знакомы чувства, испытываемые ворами, падшими женщинами, малодушными трусами...
Ниидэ неожиданно запнулся.
— Что это со мной сегодня? — после долгого молчания пробормотал он. — Болтаю всякие глупости.
Нобору непонимающе глядел на него. Вор, предатель, продал друга... Что бы это значило? Неужели Красная Борода испытал все это в действительности? Или же его рассуждения абстрактны? И почему вообще он вдруг затеял такой разговор? Размышляя над словами Ниидэ, Нобору молча следовал за ним.
В тот вечер после ужина Ниидэ пригласил к себе Нобору, взял лежавший на столе сверток и передал ему.
— Извини, что долго не возвращал, — пробормотал он.
— Что это? — удивленно спросил Нобору.
— Твои записи и рисунки.
Нобору вспомнил. То были дневники с описанием болезней, вскрытий, методов лечения и составления лекарств, которые он вел в Нагасаки.
— Я сделал из них кое-какие выписки — не для себя лично, а ради лечения больных. Пойми это и не сердись.
Нобору ощутил, как мгновенно взмокли его ладони. Сразу припомнилась сцена, когда Ниидэ потребовал от него дневники, а он сначала решительно отказался, заявив: «Они принадлежат мне». В ту пору он рассчитывал прославиться, ведь в его записях — оригинальные методы диагностики и лечения в области терапии. А он знал врачей, которые обрели мировую известность благодаря лечению одной лишь глаукомы.
— Сегодня я тебе говорил, что был вором, — горько усмехнулся Ниидэ. — Должно быть, использование твоих дневников тоже можно отнести к воровству.
— Простите меня. — Нобору опустил голову. — Тогда я ничего еще не понимал. Теперь мне стыдно за свои слова. Прошу вас, забудьте об этом.
— И мне стыдно за то, что болтал сегодня с умным видом. — Ниидэ почесал бороду. — Сам себя презираю.
— Просто вы были очень разгневаны. И ваша злость, которую вы сдерживали в публичном доме, когда над вами издевались два негодяя, выплеснулась наружу.
— Ошибаешься, я не испытывал зла к этим молодым людям, мне было их жалко.
— Слишком много таких негодяев развелось среди молодых людей в последние годы. — Ниидэ тяжело вздохнул. — Одна из причин — указ бакуфу об экономии[21]. Неплохо, что он запретил стяжательство и излишнюю роскошь, но власти применяли его неразумно. И вот возник застой в торговле, многие обанкротились. Была приостановлена прокладка каналов, осушение земель, наемные работники лишились заработка. Пожилые, семейные люди, а также те, кто поумней и посообразительней, сумели найти для себя новые пути, приспособиться к новым условиям, а молодые с неустоявшимися характерами пошли по скользкой дорожке. Я не говорю о прирожденных преступниках. Всякий же обыкновенный человек желает жить честно, достойно. В мире вообще не должно быть бандитов, негодяев и прочих отбросов общества, на которых все с вожделением и готовностью изливают свою ненависть.
Вот почему я с жалостью отношусь не только к оскорбившим нас молодым людям, но и ко всем, кто неприкаянно бродит по этой земле.
А хозяева увеселительных заведений? Поглядишь, как безжалостно и жестоко они обращаются с проститутками, так и хочется связать их и подвесить вниз головой. Раньше я их просто ненавидел, да и теперь иногда случается. Но если приглядеться повнимательней к их жизни, то оказывается, что поступают они так не только ради обогащения. Я мог бы привести немало примеров, когда они влачат жалкое существование, мало чем отличаясь от используемых ими проституток. Многие из тех, кого возненавидело и изгнало общество и кого оно презирает, на самом деле люди честные, слабые духом, добрые, но обделенные знаниями и талантами. Столкнувшись с тяжкими обстоятельствами, они либо гибнут, либо, потеряв ориентиры добра и зла, со вершают ужасные поступки. И чем темнее и бесталанней человек, тем на более жестокие преступления он способен. Ты и сам имел достаточно возможностей убедиться в этом... Наверное, в этом мире нельзя разом уничтожить безнравственность и преступность, но ведь они произрастают на почве нищеты и невежества, поэтому в первую очередь следует преодолеть хотя бы бедность и темноту. Кое-кто скажет, что это напрасный труд. Да я и сам, оглядываясь на свое прошлое, не могу отделаться от мысли, что многое было впустую... Все в этом мире движется вперед. Земледелие, ремесла, торговля, науки беспрерывно развиваются, идут вперед, оставляя за бортом тех, кто отстает. Но ведь они существуют, и они — тоже люди. И я ощущаю в этих бедных, невежественных существах больше человечности, чем в богатых и процветающих, и возлагаю на них надежды на светлое будущее.
В человеческой деятельности есть разные грани. Есть работа, которая приносит пользу, хотя на первый взгляд кажется простой тратой времени. Все, что я до сих пор делал, тоже могут счесть за напрасный труд, но я готов посвятить этому всю свою оставшуюся жизнь!
Ниидэ внезапно умолк и затряс головой.
— Какая глупость! Что со мной сегодня? — Он запустил пятерню в бороду. — Что-то непонятное. Ведь я пригласил тебя вовсе не затем, чтобы излагать свои взгляды. Да-да, вовсе не затем... Я собирался поговорить о дочери Амано... — Ниидэ отвел глаза в сторону.
— Понимаю, — ответил Нобору.
— Подробности мне неизвестны, да я и не хочу их знать, хотя доктор Амано пытался рассказать все. Короче говоря, он хочет, чтобы ты женился на его младшей дочери. Ей восемнадцать лет, зовут... Как же ее имя?
— Macao, — подсказал Нобору.
— Ты с ней знаком?
— Встречался когда-то.
— Тебе известно, что Амано в свое время порвал отношения со старшей дочерью, и только твоя женитьба на младшей поможет вернуть ее в семью. Того же желают и твои родители. Если ты согласен, тебе не мешало бы разок побывать у них в Кодзимати.
— Пока я здесь работаю, у меня нет времени думать о женитьбе.
— Никак не можешь забыть предательства старшей дочери Амано?
— Сказать, что забыл, значило бы солгать, но для меня сейчас главное — совершенствоваться в медицине. И пока это желание есть, ни о чем другом мне не хотелось бы думать.
— Но ты хотя бы пообещай.
— Благодарю вас за участие, но такого обещания я сейчас дать не могу.
Ниидэ внимательно поглядел на Нобору, потом отвернулся и, слегка покашливая, сказал:
— Ну что же, разговор окончен.
Нобору поклонился и вышел, прихватив сверток со своими дневниками.
Нобору вернулся к себе, положил дневники в шкаф и заглянул к Мори. Тот сидел за столом и, придвинув поближе фонарь, заполнял истории болезней вновь поступивших пациентов. Это была одна из обязанностей, возложенных на него Ниидэ.
— Подожди минутку, сейчас закончу, — сказал он.
Нобору зашел к нему, чтобы расспросить о Красной Бороде. Ему не давало покоя признание Ниидэ, будто он воровал, предал учителя, продал друга. Странным казалось и то, что этот выдающийся врач, перед которым склоняли головы аристократы и богачи, до сих пор не женат. Мори давно уже здесь работал, пользовался доверием у Ниидэ и должен бы лучше других знать подробности его жизни.
— Красная Борода никогда о себе не рассказывает. Говорят, он учился у Кокури Бабы еще до Ёана Утагавы, — сообщил Мори.
— Баба — это тот самый, который изучал голландскую медицину? — удивленно спросил Нобору. — А Красная Борода учился у него еще до Утагавы?
— Сам Ниидэ об этом не говорил, поэтому не могу поручиться за достоверность, но ходили слухи, что он был любимым учеником Бабы. Тот хотел даже сделать его своим преемником, но Ниидэ отказался, ушел от него и отправился самостоятельно изучать голландскую медицину в Нагасаки.
Нобору оторопел. Ему припомнилось, как свободно Ниидэ пользовался голландскими терминами, рассуждая о причинах смерти ракового больного. Тогда он решил, что Ниидэ почерпнул эти сведения из его дневников. Как он ошибся! По-видимому, Ниидэ прекрасно владел голландским языком, свободно читал новейшие книги и преуспел в изучении современной европейской медицины значительно больше, чем Нобору. Значит, у Ниидэ вовсе не было необходимости читать его дневники и рисунки.
«Зачем же он потребовал их у меня? Наверно, от природной скромности, из желания черпать знания из любого источника. А я подумал, будто Красная Борода решил присвоить принадлежащее исключительно мне. Какой стыд!» — бранил себя Нобору.
— Почему ты меня расспрашиваешь о Ниидэ? Что-нибудь между вами произошло? — спросил Мори.
Нобору рассказал о сегодняшнем разговоре, о том, как поносил себя Ниидэ.
— Странно, — пробормотал Мори. — Может, говоря о предательстве, он имел в виду уход из школы господина Бабы, который намеревался сделать его своим преемником? Что до воровства и прочего, то это звучит абсолютно нереально.
— Согласен, — кивнул Нобору, — но он говорил так серьезно, будто давал показания в суде. И все же, мне думается, его слова не следует воспринимать в прямом смысле.
— Он слишком строг к себе, — сказал Мори. Нобору и Ниидэ вновь посетили квартал веселых домов в Микуми через неделю. С неба так лило, будто вновь наступил сезон дождей. В тот вечер у Нобору оставило неприятный осадок посещение менялы Токубэя Идзумии. Полгода назад его сорокалетнюю жену разбил паралич, и с тех пор Ниидэ регулярно ее посещал. В тот день он снова прописал ей дорогие лекарства и, по-видимому, рассердил этим Токубэя. Когда Ниидэ закончил осмотр, тот предложил ему выпить чаю и, поглядывая на него с усмешкой,
