недостаточно. Никакие оправдания не помогут. Нужны реальные действия.
Если бы бабка с дедом не отправились в Италию, она сама убедила бы их сделать это. Показывать, что они ищут причину. Не прятаться за спасительную формулировку «без комментариев»; наоборот, как можно чаще и подробнее комментировать случившееся. Снова и снова использовать наименование компании, думала София. Пусть оно будет на слуху. Как и фамилии владельцев и сотрудников фирмы.
Однако с именем Маргарет Боуэрс нужно обращаться как можно деликатнее. Конечно, проявлять сочувствие, но не принимать на себя вину в ее смерти.
Чтобы сделать это, Софии нужно было перестать думать о Маргарет как о человеке.
Если это бездушие — что ж, она станет бездушной. А со своей совестью разберется позже… Война так война. Она будет сражаться, что бы ни случилось. И не остановится ни перед чем.
Ей почудилось какое-то движение.
— Кто здесь? — Пронырливый репортер? Убийца? Не успев подумать, София бросилась вдогонку. Через секунду в ее руках оказалась отчаянно отбивавшаяся девочка.
— Отпустите! Я имею право быть здесь! Мне разрешили!
— Извини. Извини, пожалуйста. — София сделала шаг назад. — Ты меня напугала.
«Не очень-то ты испугалась», — подумала Мадди. Но сама девочка была испугана.
— Я не делала ничего плохого.
— А я этого и не говорила. Я сказала, что ты меня напугала. Кажется, в последнее время мы все стали слишком пугливыми. Послушай…
Она заметила, что лицо девочки залито слезами. Самой Софии тоже хотелось плакать, но она не хотела, чтобы это было заметно, а потому повторила:
— Слишком многое произошло за это время. Я вышла немного проветриться.
— Мой отец работает.
Это заявление прозвучало так вызывающе, что София невольно задумалась.
— На него многое свалилось. Как и на всех нас. Мои бабушка и дедушка утром улетают в Италию. Я волнуюсь за них. Они уже не молоды.
Самообладание Софии слегка успокоило обиженную на отца Мадди. Девочка начала понемногу оттаивать.
— Они не такие уж старые. Во всяком случае, песок из них не сыплется.
— Нет, конечно. И все-таки… Я бы полетела сама, но им нужно, чтобы я была здесь.
Мадди посмотрела в сторону флигеля. Ее губы дрожали. Только она одна никому не нужна. Вообще никому.
— По крайней мере, у вас есть дело.
— Да. Но если бы я знала, что делать дальше… Слишком многое случилось за последнее время.
Она покосилась на Мадди. Девочку явно что-то расстроило. София еще не забыла, какой была сама в четырнадцать лет. Хотелось обижаться на весь свет.
В жизни четырнадцатилетнего человека бывают такие моменты, по сравнению с которыми все остальное кажется комариными укусами.
— Похоже, мы с тобой в одной лодке… Моя мать, — сказала она, когда Мадди промолчала. — И твой отец. Это странновато.
Мадди вздрогнула и понурилась.
— Я лучше пойду.
— Ладно, но я хочу тебе кое-что сказать. Как женщина женщине. И как дочь дочери. Моя мать долго жила одна, без хорошего человека, который бы ее любил. Я не знаю, что думаете об этом ты, твой брат и твой отец. Но я, хоть мне это и немножко непривычно, рада, что появился мужчина, который может сделать ее счастливой. Надеюсь, ты не будешь возражать.
— Все, что я делаю, думаю или говорю, не имеет никакого значения.
«Обида на то, что с ней не считаются, — подумала София. — Да, это тоже знакомо».
— Это не так. Если нас кто-то любит, наши поступки и мысли имеют значение. — Она услышала чей-то топот и подняла глаза. — А судя по всему, тебя кто-то любит.
— Мадди! — Запыхавшийся Дэвид сгреб дочь в охапку и поднял ее в воздух. Он ухитрялся обнимать и трясти ее одновременно. — Ну что ты делаешь? Куда тебя понесло в такой темноте?
— Я просто гуляла.
— Твоя прогулка стоила мне три года жизни. Можешь драться с братом, можешь сидеть у меня в кабинете, но не смей больше уходить из дому без разрешения. Ясно?
— Да, сэр. — Мадди скорчила гримасу, хотя втайне была довольна. — Я не думала, что ты это заметил.
— Тогда подумай еще. — Дэвид привычным любовным жестом обхватил ее за шею. София заметила это и позавидовала. Ее отец никогда так не поступал.
— Это частично моя вина, — сказала она. — Я задержала Мадди дольше, чем следовало. Со всеми этими событиями у меня просто мозги разбежались. Не знаю, что делать.
— Вы должны отдохнуть. Завтра будет трудный день. Ваша матушка свободна?
Он не заметил, что Мадди напряглась, но от Софии это не укрылось.
— Думаю, да. А что?
— Я запутался в докладах и сообщениях на итальянском. Дело пойдет быстрее, если мне поможет человек, знающий язык лучше, чем я.
— Я скажу ей. — София посмотрела на Мадди. — Она с удовольствием поможет.
— Спасибо. Ну что ж, я пошел загонять ребенка домой. Увидимся на совещании. В восемь утра.
— Да… Спокойной ночи, Мадди. — София смотрела им вслед. Отец и дочь шли к флигелю; силуэты их тел в лунном свете слились и казались единым целым.
Трудно осуждать ребенка за то, что он хочет сохранить прежний порядок вещей. Трудно мириться с изменениями. Особенно если тебе живется неплохо.
Но изменения происходят. Поэтому лучше принимать в них участие. А еще лучше самому вызывать эти изменения.
Тайлер не включал ни радио, ни телевизор. Не обращал внимания на телефонные звонки. Легче всего было держать себя в руках, не обращая внимания на средства массовой информации. Хотя бы несколько часов.
Он просмотрел свои папки, полевые журналы, все записи, которые смог найти, и мог поручиться, что продукция винодельни Макмилланов совершенно безопасна.
Однако за Маргарет он поручиться не мог. Что это было: несчастный случай, самоубийство или убийство? Выбор был небогатый. Самоубийство он исключал полностью. Это не было похоже на Маргарет. Она не отличалась болезненным самолюбием и не могла покончить с собой из-за того, что Тайлер не пришел к ней обедать.
Может быть, она действительно была неравнодушна к нему, а он не обращал на это внимания, потому что не испытывал к Маргарет нежных чувств. И не хотел сложностей. Жизнь и так слишком сложна, чтобы смешивать в одну кучу деловое и личное.
Кроме того, она была не в его вкусе.
Его не привлекали честолюбивые деловые женщины, стремившиеся сделать быструю карьеру. На них требовалось слишком много сил.
Взять, например, Софию.
Он начинал уже бояться, что сойдет с ума, если не овладеет ею. «А почему бы и нет?» — спрашивал себя Тайлер, беспокойно расхаживая по комнате. Мысли о ней мутили разум, терзали тело и мешали сосредоточиться на работе.
А именно сейчас он никак не мог себе этого позволить! Долгосрочные прогнозы сулили заморозки, к которым следовало готовиться заранее. Вино в нескольких бочках созрело и было готово к розливу. Началось дискование почвы.
У него не было времени думать об убийствах, следствии и предстоящих судебных процессах. Или о женщине. Но оказалось, что избавиться от мыслей о женщине труднее всего.
«Потому что она проникла к нему в душу, — подумал Тай. — И так будет до тех пор, пока он не
