человеком, во-первых, закаленным, а во-вторых, и так достаточно изуродованным — поскольку, во-первых, и его самого это, должно быть, не слишком травмирует, во-вторых же, не слишком будет травмировать и того, кто собирался на материале операции защищать докторскую.
Случай был очень сложный. К тому же дело порядком затянулось — раны на лице сильно воспалились, и гной, можно сказать, лил как из ведра. Прошло несколько месяцев, прежде чем пациента привели в мало-мальски божеский вид и приступили к полной перекройке скроенных природой черт.
Для лица следовало использовать кожу с ляжек, так предписывали теория и практика. К несчастью, у Прекрасного Принца была ведь только одна ляжка, которой могло хватить, естественно, лишь на одну половину лица. Однако наличие трансплантата — вопрос чисто технический, хирурга это не касается. Он решил, что самое целесообразное взять кожу с ляжки, и так и сделал. Красивая работа! Кто бы мог ожидать! Потребовалось, правда, довольно много кожи, и пришлось подойти вплотную к паху, захватив кусочек волосатой непристойности, но его решили поместить на шею, чтоб никоим образом не портить пристойной наружности Прекрасного Принца. К сожалению, по тем или иным причинам, не представляющим здесь особого интереса, трансплантат повернули вверх ногами, так что завитушки оказались под глазом, но это уже детали. Операция, в общем и целом, блестящая!
Хирург был весьма доволен результатом, и, надо сказать, по праву. Многие приходили взглянуть на Прекрасного Принца, и король снова про него прослышал и прислал на его имя телеграмму, в которой подчеркивал, как ему повезло, что он живет в стране, где всячески поощряется прогресс медицины.
Когда поджила и другая, левая, половина лица, потребовалась соответственно еще одна пластическая операция. Лишь приступив к делу, обнаружили отсутствие у пациента левой ноги, что повергло в некоторое замешательство как ассистирующих, так и самого хирурга. Главное было, однако, не волновать пациента. Благодаря редкой согласованности в работе тренированных умов ассистирующих и хирурга, синхронно родилось предложение попробовать сделать пересадку с груди пациента, как вполне в данном случае уместную и с экспериментальной точки зрения новаторскую. Сказано — сделано. Лишь когда отделенную от груди кожу пришивали уже на новом месте, обнаружилось, что она имеет густошерстный покров — не такой, как, скажем, у медведя и козла или у кошки и кролика, а вполне человечий, но все же резко отличающийся по виду от поверхности кожи с ляжки, — однако, было уже поздно. Хирург быстро нашелся, дав понять, что он совершенно сознательно стремился вернуть пациенту его бороду, этот символ мужественности, и призвал малость одуревшего от морфия пациента побриться, как только представится возможность.
Итак, после того как операция была закончена, кожа приросла и повязка снята, левая половина лица Прекрасного Принца оказалась сплошь густоволосой, кроме одного местечка, где находился грудной сосок.
Прекрасный Принц снова был здоровехонек.
Ему следовало бы, разумеется, тем и удовольствоваться. Разве не счастье, что все так обернулось, и что хирург нацелен был на докторскую.
Он, однако, полагал, что достаточно претерпел за эти годы. Мало того, что от него долго нехорошо пахло гноем, так теперь еще одна половина лица у него вся бородатая, а другая гладкая, слоено ляжка, вплоть до кучерявой полоски под глазом. Да и сослуживцы его поговаривают, что глядеть теперь на него не слишком приятно и лучше б ему не показываться больше в ратуше, где ежегодно бывает столько туристов. Так что еще неизвестно, удастся ли ему устроиться на работу.
Муниципалитет проявил редкое великодушие. Без обиняков они признали, что да, действительно, с прочисткой имело место упущение, и что да, действительно, прочистка не входила в его обязанности. Но это еще не резон, чтобы отказываться от положенного им по закону права представить свои возражения. И, прежде всего: в данном случае налицо, надо полагать, смешанная вина.
Когда из открытой заслонки стрельнуло пламенем, то естественное чувство осторожности предписывало Прекрасному Принцу отпрыгнуть, чем он пренебрег. Учитывая вышесказанное, едва ли разумно возмещение ущерба в полном размере, другое дело — в размере третьей части того, что при иных обстоятельствах могло бы считаться правомерным.
На это Прекрасный Принц возразил, — и дернула же нелегкая, потом он язык готов был откусить, — что отпрыгнуть ему было не так-то легко, по той простой причине, что у него в наличии лишь одна нога.
Разве это не меняет дела!
Они же знали, нанимая его, что он одноногий.
Ну, хорошо, но ведь он-то, в свою очередь, прекрасно сознавал, открывая заслонку, сколь ограничена его возможность отпрыгнуть, и, тем не менее, не принял никаких мер предосторожности.
Он спросил, уж не думают ли они, что он по своей доброй воле заимел такие увечья, такую внешность и такую будущность.
Муниципалитет запросил консультацию психиатров, выразивших мнение, согласно которому, как сформулировано было позже в медицинском заключении, приходится поставить вопрос о наличии у данного субъекта известной врожденной склонности к мазохизму, имея в виду быстро прогрессирующий внешний распад личности, происходящий, видимо, в известной мере посредством личных усилий.
Те газеты, у которых хватало еще терпения заниматься этой историей, — история была далеко не новая, и помнившим Прекрасного Принца еще со времен взрыва он с течением лет стал казаться просто симулянтом, — уцепились за сей интересный и редкий по форме случай извращения. Под заголовком «Наслаждается ли он, испытывая отвращение к самому себе?» помещено было подробнейшее описание полученных им увечий, а также не всегда ловких попыток врачей как-то их замаскировать.
По прошествии некоторого времени, когда дело было рассмотрено во всех подробностях, выяснилось, что никакой муниципалитет никакого Прекрасного Принца па работу не нанимал. Просто некий муниципальный советник из собственного усердия, а также прельстясь возможностью снискать дешевую популярность скоропалительным интервью, предоставил ему де-факто следить за топкой, официально же никто его ни на какую работу не нанимал. И потому данный случай нельзя рассматривать иначе как только с позиций чистой гуманности. Но поскольку операции были сделаны бесплатно, а Прекрасный Принц, между прочим, вел себя достаточно бесцеремонно и вызывающе, то даже и с этих позиций нет оснований делать какие-либо далеко идущие выводы. Поэтому Прекрасный Принц приглашен был на вкусный обед в погребок ратуши, где, несколько опьянев, получил из рук в руки свою увольнительную с объяснением, что это чистая формальность, поскольку на работу его никто никогда не нанимал, после чего он, заявив, что понимает, сколь великодушно поступил муниципалитет, не потребовавший обратно выданное ему пособие по болезни, вышел на тротуар ночного, но ярко освещенного города.
Случилось, по несчастью, так, что именно в тот вечер на площади перед ратушей происходило очередное ежемесячное волнение. Не подумайте, что страна эта была прибежищем, недовольных или же мятежных элементов, вовсе нет, просто здесь так мудро все упорядочили, что наличное недовольство собиралось время от времени воедино и направлялось по определенному руслу.
Точно так же, говорил король, как отдельные потоки следует собрать воедино, прежде чем
