Николаевичу удавалось сохранять в коллективе, насчитывавшем около 300 человек, «Пастухова согласие». Правда, религиозные последователи «Пастухова согласия» осуждали пользование деньгами, выступали за нерасторжимость браков, отвергали самосожжение. Борис Николаевич деньги совсем не отвергал, но был готов последним поделиться с каждым нуждающимся. Нерасторжимость брака гарантировалась его очаровательной, милой и очень общительной супругой Жанной Павловной. Самосожжение как обряд для его жизнерадостной натуры было противоестественно. Но он не считался с собой, когда речь шла об обеспечении жизни других людей. В частности, Борис Николаевич, вел себя очень мужественно во время мартовского мятежа 1990 г. Под интенсивным обстрелом обошел все помещения, территорию посольства, пока не убедился, что все люди надежно укрыты.
На протяжении всей нашей работы у нас с Борисом Николаевичем было полное согласие и сотрудничество с ним доставляло большое удовлетворение.
В жизнеобеспечении Кабула и в целом Афганистана большую роль играло наше торговое представительство, которое возглавлялось очень талантливым организатором, замечательным человеком Романом Иосифовичем Купревичем. Он хорошо знал народное хозяйство Афганистана, его ведущие предприятия, руководителей экономических ведомств, предпринимателей, был очень активным, деятельным человеком. Роман Иосифович не только способствовал поддержанию торговых и других экономических советско-афганских отношений, но и возобновлению работы многих ранее остановленных промышленных предприятий, доставке в Кабул продовольствия из других районов страны.
Вообще Р. И. Купревич запомнился не только как хороший работник, но и очень порядочный человек, который много помогал и в решении военно-экономических вопросов. Конечно, в аппарате посольства были разные люди, в том числе и заведомые пьяницы. Но большинство сотрудников честно выполняли свои обязанности.
В решении военных вопросов наиболее тесное и повседневное сотрудничество наша оперативная группа осуществляла с представителями Комитета госбезопасности и внутренних дел. Необходимость взаимодействия с ними диктовалась прежде всего тем, что соответствующие афганские ведомства имели свои войска, которые вместе с афганской армией вели военные действия. Интересы дела требовали обеспечения единства руководства и согласованности действий вооруженных сил, состоящих из различных ведомств. По существу, кроме самого Верховного Главнокомандующего Наджибуллы и его личного секретариата не было органа, который бы объединял все эти ведомства в военном отношении. В связи с этим были особенно важными единство и согласованность действий со стороны представителей всех советских ведомств. Тем более, наши представители КГБ и МВД были хорошими специалистами в своей области деятельности, но не имели необходимой военной подготовки для того, чтобы квалифицированно направлять действия войск, выполняющих боевые задачи. Видит Бог, что лично я и работавшие вместе со мной генералы и офицеры Министерства обороны прилагали все усилия к тому, чтобы обеспечить тесное сотрудничество и согласованную работу. Но дело прошлое и надо честно сказать, что полное взаимопонимание в этом деле не всегда достигалось.
Легче решались вопросы совместной работы с представителями Министерства внутренних дел. Министр В. Бакатин еще при встрече в Москве прямо и определенно сказал мне, что в вопросах боевого применения войск, в том числе МВД, Вы в Афганистане наш главный представитель и все наши представители в этой отрасли деятельности будут работать под вашим руководством. Заинтересованность в такой согласованной работе проявил и представитель советского МВД генерал Г. А. Алексеев. Больше того, как всякий умный человек, заинтересованный в квалифицированном решении военных задач подведомственными ему войсками, он информировал меня о положении дел, советовался по основным вопросам организации войск, их боевого применения и управления ими. По этому в работе по линии МВД каких-либо затруднений в наших отношениях не возникало.
Труднее складывались вопросы нашего сотрудничества с представителями Комитета государственной безопасности.
В 1989 г. главным представителем по линии КГБ был генерал Владимир Павлович Зайцев. Он хорошо знал Афганистан и свое дело. Был очень прост в общении и обладал большой оперативностью в работе. Он принял меня с большой доброжелательностью и на первых порах помог наладить хорошие отношения лично с Наджибуллой. Занимал правильные позиции по вопросам обороны Кабула, Джалалабада и именно благодаря его поддержке удалось осуществить намеченные мероприятия.
После его отъезда главным представителем КГБ стал генерал Ревин Валентин Алексеевич, очень умный и эрудированный человек. Он был большим знатоком Афганистана. В свое время, выполняя спецзадания, обходил и объездил полстраны. В период, когда он был заместителем В. П. Зайцева, участвовал во всех заседаниях Ставки ВГК. Но после отъезда В. П. Зайцева, став главным представителем, он несколько изменил стиль своего поведения.
В целом сотрудничество и взаимодействие с представителями КГБ, конечно, было. Сама жизнь вынуждала идти на это. Да и внешне все выглядело довольно респектабельно. Я поддерживал постоянные связи по телефону с генералом Л. Шебаршиным в Москве, имел основательные беседы с ним во время его приездов в Кабул. Собственно, с ним и его представителями у нас не было особых расхождений в оценке военно-политической обстановки, в Афганистане.
Откровенно говоря, за высокий профессионализм, я даже как-то симпатизировал Леониду Владимировичу. По многим вопросам мы выступали с единых позиций.
Но то обстоятельство, что КГБ в Советском Союзе превратилось в своего рода государство в государстве, давало о себе знать и в наших зарубежных представительствах. С этим мне пришлось столкнуться и во время работы в Египте в 1970–1971 гг. Скажу сразу: в ряде возникавших сложностей и противоречий в работе я не видел и не вижу злонамеренных козней со стороны представителей КГБ по отношению ко мне или моим товарищам по оперативной группе. Думаю, что само положение органов КГБ и сложившаяся система их работы вынуждали даже их лучших представителей действовать теми методами, которые затрудняли работу, вызывали глухой протест многих советских людей, работающих за рубежом.
Даже послы, казалось бы главные представители государства, ничего с этим не могли поделать. И они прямо об этом признавались.
Во-первых, больше всего нездоровых явлений и справедливых возмущений вызывали недоверие к своим же людям, доведенная до абсурда подозрительность и всеобщая слежка за людьми. Причем, и в ЦК КПСС, и государственных органах, и особенно в Министерстве обороны и главном политическом управлении любой сигнал по линии КГБ принимался на веру, никто даже не пытался его проверять. Были, конечно, и правильные сообщения о недостойном, неблаговидном поведении отдельных сотрудников. Но немало было искалечено людских судеб и в результате совершенно несправедливых, необоснованных доносов.
В конце 1989 г. из Москвы последовало требование дать объяснение о недостойном поведении одного нашего генерала. Оказалось, что шофер посольской машины донес, что видел этого генерала в пьяном виде около гаража. Соответствующие органы, ни у кого ничего не спросив и даже не переговорив с «виновником» послали сообщение в Москву, которое сразу же получило распространение в различных инстанциях. На второй день выяснилось, что шофер перепутал и видел совсем другого человека. Но никакими телеграммами и устными докладами отменить ранее посланный органами «сигнал» и реабилитировать оклеветанного человека было невозможно. Первый «сигнал» вверх уже прошел и другие сообщения, если они даже были более точными, до высших инстанций уже не пропускались. Объяснения генерала после возвращения в Москву воспринимались сообразно известного анекдота: «Говорят что-то с ним было — он украл шубу или у него украли шубу».
В период, когда в Советском Союзе так много было уже эйфории по поводу гласности и прав человека, за оскорбление конкретного человека никто никакой ответственности не понес.
Во-вторых, не способствовала хорошему взаимодействию излишняя, не всегда оправданная закрытость и изолированность в работе представителей КГБ. Например, трудно было получить необходимые данные о состоянии войск афганского МГБ. Их надо было согласовывать с представителями нашего КГБ, на что уходило много времени. Или, например, первоначально ракетный дивизион Р-300 («СКАД») передали в состав войск МГБ. Иногда ночью звонят от президента или Генштаба и предлагают нанести ракетный удар по скоплению противника на подступах к Джелалабаду или Хосту, но без
