одну разумную вещь сказал, нам надо будет потом поговорить.
— Мм, ну я пошел? — Сам несколько натянуто улыбнулся. — Спасибо за угощение, Максим Максимович. Андрюха, скликаемся.
Мальчики ударили по рукам, и Сам умчался. Они могли бы проехать вместе до Подстанции, но сейчас Саша явно удирал от неприятных слов и неприятных мыслей.
— Па, я больше не хочу. — Андрей отодвинул картонный поддончик с хот-догом.
— Тогда пойдем. Мама ждет и обещает на обед свинину по-еврейски.
Эту кулинарную небывальщину Андрей любил, но сегодня мысль о ней что-то не очень радовала. Он не думал, что отец устроит ему выволочку за поведение на уроке этики — это мама могла бы печально выговорить: «Андрюша, ну разве нельзя было промолчать? Зачем нужны эти постоянные конфликты?» А отец — нет. Но глаза его были серьезны, и Андрей терялся в догадках — о чем они будут говорить дорогой? То есть поговорить было о чем — хотя бы о Зойке. Но отец явно хотел о другом. Во всяком случае, пока.
В метро они молчали и домой не поехали, как обычно, на автобусе — две остановки, — а зашагали напрямик через парк.
Наконец Андрей не выдержал.
— Па, а что мы можем для нее сделать?
— Не знаю. — Отец вздохнул. — Самое скверное — то, что мы очень мало для нее можем сделать. У нее один выход — покинуть семью. Но если она уйдет…
Выберут ее младшую сестренку, понял Андрей. Или еще одну девочку. Да таких родителей надо прав лишать! Лучше в приюте, чем с теми, кто уже приговорил тебя к смерти и только ждет совершеннолетия. Андрей уже открыл было рот, чтобы озвучить эту мысль, но промолчал. Что-то было в этой мысли не то: изъян, дырка, которая беспокоила как дупло в зубе… Наверное, можно уговорить Зойку бросить семью — и следующую за ней девочку, и следующую, — это никого не спасет, но хоть шансы уравняет. Стоп! Вот именно. Уравняет шансы — но ведь шансы равны, только пока эти еще не выбрали, кого навестить в полнолуние. Кстати, сегодня. А как только они выберут — шансы того, кого выбрали, разом падают до нуля…
— Андрейша, — голос отца прервал ход мыслей, — я только что встречался с учителем…
— А… и что он тебе сказал?
— Да я и раньше знал, только… к тебе не прикладывал. У большинства идентифицированных деятелей сопротивления был высокий индекс альтруизма в сочетании с положительной реакцией в тесте «Пистолет». Проще говоря, Андрейша, ты подставился и обратил на себя внимание.
— И что теперь? — Андрей знал, что ему следовало бы испугаться, но вообще-то ему хотелось заорать «Уау!» на весь парк. «Деятели сопротивления», ага, Кобыл небось сказал «террористы». — Что мне теперь делать?
— Теперь ничего. Если ты сейчас вдруг попытаешься стать как все, это тем более заметят. Я подумаю. Посоветуюсь кое с кем.
«Кое с кем»? Знаем мы этого «кое-кого». Значит, на днях приедет дядя Миша. Отец никогда и никого не предупреждал о его визитах, хотя сам наверняка знал заранее. Чем занимается дядя Миша, откуда приходит и куда уходит — это было табу, об этом не говорили даже между собой. Иногда с ним были другие люди, иногда эти люди появлялись сами — без него, но от него, — они оставались в доме на одну ночь (в комнате Андрея; сам Андрей в это время спал на надувном матрасе у сестры) и уходили опять же неизвестно куда.
Примерно год назад отец вызвал Андрея на разговор. «Помнишь, я давал тебе фильм про Дракона?» — «Угу». — «Так вот, дядя Миша — это такой… Ланцелот. Его убьют, если узнают, кто он. Нас убьют, если поймают его у нас. Поэтому ты не должен говорить о нем никогда, ни с кем. Он мой дальний родственник, троюродный брат, где он работает — ты не знаешь. Вот и все».
Что приедет дядя Миша — это круто. Это «Ура-ура, закричали тут швамбраны все!». Но, поглядев на отца, Андрей понял, что плясать качучу рано. Отец обеспокоен.
— Па, а как ты думаешь — что я должен был делать?
— Честно говоря, Андрейша, понятия не имею. Я тоже был чемпионом смерти. Добро пожаловать в клуб. — Он улыбнулся.
— Зойка… Зоя Зервандова… сказала, что, если бы каждый дал другому по дублону и черной метке вместе, мы бы поломали эту игру.
— Да, верно, — согласился Максим. — Какая умная девочка, мне это в свое время в голову не пришло. Андрей, ты не думал ее пригласить к нам как-нибудь? Или побывать у нее в гостях?
— Ты… хочешь? — спросил Андрей.
— Понимаешь, эта игра… ее популяризовал очень глупый и тщеславный человек, но разработали люди умные. Учитель наверняка говорил вам, что ее цель — научить вас совершать выбор в трудных жизненных обстоятельствах. Он, может быть, и сам так считает, но это неправда. Ее цель, как я это вижу, — разделить вас. Не допустить создания прочных горизонтальных связей.
Поймав недоуменный взгляд сына, он пояснил:
— Вот смотри: ты подчиняешься учителю, учитель — директору, директор — районному образовательному совету. Это связь вертикальная, сверху вниз и снизу вверх.
— Командная цепочка?
— Она самая. А вот между тобой и Сашей или Зоей возможна связь горизонтальная. Вы на одном уровне. Теперь представь себе, что вертикальная связь — это как нитка бусин. Кто потянет за верхнюю — вытащит все остальные. Потянут за того же учителя — вытащат тебя, понимаешь? А вот если в классе будут прочные горизонтальные связи…
— То не смогут, — кивнул Андрей.
— По меньшей мере это будет труднее… А теперь смотри: единственный человек, который придумал, как поломать игру, — изгой для всего класса. Ты наверняка узнал кое-что неприятное о ком-то из своих одноклассников. Да и о себе тоже. После этого вы уже не будете такими, как прежде. Даже те, кто решит, что сочувствовать и помогать все равно нужно, будет делать это… в одиночку. Когда ты немного подрастешь, я тебе дам книгу одного ученого — Бруно Беттельхайма… Там есть о таких психологических экспериментах над людьми…
«Когда подрасту? Вот уж фиг, — подумал Андрей, постаравшись запомнить имя ученого, чтобы сегодня же ночью отыскать его книги в библиотеке. — А вот Зойке действительно надо будет как-нибудь позвонить, ну, когда будет время».
Парк закончился. Отец и сын пересекли проезжую часть и зашагали вдоль забора, так густо поросшего хмелем, что под листьями не виден был красно-коричневый кирпич. Блеснула стеклопластиком прозрачная раковина — навес остановки автобуса, на котором они не поехали. Миновав остановку, они свернули в переулок между рядами одинаковых двухэтажных домов, на четыре квартиры каждый, — и оказались перед домом номер восемь. Из соседского окна залаял приветственно пекинес Бинки. Отец открыл дверь — она не запиралась, — и нос Андрея был обласкан ароматом сладкого томатного соуса к свинине по-еврейски.
— Ирина! — крикнул с порога Максим. — Мужчины пришли!
Андрей закрыл дверь и почувствовал, как разошлись, расслабились какие-то мышцы за затылком. Дома было дома. Вот шли они с отцом через парк — и было хорошо, а дома все-таки… Может быть, потому, что парк был чужой, а дом свой собственный, надо будет потом подумать и спросить.
— Мыть руки! — скомандовала мама, показываясь из кухни. Она уже переоделась к обеду и даже слегка подкрасилась, кажется.
Оксаны не было ни видно ни слышно — наверное, опять осталась обедать в университете с этим своим Витей…
Пока Андрей мыл руки, память о дурацкой игре слегка потускнела. Спагетти и свинина, тушенная в сладком соусе, прогнали гадостный привкус окончательно. За обедом говорили о новой драме, об игре, которую переводил отец, и о том, что можно будет, наверное, сдав работу, сделать первый взнос за машину. В городе автомобиль не очень-то был и нужен — метро или троллейбусом едва ли не быстрее, — но зато с ним можно уже выбираться за город, не привязываясь к автобусным маршрутам.
