– А как насчет того, что глубоко в душе я по-прежнему один из тех бойскаутов, которые переводят бабушек через дорогу, такой вот хороший мальчик.
– А как насчет того, что ты мне сейчас скажешь всю правду?
– Ты всегда с таким недоверием относилась к мужчинам?
– Всегда, не увиливай в сторону.
Он помолчал какое-то время, барабаня пальцами по пивной бутылке.
– Ну хорошо, – признался он, – я немного присочинил, я никогда не был бойскаутом, но действительно хочу тебе помочь, и от этих слов не отказываюсь.
Она не проронила ни слова, но в ее молчании, во всем ее виде читалось недоверие к нему.
Но почему? Почему, когда он был так искренен в своей заботе? Что сделало ее такой подозрительной? Слишком много шишек набила в жизни? Слишком много лжи пришлось вытерпеть от мужчин?
«Ну что ж, держись, крошка, я не лучше других», – подумал он с тенью презрения к себе, но тут же отогнал это неприятное чувство – слишком высоки были ставки в этой игре, чтобы теперь мучиться угрызениями совести, да еще в его возрасте. Теперь он готовился сказать очередную ложь. Он часто в последнее время прибегал ко лжи. Хотя легче его жизнь от этого не стала.
– Твоя правда, – сказал он, – я вовсе не по велению сердца всем этим занимаюсь.
Она явно ничуть не была удивлена, и это было Гаю досадно.
– И какую же награду ты ждешь? – спросила она, не сводя с него пристального взгляда. – Деньги? – Она сделала паузу. – Секс?
Последнее слово было брошено так просто, что по животу у него пробежал холодок.
Не то чтобы он ни разу не думал об этой стороне дела. Думал, и много раз, с тех самых пор, как она ему встретилась. И теперь, когда она сидит вот так, в нескольких шагах от него, не сводя с него немигающего взгляда, так трудно было удержать полет воображения. Хотя в голове у него и пробежала мысль добавить к сделке немного секса, он тут же отогнал ее – это было бы уже вовсе подлостью. Он не спеша дотянулся до бутылки. От пива уже не отдавало морозом.
– Нет, – произнес он, – секс в мои планы не входит.
– Понятно, – она закусила губу, – тогда остаются деньги.
Он кивнул.
– Должна тебе сказать, у меня денег нет. По крайней мере, про твою честь.
– Я не о твоих деньгах говорю.
– А о чьих же?
Он выдержал паузу, чтобы придать своим словам вкрадчивости. Теперь фразы едва срывались с его языка.
– Ты когда-нибудь слыхала о «Эриал груп»?
– Нет, никогда.
– Я тоже нет. До того дня, когда две недели назад со мной связались два представителя оттуда. Представляют они организацию ветеранов, занимающуюся поисками и возвращением на родину без вести пропавших, живых без вести пропавших. Готовы прибегнуть к любым средствам, хоть Рэмбо заслать.
– Понятно, – сказала она, поджав губы, – кажется, речь идет о шизанутых на подпольных операциях.
– Я тоже так сначала подумал и даже чуть не выставил их за дверь, а они возьми да и всучи мне банковский чек, и сумма на нем вполне кругленькая. Двадцать тысяч, как они сказали, «на расходы».
– На расходы? А делать-то что тебе надо было?
– Кое-что разнюхать. Им было известно, что я собирался лететь туда. Они хотели, чтобы я частным образом поискал пропавших. Но им были нужны не скелеты и останки, им нужна плоть и кровь – живые!
– Живые? Но ты же не думаешь, что такие там остались?
– Так думают они. И им нужно достать только одного-единственного «пропавшего», чтобы дать всему делу ход. В прессе поднимется шум, и Вашингтон будет вынужден принять меры.
Гай умолк с появлением официанта, пришедшего забрать пустые бутылки со стола. Только после того, как он удалился, Вилли тихо спросила:
– Ну а я-то сюда как затесалась?
– Не ты, твой отец. Из твоего рассказа мне стало ясно, что есть шанс, небольшой, но есть, что твой отец жив. И если это так, то я могу помочь найти его, найти и вернуть домой.
Слова эти были произнесены тихо и с такой непоколебимой уверенностью, что Вилли впала в оцепенение. Гай видел, что она пыталась прочесть по его лицу недосказанное, а недосказанного было много.
– Какая тебе от этого польза?
– Помимо удовольствия общения с тобой?
– Ты сказал, что тут замешаны деньги, но раз не я тебе плачу, то кто? «Эриал груп»? Они что-то кроме дорожных денег тебе обещали?
– Билет на верхушку общества.
– Сколько?
– Откровенно? Два миллиона.
– Два миллиона долларов?
Он крепко сжал ей руку.
– Да тише же ты! Это не для посторонних ушей.
Она зашептала:
– Что, серьезно? Два миллиона?
– Да, таково их предложение. А вот мое предложение: будешь работать со мной – нам обоим будет польза. К тебе вернется отец, а я смогу обеспечить себе заслуженный отдых. Оба будем в выигрыше.
Он широко улыбался, зная, что теперь она у него в руках. Надо быть дурой, чтобы от такого отказаться. А дурой Вилли Мэйтленд не была.
– Ну согласись, что убить двух таких зайцев сам бог велел.
– Или сам черт, – процедила она мрачно.
Она откинулась на спинку стула и тяжело посмотрела на него.
– А ты всего-навсего торгаш.
– Если тебе так угодно.
– Я бы еще и не так тебя назвала. Ласковых слов не жди.
– Прежде чем начнешь называть, подумай хорошенько, что тебе остается. И остается ли что-то вообще. Мое мнение такое, что ты можешь либо действовать в одиночку – и топтаться на месте, как это сейчас с тобой происходит, либо, – с ослепительной улыбкой он склонился в ее сторону, – работать со мной.
– Я с торгашами не работаю.
– А что плохого в торгашах?
– Тебе не понять, это – принцип.
– Ты просто завелась из-за денег, правильно? Из-за того, что я это делаю за бабки, а не по велению сердца.
– Это не игрушки! Речь идет о солдатах. О солдатах, чьи семьи выскребли остатки сбережений, чтобы заплатить таким вот никчемным Рэмбо, как ты. Я видела эти семьи, некоторые из них до сих пор мыкаются, и все, что их держит, – это крохотная надежда… И тебе и мне прекрасно известно, что солдаты эти не сидят в каких-то там лагерях для военнопленных, в ожидании спасения. Их просто нет в живых.
– Но ты-то думаешь, что твой отец жив.
– С ним особый случай.
– Правильно, но такой же особый случай может быть с любым из пятисот пропавших.
– К твоему сведению, в моем случае имеются доказательства!
– Однако тебе все равно не удается разыскать его.
Гай придвинулся к ней, пристально глядя ей в глаза. В догорающих лучах заката ее лицо казалось наполненным огнем жизни, от щек исходило прекрасное багровое сияние.
– Если он все еще жив, нельзя профукать возможность найти его, она вряд ли еще представится. И я