Красная Борода

сразу не решишь. — Ино покраснел и потянулся к бутылке. — А кроме того, надо получить со­гласие... Не желаете ли суси?

—  Как я понимаю, ты намерен жениться на О-Суги, — неожиданно выпалил Нобору.

—  Жалко мне ее, — пробормотал Ино. — Все время об­служивает эту сумасшедшую, таскает для нее еду, моет по­суду, даже ночной горшок подает... И никто не знает, когда это кончится. У меня просто душа болит, когда гляжу на нее.

—  Так ты собираешься жениться на ней из жалости? — спросил Нобору.

—  Ни в коем случае! Откуда вы это взяли? Конечно, мне ее жалко, но женюсь я на ней потому, что люблю. Я до сих пор видел многих женщин, но такой, как О-Суги, не встречал. С ней я готов быть вместе до конца жизни — и не разлучусь, как бы трудно нам ни пришлось.

Нобору молчал.

—  Я говорю правду. — Глаза Ино увлажнились. — С тех пор как я увидал О-Суги, во мне будто проснулась уверен­ность. Впервые в жизни я подумал: вместе с ней мне ничего не страшно, со мной она будет счастлива, ради этого я сде­лаю все, что в моих силах.

—  Ты и правда в этом уверен?

—  Спросите у Токити. Он подтвердит, что такого я еще никогда и никому не говорил. Если О-Суги будет рядом, ни­что не заставит меня от нее отступиться.

Наверно, так оно и есть, подумал Нобору, кажется, Ино и в самом деле полюбил впервые в жизни. До сих пор он был пассивной стороной — Токити о нем заботился, жен­щины завлекали. Теперь же он сам сочувствует положе­нию, в каком оказалась О-Суги, хочет сделать ее счастли­вой — лучшее доказательство того, что он, как мужчина, почувствовал себя сильным и самостоятельным. Размыш­ляя так, Нобору решил для проверки съехидничать.

—  А как насчет «трех раз»? — спросил он.

—  Каких еще «трех раз»? — удивился Ино, подозри­тельно глядя на Нобору.

—  Это я просто так, пошутил. Не обращай внимания. А о твоей просьбе я поговорю с доктором Ниидэ. — Нобору засмеялся и пошел к двери.

—  Прошу вас. — Ино склонил голову, потом, глядя Но­бору прямо в глаза, решительно произнес: — Предупре­ждаю, если не согласитесь оставить меня здесь, я убегу, и не один — возьму с собой О-Суги. Так и передайте доктору Ни­идэ.

Нобору кивнул и вышел в коридор.

Напрасный труд

1

— Я  знаю, больные недовольны тем, что в больничных палатах постель приходится рассти­лать на полу, — говорил Ниидэ во время обхода. — Им не нравятся одинаковые больничные халаты на завязках. Им кажется, будто их поместили не в больницу, а в тюрьму. Кстати, так думают не только больные, но и врачи. Ну, а каково твое мнение, Нобору?

—  На этот счет у меня нет никакого мнения, — пробор­мотал Нобору и поспешно добавил: — Пожалуй, это не­плохо — с чисто гигиенической точки зрения.

—  Не льсти! Больше всего не терплю угодничества. Нобору промолчал.

—  Самое вредное в наших домах — циновки, — продол­жал свои рассуждения Ниидэ. — В прежние времена ими не пользовались. Говорят, Мицукуни[19] из Мито запретил сте­лить в замке на пол циновки. Считается, будто тем самым он хотел поддержать присущий старому самурайству дух здоровой простоты. Может, и так, но мне думается, при­чина в другом — в рациональном характере старинных японских жилищ. Недаром на протяжении более двух тысяч лет в японских домах были исключительно дощатые полы, на них ничего не стелили, и лишь с годов Гэнроку[20] вошли в обиход циновки.

—  Но ведь были же циновки для сидения?

—  Да, но они были в ходу лишь в аристократических домах и использовались только во время церемоний. Обыч­но же на пол циновки не стлали, предпочитая голые доски.

Дорога пошла в гору. В этот послеполуденный час солнце палило нещадно, хотя по календарю уже приближа­лась осень. Стояла тишина, ни малейшего дуновения ветер­ка. И, как назло, на небе ни облачка. Солнце жгло спину, казалось, лучи его стали физически ощутимы и их можно было потрогать руками. Нобору обливался потом, а Такэдзо, тащивший на спине корзину с лекарствами, буквально изнемогал. Пот стекал по лицу, попадал за воротник, и Но­бору едва успевал утираться. Лишь Ниидэ шествовал как ни в чем не бывало, и даже испарины не выступало у него на лице. Нобору уж давно обратил на это внимание. Ниидэ был человеком плотного телосложения, плечи бугрились мышцами, руки большие, с толстыми, как у крестьянина, пальцами, лишь бедра были узкие, как у юноши. Чем-то он напоминал грозного, матерого быка. Казалось, по своей комплекции он должен был потеть вдвое сильней, чем обычный человек, однако не потел, и это удивляло Нобору.

—  Неужели вам не жарко? — спросил он.

—  Конечно, жарко, — ворчливо отрезал Ниидэ.

У Нобору не хватило смелости спросить, почему в таком случае на нем не заметно ни капельки пота.

—  У нас в стране чересчур влажный климат, — продол­жил свои рассуждения Ниидэ, — а циновки впитывают в себя влагу и пыль. Зайди в любой дом и попробуй потрясти циновки, которые только что чистили. Обязательно подни­мется столб пыли. Они словно созданы для того, чтобы впи­тывать и накапливать в себе влагу, пыль, грязь. Само со­бой, в богатых домах их стараются часто менять. Беднякам же такое не по карману. Ты и сам это видел, посещая боль­ных, живущих в бараках. Там десятилетиями не меняют ци­новок, чистят их редко и кое-как. В результате они тре­плются, становятся рассадником заразы, там заводятся вши и блохи. Мало того. Как правило, жилища бедняков расположены в низких местах, полы их жилищ соприкасаются с влажной, непросыхающей почвой, циновки набухают от влаги, хоть выжимай, и неудивительно, что люди, живущие в таких условиях, заболевают.

Поэтому-то мы и предпочитаем обычные подстилки в нашей больнице — их без труда можно просушивать на солнце. Разве это не гигиеничнее и не рациональней?

Слушая Ниидэ, Нобору думал не столько о том, согласен ли он со своеобразной теорией, выдвинутой Красной Боро­дой, сколько об удивительной решимости и энтузиазме этого человека, который гнет свою линию, несмотря на протесты и недовольство окружающих.

Пожалуй, только Ниидэ способен руководить столь не­обычной больницей, подумал он про себя, утирая струив­шийся по лицу пот.

Они уже добрались до района Хонго, когда Нобору об­ратил внимание на молодого человека, шедшего им на­встречу. Он был одет в застиранное летнее кимоно, на но­гах — соломенные сандалии. Юноша не только не уступил дорогу, но даже толкнул Ниидэ. Шедший чуть сзади Нобору догадался, что сделал он это неспроста. Ниидэ пошатнулся, но устоял на ногах.

—  Эй, старик, не видишь, что ли? Разуй глаза, — заво­пил юнец.

Ниидэ внимательно поглядел на него и спокойно сказал:

—  Извините, не заметил.

—  Нет уж, старая образина, тут извинением не отде­лаешься! На такой широкой улице — и не можешь уступить дорогу! Ты нарочно меня толкнул, — продолжал вопить не­знакомец, засучивая рукава.

Вне себя от возмущения, Нобору выступил вперед, но Ниидэ отстранил его, вежливо поклонился и спокойно ска­ зал:

—  Как вы изволили сказать, я в самом деле старик. Уж вы простите великодушно, задумался и вас не заметил.

—  Тьфу! — Юноша зло оглядел Ниидэ и, не зная, к чему бы еще придраться, сплюнул. — Все настроение испортил старый черт! Глядеть надо, когда идешь по улице.

—  Ну и тип! — возмутился Нобору, когда тот удалил­ся. — Он нарочно толкнул вас — я видел!

—  Да, нарывался на ссору, — ответил Ниидэ. — В молодости люди иногда приходят в подобное состояние. Помнит­ся, и со мной такое бывало.

«Я бы избил этого негодяя до полусмерти», — хотел ска­зать Нобору, но промолчал и, сжав кулаки, двинулся вслед за Ниидэ.

2

В  районе Микуми есть квартал небольших веселых домов. Одноэтажные дома, разделен­ные на маленькие комнатки с отдельным входом. В каждой комнате — по две женщины. Временами им запрещали за­ниматься своим ремеслом, потом снова разрешали — все за­висело от снисходительности или строгости местных вла­стей, — так что количество увеселительных заведений и обитавших в нем женщин все время менялось.

Раз в десять дней Ниидэ совершал обход этого квартала и нередко силой подвергал осмотру женщин, заставляя их лечиться. Мори рассказывал, что осенью позапрошлого года три женщины пришли в больницу просить о помощи. Все они были заражены сифилисом и истощены до крайно­сти. Ниидэ принял неотложные меры и потребовал, чтобы в больницу пришла их хозяйка. Та заявила, что этих жен­щин в глаза не видела. Тогда-то Ниидэ вместе с представи­телями власти впервые отправился в район Микуми. С тех пор он регулярно подвергал осмотру и лечению тамошних женщин.

По словам Мори, вернувшись в тот день в больницу, Ни­идэ несколько раз повторил одну и ту же фразу: «Нет в этом мире плохих людей». Это, конечно, не означало, будто в мире вообще одни лишь хорошие люди. Просто он пытался сам себя убедить, что плохих людей вообще не должно быть. Что до трех проституток, которые пришли в боль­ницу просить помощи, то одна из них умерла, а двоих Ниидэ выхаживал полгода. После выздоровления одна уехала в ро­дительский дом в Мито, а другая сбежала. У нее не было ни родителей, ни родственников, и Ниидэ предложил взять ее на кухню судомойкой, но вскоре она исчезла, и сколько ее ни разыскивали, найти не могли.

Об этих событиях двухлетней давности Нобору узнал от Мори, но и теперь в больнице находились две девицы лег­ кого поведения, и Ниидэ поручил ему заняться их лечением.

В районе Микуми Нобору оказался впервые.

—  Тебе не приходилось бывать в веселых домах? — не­ожиданно спросил Ниидэ,