нобору.
— Садовник принес, — с улыбочкой пояснил Ино. — В свое время вы ведь тоже частенько пользовались его услугами.
— Я еще ничего не ел, — пробормотал Нобору, отвернувшись.
— У меня есть суси[18]. Буду рад, если зайдете. Мне, кстати, надо с вами поговорить по одному делу. После недолгих колебаний Нобору согласился и вслед за Ино вошел в его палату. Он давно у него не был и удивился происшедшим переменам. Палата была чисто прибрана, пол тщательно подметен.
На столике помимо больничного ужина Нобору заметил коробочку с суси и початую бутылку сакэ. Подогреть сакэ Ино было негде, поэтому он пил его холодным. Он выпил из чашечки остатки сакэ и передал ее Нобору.
— Спасибо, я не буду, — отмахнулся Нобору. — Так о чем же ты хотел со мной посоветоваться?
— Позвольте, я хлебну еще раз для храбрости. Боюсь, на трезвую голову ничего не сумею вам объяснить.
— Хочешь поговорить об О-Суги? — тихо спросил Нобору.
— Верно, а как вы догадались?
— Просто так мне показалось.
— Вы настоящий провидец, — воскликнул Ино, — но это даже к лучшему — не понадобится лишних объяснений. — Он налил себе сакэ, взял чашечку обеими руками и осушил ее одним глотком. — Прежде всего, хочу попросить вас, чтобы оставили меня здесь, в больнице.
— Это зависит не только от меня.
— Уверен, я смогу быть полезен. В больнице достаточно работы для плотника.
— Согласен. Ну, а о чем еще ты собирался поговорить?
— Конечно, это так
