образовалась полная каша, щедро приправленная тоскливым ожиданием неминуемого приглашения в бабушкин кабинет и предстоящей экзекуции за разгром в актовом зале и коллективное опоздание, зачинщицей которого я невольно стала. Сидящие рядом Антон и Луиза видели мое состояние и даже не пытались донимать меня какими-то расспросами. Они прекрасно понимали, что ничего путного из этого сейчас не получится, поскольку сами были ошарашены и тем, что произошло с нашими рисунками, и теми жуткими ощущениями чьего-то незримого присутствия, которые нам только что довелось испытать на выставке.
На допрос к директору я была приглашена сразу после четвертого урока. На перемене в класс заглянула Маргоша и поманила меня к себе, а я вдруг подумала: нет худа без добра, мне повезло хотя бы в том, что появились шансы прогулять по уважительной причине нелюбимое черчение. Немного утешив себя таким не лишенным привлекательности умозаключением, я медленно поднялась и выбралась из-за стола.
– Держись! – прошептала Луиза, а Антон ободряюще улыбнулся и подмигнул.
Я кивнула, изобразила в ответ жалкое подобие улыбки и понуро направилась к терпеливо ожидающей меня классной руководительнице, в сопровождении которой проследовала к уже знакомому мне бабушкиному кабинету.
Но не успела Маргоша взяться за ручку двери, как та распахнулась, оттуда выскочила завуч Алла Юрьевна и опять деловито куда-то понеслась.
– Анна Станиславовна, я вам еще нужна? – легонько подталкивая меня вперед, обратилась наша классная к бабушке.
– Пожалуй, нет, Маргарита Викторовна, ведь мы с вами уже практически все обсудили, – проговорила бабушка, внимательно глядя на меня.
– Хорошо, – Маргоша вышла и бесшумно прикрыла за собой дверь, и мы с бабушкой остались вдвоем.
Стараясь не обращать внимания на пристальный бабушкин взгляд, я с независимым видом пересекла просторный кабинет. Но, удобно расположившись в глубоком кресле, стоящем под огромной, почти в полстены репродукцией картины Вальехо, почувствовала, что кожа кресла была горячей, как батарея центрального отопления в разгар отопительного сезона. Догадавшись, что здесь, видимо, довольно долго восседала Пожарная Машина, я вылезла из кресла и пересела на диван, прямо напротив массивного письменного стола, за которым сидела бабуля.
– Устроилась? – поинтересовалась та, убедившись, что мои передвижения по кабинету наконец-то закончились.
– Устроилась, – невозмутимо подтвердила я.
– Удобно? – терпеливо осведомилась бабушка.
– Удобно! Даже очень! И, между прочим, я в этот лицей не напрашивалась! – неожиданно для себя выпалила я, внезапно вспомнив вовремя пришедшее мне в голову изречение о том, что лучшим способом защиты является нападение. – Тебе же прекрасно известно, что за все семь лет моей учебы в старой школе никому из вас – ни маме, ни папе, ни тебе – ни разу не приходилось краснеть из-за меня. Все случаи, когда мне какие-то замечания делали, даже самые пустяковые, по пальцам пересчитать можно. Ну скажи, разве не так?
– Ты что это раскипятилась, как холодный самовар? – растерялась бабушка, явно не ожидавшая от меня подобного начала разговора. – При чем тут твоя старая школа? По-моему, я тебя ни в чем не обвиняю…
– А ты разве… – смущенно начала я, но тут же, полностью сбитая с толку бабушкиным спокойствием, примолкла, не представляя, как вести себя дальше: к столь мирному развитию событий я оказалась не готова.
Я сидела и вопросительно смотрела на бабушку, которая машинально перекладывала с места на место какие-то листки, что, насколько мне было известно, являлось верным признаком ее крайней озабоченности.
– Хорошо, – наконец-то решила прервать затянувшееся молчание бабушка и, оставив листки в покое, взяла в руки синюю пластиковую папку. – Вот, посмотри, пожалуйста!
Я поднялась и приблизилась к столу, каким-то шестым чувством уже догадываясь, что предстояло увидеть. И, разумеется, оказалась права.
– Знакомые сюжеты? – с этими словами бабушка положила на стол наши рисунки. Точнее, то, на чем стояли наши подписи. Страшные рисунки с расплющенным о кирпичную стену автомобилем, деревом- виселицей и мрачным ночным морем…
Я пожала плечами и молча перевела взгляд с рисунков на бабушку.
– Ну, что молчишь? – поинтересовалась та. – Ты меня слышишь?
Я заторможенно кивнула.
– Это ваши работы? – напрямик спросила бабушка.
– Нет. То есть не совсем… – запинаясь, ответила я и отрицательно помотала головой.
– Не совсем? – переспросила бабушка и удрученно посмотрела на меня. – И как это понимать?
– Не знаю, – пробормотала я. – Я рисовала утренний пляж, Антон – машину, а Луиза – пейзаж. Только тогда это были совершенно другие рисунки.
– Другие? – уточнила бабушка. – А немного поподробнее можно?
– Ну, они были такими… – в голову ничего не приходило, я пожала плечами, подбирая нужные слова, – короче говоря, совершенно другими! И тачка, и пейзаж, и пляж на рассвете…
– Вот и Маргарита Викторовна утверждает, что вы сдали ей нормальные, более того, просто замечательно выполненные работы. Но в таком случае откуда могло взяться это безобразие? – Бабушка не договорила и вновь взглянула на меня.
– Откуда же я знаю? – вздохнула я. – Мы же не виноваты, что какому-то придурку захотелось пошутить!
– Ладно, будем с этим как-то разбираться, – устало произнесла бабушка, после чего положила рисунки обратно в папку, задумчиво побарабанила пальцами по идеально чистой, без единой пылинки поверхности стола и, сняв очки, устало потерла себе виски.
Я вновь вернулась на диван и посмотрела на часы, искренне надеясь на то, что возвращаться в класс, на урок черчения, мне уже не придется.
– Куда-то торопишься? – осведомилась бабушка.
– Ну, вообще-то, уже не тороплюсь, – притворно вздохнула я, старательно изображая сожаление по поводу своего отсутствия на уроке. – Просто сейчас у нас черчение, но заявляться туда с таким опозданием уже нет никакого смысла…
– Можешь не переживать! – успокоила меня бабушка. – Прямо перед тем, как я тебя сюда пригласила, мне позвонил преподаватель черчения и сообщил, что намертво застрял на дороге в пробке, и я попросила Аллу Юрьевну объявить в вашем классе о том, что в следующий раз вместо одного урока черчения у вас будет сразу два!
Я вспомнила стремительно выскочившую нам навстречу из кабинета директора Пожарную Машину и тоскливо вздохнула.
– Кстати, об опозданиях… – заметила бабушка. – Объясни-ка мне, пожалуйста, как могло случиться, что ты опоздала на урок русского языка?
– Ну, когда Пожарная… тьфу, Алла Юрьевна подняла панику по поводу этих рисунков, мне стало так любопытно, что ноги сами понесли меня наверх… – бессвязно залопотала я, пытаясь хоть как-то объяснить свой странный интерес к выставке.
– И при этом явно забыли посоветоваться с головой, – с иронией заметила бабушка, отправляя папку с рисунками в верхний ящик стола.
Я согласно кивнула, одновременно представив, что сказала бы бабушка, увидев меня валяющейся на полу актового зала. К счастью, свидетелями этого оказались лишь Антон с Луизой да Арина Родионовна… Или все-таки еще кто-нибудь? Что, если Луиза оказалась права, и, когда мы находились в зале, за портьерой, закрывающей сцену, действительно скрывался тот, кто подменил наши рисунки, а потом затаился, терпеливо ожидая, когда мы уйдем… Меня охватил озноб. В какой-то книжке я обратила внимание на такую фразу: «…по ее рукам бегали толпы мурашек». Тогда это выражение показалось нелепым… Это же надо такое придумать! Толпы мурашек… Но вот сейчас я ощутила то же самое! Я почувствовала себя так,
