стороны, древко — с другой.
Бешено извивающийся змей оказался в круге людей, и они подались назад. Копье не сумело раздробить позвоночник, оно лишь пронзило плотные мышцы. От ударов хвоста свалилась дюжина воинов, нескольких человек обрызгал яд, жгучий, как огонь. Среди всеобщего визга, воплей и проклятий дикари бросились врассыпную, топча друг друга. Гигантский змей вкатился в костер, и боль умножила его и без того страшную силу. Под таранным ударом хвоста треснула и повалилась стена хижины, из валящегося помещения выскочили кричащие люди. Толпа неслась через костры, разбрасывая головни и искры, пламя погасло, и лишь слабый багровый отблеск освещал кошмарную сцену. Бальфус ощутил рывок у кисти и понял, что свободен; крепкая рука оттащила его назад. Ошеломленный Бальфус обернулся и увидел Конана, чью железную хватку и ощутил на своем плече. Кровь запеклась на кольчуге киммерийца, на лице и огромном мече. Диким призраком казался он в лунном свете.
— Бежим! Пока они не опомнились!..
Бальфусу в ладонь скользнула рукоять топора. Конан тянул парня за собой, пока сознание молодого человека не прояснилось, а ноги не стали передвигаться самостоятельно. Тогда Конан отпустил его и вбежал в хижину, украшенную черепами. Бальфус устремился за ним. В хижине стоял слабо освещенный каменный алтарь, пять человеческих голов скалило зубы с него, и ужасающе знакомой выглядела самая большая — голова купца Тиберия. За алтарем высился идол, тусклый, невыразительный, звериный и одновременно человекоподобный. Страх сковал Бальфуса, когда фигура эта неожиданно встала, звеня цепями и протягивая к небу бесформенные руки. Мелькнул меч Конана, крушащий плоть и кости, и уже варвар тянул Бальфуса дальше, мимо извивающегося на полу лохматого тела, к заднему выходу. Выскочив из дверей, они оказались в двух шагах от частокола. За домом пиктской святыни господствовал мрак. Пикты не осмелились заглянуть сюда. Подле стены Конан остановился, и, как ребенка, поднял Бальфуса на высоту вытянутых рук. Бальфус уцепился за концы кольев, вскарабкался на них, не обращая внимания на содранную кожу, и протянул руку товарищу.
В это время из-за угла хижины возник бегущий пикт. Увидев человека на ограде, он застыл, как вкопанный. Конан метнул топор со смертоносной точностью, крик тревоги, вырвавшийся из груди воина, оборвался, и пикт упал с раздробленным черепом.
Но крик был услышан. На секунду воцарилась тишина, потом раздался многоголосый ответный вопль, и около сотни воинов устремились к палисаду. Конан высоко подпрыгнул, схватил руку Бальфуса повыше локтя и подтянулся. Бальфус стиснул зубы, сдерживая крик боли, но Конан был уже наверху, и беглецы соскочили на другую сторону.
5. Дети Юхиббола Сага
— В какой стороне река? — Бальфус потерял ориентацию.
— К реке нам сейчас не пробиться, — буркнул Конан, — пуща между деревней и рекой кишит воинами. Вперед! Направимся туда, где нас ждут меньше всего — на запад!
Погружаясь в чащу, Бальфус оглянулся и увидел частокол, из-за которого торчали головы дикарей. Пикты выглядели ошарашенными. Поспешив к ограде отбивать атаку, они увидели тело убитого воина, но врагов не нашли.
Бальфус понял, что пикты еще не знают, что узник бежал. По доносившимся звукам он догадался, что воины под пронзительные команды шамана добивают взбесившегося змея. Через минуту тон криков изменился. Раздались вопли бешенства. Конан угрюмо рассмеялся. Ведя Бальфуса по узенькой тропинке на запад, он бежал так быстро и уверенно, словно перед ним расстилалась широкая освещенная дорога. Бальфус с трудом поспевал за варваром, оглядываясь на зеленые стены леса.
— Теперь они пойдут за нами. Зогар видел, что моей головы нет в куче перед храмом… Пес! Жаль, не нашлось второго копья! Тропы придерживайся, не суетись… При блеске факелов нас трудно выследить, а из деревни ведет по меньшей мере дюжина тропинок. Сначала они кинутся к реке и растянут кордон воинов на пару миль вдоль берега, рассчитывая на нашу попытку пробиться. Дудки, мы не свернем с тропы, пока нас не вынудят к этому. Ну а теперь, Бальфус, беги так, как никогда не бегал раньше.
— Быстро же они опомнились, — вздохнул Бальфус, ускоряя бег.
— Они ничего не боятся слишком долго, — ответил Конан.
Некоторое время они бежали молча. Бальфус ни минуты не сомневался в правильности решений киммерийца. Через некоторое время Конан заговорил опять.
— Когда уйдем достаточно далеко от селения, сделаем крюк и свернем к реке. Другой деревни нет на много миль от Гвавелы, а все пикты собрались вокруг нее. До рассвета на нас не выйдут, а мы к тому времени уже свернем с тропы в лес.
Дыхание со свистом вырывалось сквозь стиснутые зубы Бальфуса. Он чувствовал сильную боль в боку, бег превращался в мучение.
Внезапно Конан остановился, обернулся и внимательно прислушался.
— Свернем в лес? — прохрипел Бальфус.
— Дай мне свой топор, — тихо прошептал Конан.
— Может быть, оставим тропу?
Конан замотал головой и втянул товарища в кусты, Взошла луна, освещая тропу слабым светом.
— Мы не можем драться с целым племенем, — шепнул Бальфус.
— Человек не смог бы так быстро напасть на наш след и так быстро идти по нему. Молчи!
Наступила грозная тишина, и Бальфусу казалось, что прерывистый стук его сердца разносится на много миль вокруг. Потом внезапно, без единого звука, на тропинке показалась голова зверя. Сердце Бальфуса заколотилось еще сильнее, в диком предчувствии силуэта саблезубого. Но эта голова была меньше, и принадлежала она леопарду, молча обнажившему клыки и обнюхивавшему дорогу. К счастью, слабый ветерок дул в сторону от спрятавшихся людей. По спине Бальфуса поползли мурашки — хищник несомненно преследовал их. Подозрительно целеустремленный леопард поднял узкую морду, глаза его блеснули желтым огнем; хищник глухо зарычал.
В это мгновение Конан метнул топор. Вся сила могучего плеча вложилась в стремительный бросок, и полоска серебра сверкнула в лунном свете. Еще не успев до конца осознать происходящее, Бальфус увидел конвульсивно корчащегося леопарда. Рукоять топора торчала из его черепа. Конан выскочил из зарослей, выдергивая оружие, и втаскивая убитого зверя в кусты, пряча его от случайных взглядов.
— Теперь вперед и быстро! — бросил он, сворачивая на юг от тропы. — Воины шли за этим котом. Как только разум вернулся к шаману, Зогар послал его за нами. Пикты, бегущие за хищником, отстали, а он кружил у деревни, пока не напал на след. Они идут, вслушиваясь в его рычание. Ха! — вряд ли они еще раз услышат его, но зато увидят кровь на траве и падаль в кустах. К сожалению, тогда же они увидят и наши следы. Так что иди осторожнее.
Без всяких усилий уклоняясь от колючих кустов, Конан скользил между деревьями, не касаясь стволов и ступая в самые укромные места. Для Бальфуса подобная прогулка была мучительной.
Ни один звук не раздавался за их спиной. Пройдя около мили, Бальфус вновь открыл рот:
— Разве Зогар Саг способен хватать леопардов и делать из них гончих псов?
Конан покачал головой:
— Этого он вызвал из пущи.
— Но, — настаивал Бальфус, — если он способен приказывать животным, отчего бы ему не послать весь лес в погоню за нами?!
Некоторое время Конан молчал, после ответил — но крайне неохотно:
— Не всем зверям может приказывать шаман, а лишь помнящим Юхиббола Сага.
— Юхиббол Саг, — Бальфус с удивлением повторил древнее имя. Три или четыре раза за свою жизнь он слышал его от стариков.
— Было время, когда его призывали все живущие существа. В те времена люди и звери говорили на одном языке. Все забыли: и люди, и звери. Немногие помнят. Помнящие Юхиббола Сага — братья, они имеют общую речь.
