В начале августа 1940 года Гитлер отдал приказ готовить Польшу в качестве плацдарма для восточной кампании; заняться ремонтом необходимых в этом случае железнодорожных путей, дорог, летных полей. В августе на восток были переброшены десять пехотных и две танковые дивизии.
Восточная кампания, по оценке Гитлера, могла потребовать от восьмидесяти до ста дивизий. По предварительной оценке враг на тот момент располагал семьюдесятью пятью, а возможно, даже пятьюдесятью дивизиями. Исчерпывающую информацию не мог предоставить ни отдел иностранных армий Генерального штаба, который возглавлял полковник Кайнцель, ни военный атташе в Москве генерал Кестринг, ни его заместитель полковник Кребс, который часто бывал в Советском Союзе. Кестринг, однако, предупреждал, что не стоит недооценивать силы противника.
На начальной стадии приказ составить план восточной кампании получил генерал-майор Маркс, начальник штаба 18-й армии, бывший сотрудник Шлейхера, хорошо знавший Россию. В качестве южного плацдарма Маркс предложил использовать Румынию, а на севере он рассчитывал на участие Финляндии. Генеральный штаб внес коррективы в первоначальный план, который не учитывал возможность отступления советских войск в глубь необъятных российских просторов.
В сентябре 1940 года генерал-лейтенант Паулюс, начальник штаба 16-го танкового корпуса, который одно время был начальником штаба Рейхенау, стал первым обер-квартирмейстером и помощником начальника Генерального штаба. Гальдер рассчитывал, что это место займет полковник Грейффенберг, человек осмотрительный, консерватор, а не Паулюс, представитель более молодого поколения штабных специалистов, узко профессиональных, не обладающих широким кругозором. Генеральный штаб, по мнению Гитлера, нуждался в притоке свежей крови, в молодых, энергичных офицерах. Генерал Хойзингер был назначен начальником оперативного отдела.
Паулюс приказал провести военную игру, взяла за основу план Маркса, чтобы проиграть возможные варианты восточной кампании. После чего был сделан вывод, что есть шансы протянуть фронт от Ленинграда через Смоленск до Днепра. Следующие оперативные решения можно будет принимать после того, как армии дойдут до этого рубежа.
Еще в конце лета Генеральный штаб разработал новую схему расстановки сил. Сто двадцать дивизий предназначались для восточной кампании, пятьдесят – для Франции, семь – для Норвегии, три – для Голландии. Одну танковую дивизию в сентябре направили в Румынию. В ноябре Молотов прибыл в Берлин с искренним намерением добиться мирного решения всех спорных вопросов. Территориальная политика Советского Союза своими корнями уходила в политику, проводимую царской Россией. Гитлер решил, что его вполне устраивает позиция СССР. В результате удастся овладеть Финляндией, получить
Гитлер хотел обратить взгляд России в сторону Ближнего Востока и набросать план раздела мира. И все-таки эти двое, Гитлер и Молотов, говорили на разных языках. Гитлер, который зависел от поставок из СССР, и этот факт приводил его бешенство (он ненавидел зависимость), почувствовал, как в его сердце закрадывается непонятная тревога.
5 декабря Гальдер ознакомил Гитлера с планом восточной кампании. Гальдер подчеркнул, что необходимо внести корректировку в первоначальные разработки, поскольку топографические особенности местности не позволяют развернуть фронт, грубо говоря, с севера на юг. Мешают заболоченные берега Припяти. Поэтому он предлагает использовать три группы армий; две группы начнут наступление в направлении Ленинград – Минск – Смоленск, а третья – в направлении Киева и дальше в глубь Украины. По мнению Гальдера, советские армии не могут отступить за Днепр, не ввязавшись в бой. Гитлер справедливо подчеркнул, что необходимо помешать советским войскам отойти в глубь страны. Воспоминания о походах Наполеона и Карла XII не давали ему покоя.
Гальдер пребывал в нерешительности. Он считал, что вполне возможен вариант проведения быстрой кампании в Советском Союзе и даже если не удастся полностью уничтожить ее военную мощь, то, по крайней мере, она лишится западных армий. Но ему не хотелось предпринимать новые шаги до тех пор, пока нет конкретного решения в отношении Запада. Согласно одной версии, Гальдер якобы посетовал, что «доверился этому дураку, который навязал на нашу шею русских», но ведь Гальдер, как и Гитлер, сам усомнился в искренности намерений Советского Союза. Он был обеспокоен сосредоточением советских войск и считал, что следует принять превентивные меры. Бек, с которым Гальдер поддерживал отношения (хотя и не очень тесные), предостерегал его против восточной кампании, но, как это часто бывает в подобных случаях, к его предостережениям никто не прислушивался.
Замысел восточной кампании стал обретать конкретные очертания. В плане Гальдера он шел еще под названием «операция «Отто», но в директиве № 21 от 18 декабря он проходил уже под названием «план «Барбаросса». Директива указывала на необходимость быстрой и окончательной победы над СССР, и, если понадобится, план будет введен в действие до завершения операций против Англии. Безусловно, Гитлер зашел слишком далеко. Еще когда Раушнинг подчеркивал опасность франко-русско-британской коалиции, Гитлер заметил, что подобного никогда не произойдет, но если такое все-таки случится, то все его планы пойдут насмарку. Теперь его самоуверенность возросла до такой степени, что он был готов по собственной инициативе напасть на Советский Союз.
Второстепенные проблемы, особенно на Балканах, не в меньшей степени требовали внимания Генерального штаба. Если Англия нападет на Грецию или ухудшится положение итальянцев в Албании, придется проникнуть через Болгарию во Фракию и в Северную Грецию. Согласно директиве № 20, для проведения операции «Марита» было необходимо сконцентрировать в Румынии армию из семи дивизий под командованием Листа. Далее. Итальянцы вполне могут обратиться за помощью к Германии. Что это означает? Как минимум, наличие четырех потенциальных фронтов, если считать СССР и Испанию.
Интересно, что с ростом возложенных на него обязанностей влияние Генерального штаба постепенно уменьшалось. Браухич и Гальдер искренне верили, что Генеральный штаб нельзя рассматривать иначе, как мозговой центр, но Гитлер так не считал (или делал вид). Он не давал возможности Генеральному штабу проявить свои способности и не переносил никакой критики в свой адрес. Если «фюрер отдал приказ», надо его выполнять, а не высказывать какие-то сомнения. Кейтель понял, что значит «тяжелая рука» хозяина, когда вручил ему докладную, в которой указывал на опасность действий, связанных, как называл это Гитлер, «с чисткой тыла». Гитлер грубо заявил Кейтелю, что считает его точку зрения абсолютно ошибочной. Кейтель тут же попросил об отставке (уже во второй раз). Гитлер обругал его и, как и в прошлый раз, заявил, что генералы не имеют права уходить в отставку; им это противопоказано. Кейтель беспрекословно подчинился. Гитлер, вероятно в благодарность за послушание, считал Кейтеля человеком с «интеллектом привратника».
Понятно, что грубое пренебрежение советами Генерального штаба должно было привести к печальным последствиям. Генеральный штаб настоятельно требовал увеличить численность резерва, но Гитлер и не думал реагировать на подобные высказывания. Армия, люфтваффе, военно-морской флот, ваффен СС, да и все остальные службы продолжали активно соперничать друг с другом, обсуждая кампанию против восточной державы, хотя предпочтение следовало бы отдать армии.
Нельзя не отметить, что в то время даже в Генеральном штабе превалировали оптимистичные оценки в отношении восточной кампании. Выдвигалось предположение, что удастся быстро достигнуть намеченной линии, но армии (конечно, не всей!) придется задержаться там несколько дольше. Значит, следует позаботиться о зимней форме одежды, приблизительно для двадцати процентах задействованных войск.
Успешность «молниеносной кампании» в значительной степени зависела от дееспособности танковых дивизий.
Удастся ли им решить поставленную задачу? Гудериан не мог однозначно ответить на этот вопрос. Впоследствии командующий танковым корпусом объяснял, что ощущалась серьезная нехватка резервных танковых дивизий.
По свидетельству генерала Томаса, в начале кампании в немецкой армии была двадцать одна танковая дивизия, имевшая на вооружении две тысячи четыреста тридцать четыре танка. Гитлер ничего не хотел слушать о размерах танковой армии противника, а ведь по приблизительным оценкам в ней было десять тысяч танков. Когда ему называли такие цифры, он только отмахивался, заявляя, что этого просто не может
