власть и оскорбляет лиц, ее представляющих, но чаще люди только пожимали плечами — жест, доступный пока еще и Прекрасному Принцу, — а, мол, пусть его.
Трактирный образ жизни чреват был, зато, другими для него осложнениями, не различимыми простым глазом. Во-первых, владельцев злачных мест, то бишь питейных заведений, не очень-то устраивало, чтоб он просиживал у них часами, ничего не заказывая, а во-вторых, его слушателей — нередко весьма подозрительных типов — очень устраивало, поднеся ему рюмочку-другую, развязать ему таким способом язык, а заодно кутнуть и самим.
Существуют, однако, известные правила человеческого общежития, которых необходимо придерживаться. Какие-то странности в человеке, конечно, можно простить. Вполне понятно, например, что человек, которого постигло несчастье, — судя, во всяком случае, по наружному виду, ибо что такое, в сущности, несчастье, не нам, смертным, судить, — вполне понятно, что такой человек может быть склонен, во-первых, драматизировать свое положение, во-вторых же, изливать желчь на тех или на то, что этому положению способствовало.
В известной мере простительна и несдержанность, и недостаток логики в рассуждениях. И даже, в конце концов, нарушение принципа неприкосновенности личности — в известных пределах. Когда имеешь дело с подобным индивидом, не следует особенно придираться к выбору выражений. Великодушие в подобных случаях поистине воздается сторицей.
Но всему есть мера. Всякий из нас согласится, что человеку с одной рукой и без обеих ног не следует потреблять алкоголь. Не говоря уж о том, чтобы сближаться с существами другого пола или за неимением таковых искать иного выхода своим инстинктам. Это уж бесспорно. Об инстинктах ему вообще следует забыть, поскольку инстинкты приличествуют индивидам, исправно функционирующим, инстинкты же при немощи, инстинкты при нарушении функций — тягостное зрелище для окружающих. Разумеется, это не аксиома, но каждый должен это учитывать, и в первую очередь сам, так сказать, потерпевший.
Однако в случае с Прекрасным Принцем изменения с ним совершались столь постепенно и в течение такого количества лет, что он не отдавал себе полностью отчета в нынешнем своем положении. Все было бы гораздо проще, если бы он при первом же несчастном случае с миной разом лишился всех конечностей, уж тут он сразу бы понял, или почувствовал, или на практике убедился, что человеку в его положении следует всему положить самый окончательный конец.
Он же лишался их, как говорят французы, peu a` peu, подобно тому, скажем, как лысеющий лишается волос — незаметно, помаленьку. Он не заметил, как наступил в его жизни момент, когда ему уже следовало бы воздержаться от того, чтобы услаждать себя стеснительным для окружающих образом.
Так получилось, что Прекрасный Принц, сам того не сознавая, весьма и весьма стал шокировать окружающих. Из-за этого в затруднительном положении оказались, прежде всего, владельцы питейных заведений, у которых, собственно, еще с момента первого появления Прекрасного Принца руки чесались выставить его вон — в самом деле, что за удовольствие посетителю ресторана, да хотя бы и кафе или закусочной, видеть перед собой личность, столь неполно отвечающую нашему представлению о полноценной личности.
В результате вокруг Прекрасного Принца возникла постепенно атмосфера всеобщей неприязни. Конечно, он был принц и, как таковой, во-первых, по рождению, а во-вторых, согласно правилам демократической игры имел те же права, что и остальные. Однако возникновению атмосферы всеобщей, повторяем, неприязни он помешать не мог.
Ну, так вот. Как-то раз, вечером, он появился на пороге очередной забегаловки, снаряженный разными необходимыми для передвижения приспособлениями. Те, кто наблюдал его на расстоянии, приспособлений этих не видели и приняли его по причине странной манеры передвижения за пьяного. Тем же, кто находился поблизости и приспособления эти видел, они показались до того чудными, а лицо его до того уморительным, как будто все это он нарочно затеял, из чего следовало, что человек этот в стельку пьян.
Поскольку он, за неимением ног, передвигался с помощью специально сконструированной низенькой коляски, кое-кто принял его за ребенка, а пьяный ребенок нуждается, естественно, в попечении. Короче, он оказался на попечении полицейского патруля, — дело шло уже к ночи, — поинтересовавшегося, естественно, как же он дошел до такого состояния.
Прекрасный Принц не уразумел, однако, вопроса, поскольку пьян не был, а понял это в том смысле, что столпившиеся вокруг него люди в форме просто любопытствуют, как часто бывало, насчет причин его неполноценности. И он расположился поудобнее на тротуаре, приготовившись начать свой рассказ. Но занятое им положение можно было понимать по-разному: то ли он встал, то ли уселся, то ли улегся.
Полицейские поняли как раз в последнем смысле, то есть что он улегся, а такое, на их взгляд, было непозволительно, и потому они подтолкнули Прекрасного Принца, чтоб вставал. А он закачался взад-вперед наподобие ванька-встаньки и пришел в столь сильное колебательное движение, что вынужден был попытаться удержать равновесие при помощи руки, которая, в свою очередь, сделала столь резкий взмах, что полиция, во-первых, решила, что подверглась нападению, во-вторых же, сочла, что не мешает забрать Прекрасного Принца в участок. Ситуация была Прекрасному Принцу прекрасно знакома, и он, рассмеявшись выражению их лиц, уже хотел было сказать что-нибудь язвительное, но вовремя вспомнил, что от него требуется известная сдержанность, и прикусил язык. В этот самый момент за дело взялся один из полицейских, произведя боковой верхний задний захват, — изученный и одобренный Полицейским училищем, Государственным полицейским управлением, Управлением медицинской службы и Федерацией спортивной борьбы, — в результате чего подбородок Прекрасного Принца оказался зажатым в сгибе полицейского локтя, а попавший между зубами язык, — зубы же у него были крепкие, — разделенным на две части, переднюю и заднюю. Передняя часть потом бесследно исчезла.
Поскольку Прекрасный Принц утратил при этом способность к членораздельной речи, протесты его были неразборчивы и потому подозрительны, а, судя по мимике, заключали в себе угрозы по адресу окружающих. К месту действия подоспели другие полицейские, получившие безоговорочную поддержку со стороны общественности — вообще-то она довольно редко поддерживала полицию, но в данном случае предпочла нарушить свои принципы, нежели оставить Прекрасного Принца гулять на свободе.
К несчастью для Прекрасного Принца, схватить его, в общем-то, было невероятно трудно, поскольку большинство отростков его тела, благоразумно приданных ему милосердным господом богом, с той, в частности, целью, чтоб было за что ухватиться при взятии на попечение, благополучно исчезли. Единственной для окружающих очевидностью, поскольку он был одет, была его правая рука. Кто-то схватил его за эту руку и начал весьма активно вертеть вокруг себя, чтоб предотвратить активность подопечного. Удержать его при этом в воздухе было довольно трудно, и он, видно, разок-другой столкнулся с мостовой — во всяком случае, тело его местами приобрело фактуру и окраску палого яблока, — и, наконец, когда уже можно было рассчитывать, что он утихомирился, ему заломили руку за спину, а может, и за живот (попробуй тут разберись) и втащили в полицейскую машину.
