быть. Ни Гитлер, ни Генеральный штаб ничего не знали о существовании советского танка «Т-34». Гитлер признался в письме к Муссолини, что этот танк стал для него «сюрпризом», одним из многих в войне с Советским Союзом.
Концепция восточной кампании вызвала серьезные разногласия между Гитлером и Генеральным штабом. По мнению Гальдера, основной целью была Москва, центр транспортной системы СССР. 3 февраля Гальдер особо подчеркнул свое мнение, но Гитлер заявил, что Москва совсем ни при чем; Генеральный штаб мыслит старыми категориями. Ленинград, от которого рукой подать до Финляндии, и юг с его промышленными зонами – вот что имеет значение, в чем он заинтересован в первую очередь. Однако, хотя теоретически основной вес нападения должен был пасть на фланги, в первоначальном варианте тактическая схема предполагала нанесение основного удара в центре. Высшее армейское командование действовало в соответствии с тактической схемой, придерживаясь мнения, что основной удар следует нанести по Москве.
Нападение планировалось на май. В марте Гитлер, собрав всех командующих армиями, выдвинул перед ними лозунг: «Уничтожение армии – распад государства». Он хотел, как только будет достигнута эта цель, создать оборонительный рубеж, который будут удерживать от пятидесяти до шестидесяти дивизий. После чего остальная часть вооруженных сил займется другими вопросами. К примеру, захватом Гибралтара.
Поначалу в Генеральном штабе превалировала идея поделить всю территорию Советского Союза на отдельные государства. Прибалтийские республики, Белоруссия, Украина станут «свободными от Сталина» государствами с собственными правительствами; немецкие военные представители будут выступать в качестве советников. Эти государства образуют защитный кордон.
На инструктивном заседании все эти идеи были выброшены за борт, проще говоря, признаны негодными. Гитлер заявил, что указанные территории станут протекторатами рейха. Интеллигенция будет уничтожена. Правящая немецкая каста будет использовать население завоеванных территорий в качестве дармовой рабочей силы. Ни о каком благородстве не может идти речи, только жестокость и еще раз жестокость. Гитлер требовал слепо повиноваться его приказам, нравятся они кому-то или нет. Командовать тыловыми районами будет не армия, а СС и гестапо. «Особые задания» – тогда еще никто не представлял, каким кошмаром обернутся эти «особые задания», – будут выполнять «специальные формирования» СД.
Гитлер надеялся локализовать итало-греческий конфликт, втянув в свою систему Румынию, Венгрию, Болгарию и Югославию, но он был не в состоянии помешать Британии вторгнуться в Грецию. Как только правительство Югославии присоединилось к Берлинскому пакту, вспыхнул военный переворот, и Югославия вошла в лагерь союзников.
Ответом Гитлера на действия югославов стала операция «Марита». Германские и венгерские армии вторглись в Югославию. Одновременно Лист начал наступление во Фракии.
Генеральный штаб опять приступил к кропотливой работе, составляя схему взаимодействия танковых формирований с авиацией. Браухич и Гальдер в нарушении приказа Гитлера направили в Албанию войска в помощь оказавшимся в трудном положении итальянцам. Дальнейшие события подтвердили правильность их решения. Британские войска были выбиты из Греции, и уже 27 апреля над Акрополем развевался флаг со свастикой.
Ряд «незначительных» событий послужил прелюдией к восточной кампании. Немецкие парашютисты захватили Крит, который защищали греческие и британские войска, но тяжелые потери не позволили немцам захватить Кипр. Революция в Ираке, не без участия Германии, потерпела неудачу, в основном по той причине, что Турция, хотя и подписала с Германией договор о дружбе, отказалась пропустить немецкие войска через свою территорию. Вскоре французские войска под командованием генерала де Голля вошли в Сирию, и, несмотря на то что правитель Ирана Реза-шах Пехлеви был дружески настроен к государствам оси, Германия оказалась в довольно невыгодной позиции.
Призывы Муссолини о помощи после поражения в Ливии заставили Гитлера направить три лучшие танковые дивизии в Африку. Новой операции, которую возглавил генерал Эрвин Роммель, было дано поэтическое название «Подсолнечник» («Sonnenblume»). Роммель практически коренным образом изменил ситуацию, выбив английские войска из Ливии, после чего английские журналисты увидели в нем нового Зейдлица или нового Мюрата. Он уже отличился как командующий 7-й танковой дивизией во Франции, являлся автором книг по военной тактике, которые пользовались большим успехом. Он был представителем армии в штабе гитлерюгенда и в начале войны отвечал за бронепоезд фюрера, обязанность, от которой был досрочно освобожден, поскольку слыл невероятным интриганом. Он не заканчивал школы Генерального штаба и, вероятно, поэтому не пользовался уважением своего начальства, зато пришелся по вкусу Гитлеру.
Опасность открытия фронта на востоке, благодаря чему Германия может оказаться перед необходимостью вести войну на два фронта, как в 1914 году, вызвала в офицерском корпусе революционные волнения. Генерал Томас вместе с Герделером составил для Гальдера отчет о смертельной опасности, связанной с ведением восточной кампании, противоречащей доктрине Секта, чьим учеником был Томас. Витцлебен, командующий Западным фронтом, и фон Фалькенхаузен, главнокомандующий в Бельгии, были старыми врагами Гитлера. Витцлебен никогда не отбрасывал идею о государственном перевороте. Члены оппозиционной организации «Молодые консерваторы», в особенности лейтенант фон Шлабрендорф, который служил в штабе фон Бока в Посене, стремились повлиять на Бока, чтобы он помог отменить восточную кампанию.
В центральной группе армий образовалась небольшая оппозиционно настроенная группа. Полковник фон Тресков, офицер контрразведки, фон Герздорф, бывший адъютант фон Бока, полковник Шультце- Бюргер, и графы Лендорф-Штайнорт и Гарденберг-Нойхарденберг, в то время адъютанты Бока. Сам Бок был настроен весьма скептически, но признавался, что не знает, как можно выиграть войну. Фон Хассель как-то сказал капитану фон Сальвиати, адъютанту Рундштедта, что фельдмаршал прекрасно понимает, как далеко все зашло.
Вне всяких сомнений, авторитет Гитлера в армии к весне 1941 года достиг наивысшей точки. Теперь, когда старый Генеральный штаб, и прежде всего «Heulboje» (буй-ревун), как Гитлер прозвал Бека, доказали свою несостоятельность, переоценив силу французской армии и неприступность линии Мажино, Гитлер практически перестал с ним считаться.
Бисмарк, сын великого канцлера, служивший министром-советником в Риме, откровенно объяснил Чиано, что сегодня, когда Гитлер оказался прав в отношении линии Мажино, генералы не смеют раскрыть рта. Лучшие из них находятся на фронте, а не в окружении Гитлера.
Теперь Гитлер принимал в штыки любые предложения Генерального штаба. Он отклонил планы генштабистов создать из стратегического резерва новые формирования и заявил, что нет смысла запасаться зимней одеждой, поскольку все операции будут закончены до начала зимы. Казалось, никто не мог повлиять на его решения, объяснить, насколько сложная задача поставлена перед армией и как сильно он недооценивает будущего противника.
Конечно, в то время немецкие армии проявляли себя с наилучшей стороны. Победы в Польше, Норвегии, Франции, Бельгии, Сербии и Греции подняли общий настрой в армии. Даже в Генеральном штабе воцарилась атмосфера приподнятости и оптимизма. Немецкая армия, чье превосходство до настоящего времени в значительной степени зависело от высокого уровня ее техники, должна была теперь сражаться в стране, которая обладала неистощимыми запасами людских ресурсов.
Два вопроса были предметами особенно острых дискуссий: насколько русские готовы к войне и предпочтут ли они наступательную или оборонительную тактику. По полученной Гитлером информации, на западе Советский Союз сконцентрировал двести дивизий. Он принял во внимание эти серьезные цифры, но считал, что немецкие вооруженные силы в состоянии подавить врага. По мнению Генерального штаба, завоеванные территории (Прибалтика, Белоруссия и Украина) могли бы сослужить хорошую службу, когда дело дойдет до мирных переговоров. Со своей стороны полковник Кребс (он станет последним начальником Генерального штаба), который сменил Кестринга на должности военного атташе в Москве, сообщил, вернувшись в мае в Берлин, что русские сделают все, что угодно, только бы избежать войны, и что он не заметил никакой концентрации войск на западных границах, когда возвращался домой.
Рундштедт тоже не верил в агрессивные намерения СССР, а вот у генерала Винтера во время вторжения в Советский Союз создалось впечатление, что Гитлер был прав, русские собирались напасть на Германию.
