По какой-то причине слова засели в голове. Ненависть. Я одолел только несколько метров по коридору, когда осознал необходимость вернуться. Она оставалась все в той же позе, то есть стояла на коленях на полу.
— Рода Титус, — сказал я, — удивляюсь, как вам в голову могла прийти такая мысль? С чего мне вас ненавидеть? Почему вообще я должен испытывать к вам какие бы то ни было чувства?
Она посмотрела на меня потемневшими, совсем пустыми глазами и только спросила:
— Что?..
— Вы сказали, что я вас ненавижу, но уверяю, это не так. Вы, должно быть, думаете, что у меня есть какая-то эмоциональная связь с вами, что я обязан что-то чувствовать по отношению к вам.
После этих слов мне следовало уйти, но я медлил.
— Если вы не ненавидите меня, то почему же вы не поможете мне? — хриплым голосом произнесла Рода Титус.
Это меня озадачило. Я уселся на один из стульев.
— Я не понимаю. Вы не можете помочь себе сама?
— Конечно, нет! — выпалила женщина, гнев преодолел иерархические установки подчинения и усталость.
— Странно слышать, — заметил я.
Наверное, стоять на коленях на жестком полу было неудобно, потому что сенарка вытащила из-под себя ноги и обхватила их руками. Поза напуганного ребенка.
— Вы издеваетесь надо мной, — заявила она.
— Нисколько.
— Конечно, я не могу помочь себе сама! — воскликнула она, загораясь от жара собственных слов. — Я — женщина, одна посреди вражеского стана… извините, но вы действительно мой враг. Я выглядывала наружу и видела вашу толпу: Алс известен крайним беззаконием, но видеть, как этот клубок анархистов дает выход пещерным инстинктам, убивает и разрушает все на своем пути, кошмарно. Если бы я, — продолжила она, поток слов лился все быстрее и быстрее, — если бы я не спряталась здесь, ваши люди разорвали бы меня на части, затоптали бы до смерти. Естественно, я напугана: а чего же вы еще ожидали?
Здесь она остановилась, будто давая мне время ответить. Я слегка покачал головой:
— Мне действительно трудно понять вас, Рода Титус. Вы говорите о «моих» людях, как если бы я владел ими, каждой женщиной и каждым ребенком на Алсе, как рабами. Вы отвечаете, что испуганы, когда я спрашивал, нуждаетесь ли вы на самом деле в помощи. Из ваших слов можно заключить, что страх и неумение позаботиться о самом себе — одно и то же.
Титус нахмурилась. На ее лице поочередно отражались то гнев, то отчаяние. Потом она снова заплакала.
— Вы монстр, вы просто чудовище, — беспрестанно повторяла женщина.
Я опять попытался достучаться до ее сознания.
— Рода Титус, если вы боитесь людей Алса, зачем вы вообще сюда прилетели? Если вы понимали, что приезд в наше государство поставит вас в такое положение, когда вы не можете о себе позаботиться, зачем согласились на выполнение этой миссии?
Но она не слушала.
Я посидел минут пять, подождал, пока посланница выплакалась, потом еще на всякий случай подождал. Затем сказал самым мягким голосом, который только мог извлечь из своего горла (хотя очень сложно беседовать со странным существом, которое не говорит, чего хочет, а чего не хочет, и только ожидает, что вы прочтете ее мысли и поступите в соответствии с ее совершенно чуждыми для вас представлениями о социальном поведении):
— Может быть, вы все-таки объясните, чего хотите от меня?
Но теперь, вдоволь нарыдавшись, Титус смотрела на меня угрюмо.
— Ничего, спасибо большое. Совсем ничего, спасибо, — повторила она.
— Почему вы благодарите меня ни за что? — заинтересовался я.
Она уставилась на меня, потом снова повесила голову. Я уже испугался, что Рода Титус опять заплачет, но женщина сумела сдержаться и вместо истерики просто сказала:
— Я так хочу есть, Господи, так есть хочу!..
— Ну, я могу угостить вас пищей с нашей фабрики, если ваш желудок это примет.
Она попыталась подняться, запуталась в собственных ногах и упала обратно. Теперь сенарка забормотала — так быстро и к тому же на общем языке, которым я не очень хорошо знаю, что у меня едва получалось поспевать за ее и без того путаными мыслями.
Капризная посланница что-то бубнила по поводу того, как она умирала от голода целых два дня напролет, как была вынуждена брать воду из унитаза, и о других своих несчастьях. Я помог ей встать и пройти по коридору. В переходе стоял автомат с едой откуда мы добыли немного макарон под соусом из угрей и воды. Она смотрела на блюдо широко открытыми глазами.
— Кажется, вы такое не едите, — заметил я.
— Не здесь, — начала умолять Рода Титус, — лучше в той комнате, из которой мы пришли.
Уговаривать ее было бесполезно, сенарское мышление не поддается логике, и вскоре я согласился вернуться в офис. Там женщина проглотила пищу в один момент, не обращая внимания на такие мелочи, как расползавшиеся в разные стороны по ее подбородку макаронины. Стакан она тоже опустошила моментально. После этого сенарка пожаловалась на боли в желудке и улеглась на пол.
— Меня сейчас стошнит, — сообщила она.
Потом речь Титус распалась на отдельные малопонятные фрагменты, прерываемые глубокими вздохами, которыми женщина, очевидно, пыталась остановить спазмы. Она сумела-таки сдержать рвавшуюся наружу пищу, и вскоре тошнота перестала ее мучить.
Я прислонил посланницу к стенке и закутал Титус в ее собственный плащ. Некоторое время она сидела молча. Становилось скучно.
— Рода Титус, мне надо идти, — не выдержал я, поднимаясь на ноги.
Захрустели суставы: никто не молодеет с годами.
— Вы вернетесь ко мне позже?.. — умоляюще посмотрела она на меня.
— Нет. — Тут ее лицо страдальчески сморщилось. — Я уезжаю из Алса на некоторое время, может быть, на пару месяцев, может, на несколько лет.
— Вы уезжаете? — шепотом произнесла сенарка.
Я вначале подумал, что в ее голосе прозвучало презрение, но потом Рода Титус продолжила, и стало ясно, что женщина просто не могла поверить в свое счастье.
— Неужели это правда? Неужели Господь указал вам праведный путь и вы увидели порочность народа, который зовете своим?..
Это прозвучало настолько нелепо, что я громко рассмеялся, и сенарка опять пригорюнилась.
— Совсем нет, Рода Титус. Просто я хочу побыть один. Причины моего решения слишком сложны, и я не собираюсь вам их объяснять. Но полагаю, мы больше с вами не увидимся, так что прощайте.
— Нет, постойте, — вскрикнула она, бросаясь вперед, чтобы обхватить мои колени. — Подождите, подождите, подождите…
— Отпустите меня, наконец, — проговорил я.
— Как вы поедете? На шаттле?.. Возьмите меня с собой!
Я вздохнул. Потом наклонился, освободился из объятий Роды Титус и посмотрел ей в глаза:
— Я еду на машине, буду скитаться по пустыне. Не думаю, что вы захотите провести наедине со мной три месяца в соляной пустоши.
Но она уже загорелась своей бредовой идеей.
— Вы можете взять меня с собой, куда бы вы ни собирались. Вы можете отвезти меня на юг, обратно в Сенар, вы можете отвезти меня домой, вы можете стать моим спасителем!..
— Нет, — отрезал я, выпрямляясь.
Вначале Рода Титус, похоже, просто отказывалась верить собственным ушам, но, когда я направился к двери, она начала выть и кричать, мешая страшные проклятия в мой адрес с самыми униженными мольбами. Я не мог оставить ее в таком состоянии: женщина все-таки, поэтому вернулся и попытался
