пересохли и перестали слушаться. В желудке нехорошо скрутило, и захотелось в туалет. Хотя сам Дроздов уже не казался таким уж инфернально зловещим, но реальность близкого расстрела оказала на нервы сильнейшее воздействие.
– Вот так-то, Стаднюк! – открывая дверь, с ласковым сочувствием в голосе прошептал энкавэдэшник. – Предоставили тебе возможность вырваться из стада, из толпы баранов, но ты не воспользовался! Сам виноват, Стаднюк. Видать, и фамилия твоя от слова «стадо».
Дроздов вышел и запер дверь, оставив Павла в полуобморочном состоянии.
Спустившись по лестнице, энкавэдэшник заглянул на кухню, где хозяйничала Марья Степановна.
– Так, Машенька. Я отъеду. Наверное, не вернусь сегодня. Ты тут не скучай.
– Как же так, Максим Георгиевич? А кому я все готовлю? – растерянно спросила секретарша.
– А ты не волнуйся, не пропадет! – ободрил ее Дроздов, придав голосу отеческие интонации. – И знаешь… Зря я на тебя накричал за эту еловую ветку. Тебе ведь тоже тут одной взаперти не сладенько. Скучаешь? Скучаешь. А Павлик-то симпатичненький, правда? Нравится тебе? Ничего-ничего. Я понимаю. Знаешь что, я сейчас говорил с ним и думаю, что он не опасен, а скорее… скорее подавлен. Так что ты вот что сделай. Возьми бутылочку шампанского из ящика, что Сердюченко утром привез, и пойди к нему. Вдвоем все же не так тоскливо в предновогодний вечер. А?
– Ну… – Маша смутилась.
– Как хочешь, – Дроздов пожал плечами. – Я не настаиваю. Просто подумал, что в праздник можно послабление сделать. Новый год все-таки… А?
– Да, Максим Георгиевич, – кивнула Машенька. – С наступающим вас.
– И тебя тоже! С наступающим. Счастья тебе, здоровья, ну чего там еще… жениха красивого. Ну все, давай! Хозяйничай тут.
Он вышел в гостиную, поднял трубку и попросил соединить его с Дементьевым.
– Важное дельце для тебя есть, – без предисловий сообщил Максим Георгиевич. – Бери машину и быстро дуй сюда. Все бросай! Это важнее всего, чем ты сейчас занят. Для тебя важнее. Понял? Давай.
Он бросил трубку на рычаг и вызвал шофера.
– Чего такой хмурый? А, Сердюченко? – шутливо спросил он. – Новый год на носу, премию я тебе дал. Чего дуешься? Поехали, прокатимся.
– Да так, Максим Георгиевич, – вздохнул шофер. – Умотался чего-то. Да вы не обращайте внимания.
– Ну ничего. В празднички отдохнешь. Работа у нас такая. Государственная!
Они вместе вышли во двор.
«Главное, чтобы у Стаднюка хватило решимости на побег, – подумал Дроздов, отворяя калитку. – Он так напуган, что способен на безрассудство».
Когда «эмка» отъехала от ворот, Марья Степановна отложила рыбу, которую резала под заливное, вытерла руки и в задумчивости присела на стул.
«Может, и впрямь пойти к Стаднюку? – подумала она. – Вот прошлый год одна взаперти встречала и весь год взаперти просидела. А так, может, что-то изменится».
Приняв решение, Машенька покидала куски рыбы в кастрюлю и поставила ее на широкий подоконник поближе к стеклу, от которого веяло холодом. Потом Марья Степановна сняла фартук, отмыла руки с мылом, поправила прическу, заглянув в маленькое зеркальце, наставила на поднос салатов, приготовленных для начальника, и, взяв бутылку шампанского и два бокала, поднялась наверх.
Открыв дверь в комнату, где сидел Павел, она застала его за странным занятием – взгромоздившись верхом на стул, он чем-то яростно буравил спинку, совершенно не воспринимая окружающее.
– Павел! – позвала она его, поставив поднос на стол. – Что ты делаешь?
Стаднюк глянул на нее диковатым взглядом и сунул патрон в карман.
– Шампанское? – не поверил он своим глазам. – Что случилось?
– Дроздов уехал, – смутилась Машенька. – Сказал, что можно с тобой посидеть. Новый год, сказал, все-таки. Ну вот я и подумала…
– Иди ты! Катись! Сначала шампанское, а потом пулю в голову?! – зло выкрикнул Павка.
– Что ты такое несешь? – опешила Марья Степановна.
– Дроздов мне сказал, что через два часа отвезет меня в лес и там расстреляет!
– Он сам так сказал? – не поверила Машенька. – Да ты врешь все! Он, наоборот, позволил мне взять шампанское и подняться к тебе. А ты…
Павел снова бросил взгляд на бутылку шампанского и понял, что погорячился. Машенька тут, скорее всего, ни при чем. Но когда речь идет о собственной жизни, не до телячьих нежностей. Раз Дроздова нет, надо шарахнуть Машку бутылкой по голове, а дальше думать, как проскользнуть мимо красноармейца с собакой. Но как бы там ни было, внизу будет больше возможностей, чем в запертой комнате. Может, у Дроздова в столе еще один револьвер!
Но… это же Машенька.
– Сказал, – пробормотал Павел в растерянности.
– А мне сказал, что не вернется! – растерянно произнесла секретарша.
– Так и сказал? – нахмурился Павел. – Это важно!
