на отца, который отправил его к Ниидэ.
— После истории с Тигусой мы очень беспокоились за тебя, не знали, как ты отнесешься к новой работе. Ниидэ говорил, что тебе там сначала все не нравилось.
— Напротив, мне просто повезло, — улыбаясь, ответил Нобору.
Посоветовав матери держать ноги в тепле и следовать строгой диете, Нобору простился и пошел в больницу.
Macao проводила его до порога. Он попросил приглядывать за матерью. Она ответила, что будет ждать его прихода, и долгим взглядом посмотрела ему в глаза.
Выйдя на улицу, Нобору вдруг почувствовал, как его захлестнула радость. Он запомнил долгий взгляд Macao, ее длинные ресницы, которыми она прикрыла глаза, пытаясь утаить вспыхнувшее в них чувство.
«Ну а Тигуса?» — подумал он и решительно покачал головой. Воспоминания потеряли свою остроту, и он уже не испытывал к ней любви, лишь холодное безразличие и даже неприязнь. Наверно, он и сам уже не тот. Работа в больнице изменила его самого и его взгляды. И, честно говоря, он был рад этому.
Он теперь многое познал в человеческой жизни, повидал людей в самых различных обстоятельствах, узнал, как влияют на них несчастья, бедность, болезни. И этот опыт позволил ему постичь различие между Тигусой и Macao.
— И все же не следует горячиться, — пробормотал он, невольно подражая Ниидэ. — Да, Macao мне нравится, но не будем спешить, не будем спешить...
Нобору почувствовал, как его лицо заливает краска. Чтобы вернуть душевное равновесие, он надумал тут же заняться чем-то полезным. Был только третий час, и он, не заходя в больницу, отправился в район «Задов Идзу-самы».
Прежде всего он решил заглянуть к Дзюбэю, но, когда проходил мимо дома управляющего, тот выскочил на улицу и окликнул его.
— Я как раз собирался отправить посыльного к вам в больницу, — расстроенно пробормотал Ухэй. — Случилось несчастье. Целая семья пыталась покончить жизнь самоубийством. Приходил доктор Коан, но он смог лишь оказать первую помощь... Нет, это не с Дзюбэем — тот по- прежнему глядит на своего соловья в корзине. Несчастье случилось с семьей Горокити!
— Как это произошло?
— Отравились, — мрачно сказал Ухэй, спеша за Нобору. — Доктор Коан сказал, что они выпили крысиного яда. В доме стоит ужасный запах.
Младшая девочка О-Ити скончалась сразу, остальные дети были в тяжелом состоянии. Меньше яд подействовал на Горокити и его жену. Когда вошел Нобору, в комнате стоял тошнотворный запах серы и какой-то кислятины.
— Простите, господин доктор, что доставили нам неприятности, — с трудом шевеля губами, прохрипел Тёдзи, завидев Нобору.
— Почему ты просишь прощения? — с мягкой улыбкой спросил Нобору. — Ведь ты не совершил ничего дурного.
Тёдзи прокашлялся и едва слышно сказал: «Гинкго». Говорить ему было трудно, и Нобору приблизил ухо к его губам. Оказывается, он не забыл свое обещание насчет плодов гинкго, но у матери не хватило денег на муку и пришлось их продать.
— Не думай об этом, Тёдзи. Честно говоря, я не очень гинкго люблю, да и о твоем обещании совершенно забыл. Так что не беспокойся. И вообще, это не по-мужски — переживать из-за такой мелочи.
— В следующий раз обязательно подарю. Если в этом году не успею, то в будущем.
— Договорились.
Они согнули мизинцы на правой руке и соединили их. Пальцы Тёдзи были очень горячие, но какие-то вялые. «До будущего года надо еще дожить, крепись, Тёдзи, стоит ли умирать из-за этой отравы», — бормотал Нобору. Он выписал рецепт, отправил в больницу посыльного за лекарством и просил передать Ниидэ, что, по-видимому, задержится здесь на всю ночь.
В четыре часа скончалась шестилетняя О-Миё, а к вечеру умер старший сын Таракити. Покойных потихоньку переносили в дом управляющего. Из детей оставался в живых один лишь Тёдзи. Горокити и его жена О-Фуми, видимо, понимали, что происходит, но ничего не говорили. Нобору взял микстуру, доставленную из больницы, и напоил Тёдзи. Того сразу вырвало — организм не принимал жидкости. Горокити же и его жена наотрез отказались пить лекарство.
— Как вам не стыдно! — не сдержавшись, крикнул Нобору. — Люди так беспокоятся за вас, а вам наплевать!
В конце концов они, морщась, проглотили микстуру.
Вечером появился доктор Коан — полный мужчина лет сорока. Не обращая внимания на Нобору, он наспех осмотрел супругов и Тёдзи и, скорчив кислую гримасу, ушел. Вскоре заглянул Ухэй и предложил Нобору разделить с ним ужин. У Нобору с утра во рту не было маковой росинки. Он попросил соседку подежурить в его отсутствие и отправился к Ухэю. Пока он ел рис и жареную рыбу с соленьями, управляющий вкратце рассказал о случившемся.
Около семи утра Горокити заглянул к соседям и, сказав, что с женой и детьми идет помолиться в храм Асакуса, запер дверь и ушел. Никто из соседей не усмотрел в этом ничего подозрительного, хотя всем семейством ходить в храм на молитву здесь было не принято.
— Насчет храма они соврали, — продолжал Ухэй. — На самом деле они потихоньку, чтобы никто не заметил, тут же возвратились домой. Это не составило труда, поскольку все соседки о чем-то болтали у колодца.
После полудня жившая рядом О-Кэй услышала странные стоны и какую-то возню, доносившиеся из дома Горокити. Она испугалась и подняла крик, на который сбежались соседи.
— Но отчего все семейство вдруг решило покончить жизнь самоубийством? — спросил Нобору, отложив в сторону палочки для еды.
— Не знаю, — ответил Ухэй. — У постоянно голодных людей может быть много причин для самоубийства. Подтолкнуть их к смерти способна любая мелочь. Уж очень тяжко им живется на этом свете.
Поблагодарив за ужин, Нобору поднялся из-за стола и направился было к двери, но вдруг, вспомнив о чем-то, спросил:
— Скажите, а этот доктор Коан к вам заходил?
— Заходил, — сердито ответил Ухэй. — Хотел выяс нить, кто заплатит за выписанные им лекарства. О состоянии больных — ни слова. Сказал лишь, что лекарства стоят столько-то, и потребовал, чтобы ему как можно быстрей уплатили. Доктор он никудышный, но известен по всей округе своей жадностью.
— Насчет того, что «никудышный», я с вами не согласен. Он своевременно и со знанием дела оказал первую помощь.
Нобору вышел наружу. Небо заволокло облаками, дул пронизывающий ветер. В большинстве бараков двери были закрыты, кое-где сквозь щели пробивался свет. Доски, по которым ступал Нобору, громко скрипели.
Не доходя до дома Горокити, он вдруг остановился: до него донеслись странные, тоскливые звуки. Казалось, что они идут из-под земли.
— Что с вами?
Нобору вздрогнул от неожиданности и не сразу понял, что это Ухэй.
— Ах, вот оно что! Вас испугали эти звуки? — рассмеялся Ухэй. — Это заклинания! Вам, наверно, такой обычай неизвестен. Подойдите поближе.
Нобору послушно последовал за Ухэем. Вскоре они увидели у колодца нескольких женщин с фонарями. Они подходили к колодцу по двое и, склонившись над ним, кричали: «Эй, Тёдзи, эй, Тёдзи!» Их печальные, умоляющие голоса эхом отзывались в колодце, отражались от его стенок и дна, обретая неестественное, какое-то потустороннее звучание, от которого мороз продирал по коже.
— Они просят Тёдзи остаться, — шепнул Ухэй. — Считается, что колодец уходит глубоко под землю, и если выкликать в него имя человека, который вот-вот уйдет из жизни, он обязательно вернется в этот мир.
На небе не было ни звездочки. Ветер поднимал пыль на темной дороге. Он был несильным, но пронизывал до костей, будто напоминая, что зима не за горами. Нобору постоял, прислушиваясь. Он надеялся, что Ниидэ, узнав от посыльного о случившемся, зайдет, но тот так и не появился. Нобору просидел в доме Горокити до одиннадцати часов, потом отправился соснуть к управляющему. На новом месте обычно не спится, но он вспомнил встречу с Macao, подумал о возможной женитьбе и, ощутив блаженное чувство счастья, незаметно уснул.
Его разбудили около трех утра.
— Извините, что побеспокоили, но Тёдзи очень просит вас прийти к нему. Мы объяснили, что ночь на дворе и вы отдыхаете, но он настаивает.
— Наверное, кризис, — пробормотал Нобору, вставая.
— Не могу знать. На все уговоры он отвечает: «Хочу сейчас же видеть доктора!»
— Который час?
— Четвертый. — Ухэй, зябко поеживаясь, закутался в ночное кимоно. — Сюда пришла О-Кэй — она вас проводит.
— Иду. Только переоденусь.
О-Кэй была та самая соседка Горокити, которая первой узнала о случившемся. С тех пор она неотлучно дежурила возле больных. Это она собрала соседок, командуя не хуже мужчины, помогала переносить умерших детей в дом Ухэя, кипятила чай и ухаживала за Горокити, его женой и Тёдзи. Теперь она удрученно шла впереди Нобору, светя ему фонариком.
— Доктор, вы спасете Тёдзи? Он выживет? — спросила О-Кэй, когда они подходили к дому Горокити.
— Выживет, если протянет до утра, — мрачно сказал Нобору.
— Понимаю, — вздохнула О-Кэй. — А эта О-Фуми, жена Горокити, тоже хороша. Ну хоть бы посоветовалась сначала со мной. Так нет — сразу травиться!
Внезапно О-Кэй остановилась и, прижав передник к лицу, заплакала.
— Знаете, доктор, — проговорила она сквозь слезы, — мы с О-Фуми были как родные сестры. Ведь и моя семья небогатая, живем впроголодь, и другим ничем особым помочь не можем. Но до сегодняшнего дня мы с О-Фуми советовались друг с другом по любой мелочи, как говорится, делились последней щепоткой соли. — О-Кэй умолкла, стараясь подавить рвавшиеся из горла рыдания. — В
