капельки. Холод действительно отступил, но тревожное чувство, вопреки ожиданиям, не оставило Геннадия Васильевича, а напротив, навалилось с новой силой. Пришлось выпить еще. Сделалось легче.
– Что-то толстею я и толстею, – пожаловался он нечаянному собутыльнику. – Уже и не ем почти, а брюшко-то видел какое?
– Нервная небось работа? – посочувствовал шофер.
– Мастером цеха было проще, – вздохнул директор и сделал еще глоток. – Но другие от нервов худеют!
– Это у всех по-разному. Когда нервничаешь и сидишь в кресле, то, скорее всего, растолстеешь или того хуже – геморрой схлопочешь.
Снова выпили, покривились от луковой горечи.
– Геморрой, – пьяно рассмеялся Геннадий Васильевич. – Иногда его лучше в прямом смысле заработать, чем в переносном. Эх, если бы ты знал, Палыч, как меня этот день вымотал! Нет, надо еще выпить.
Скоро в бутылке осталась треть.
– Да, – с пониманием вздохнул шофер. – Начальство покоя не дает?
– Это… Тс-с-с-с! – Директор прижал палец к губам. – Никому этого знать не надо. – Он помолчал, затем добавил в задумчивости, продолжая размышлять вслух: – Какая бы, к чертям, разница? Базальт, не базальт? За каким, скажи, лешим Дроздову понадобился базальт?
– А что это?
– Ничего, это я так, о своем, – опомнился Геннадий Васильевич.
– А…
Допили остатки водки, и шофер выкинул бутылку наружу.
– О! – воскликнул он, собираясь захлопнуть дверцу. – Кажется, свет. Точно! Машина едет. Наверно, это ваш э-э… друг на «эмке».
Директор нервно заерзал. Легковушка осторожно объехала грузовик и остановилась чуть поодаль.
– Что случилось? – крикнул через приоткрытую дверь Сердюченко.
– Застряли! – ответил Палыч. – Резина совсем худая, так ее перетак!
– А ждете чего?
– «Студебекер» от Пантелеева.
– Ну, это вы не дождетесь, этим утром там другие заботы. Давай трос, я тебя дерну маленько.
За неимением троса Палыч достал из кузова одну из погрузочных строп и зацепил за «эмку». Урча моторами, швыряя из-под колес снег, обе машины натужно сдвинулись с места.
– Хорош! – высунулся из кабины Палыч. – Теперь выберусь. Спасибо.
– Не за что! Стропу не забудь подобрать.
Сердюченко сам отцепил конец и сел за руль. Вскоре желтый свет фар «эмки» скрылся за изгибом дороги.
Палыч повозился, сматывая и закидывая в кузов стропу.
– Повезло нам. – Он сел в кабину и осторожно тронул грузовик с места. – А то куковали бы неизвестно сколько.
– Да уж, повезло, – пробормотал директор. – Это точно.
Когда доехали до завода, он спрыгнул в снег и, пошатываясь, побрел к проходной.
– Черт бы побрал этот день, – пьяно поругивался он, поднимаясь по лестнице. – Прямо наказание, а не день. Сил нет.
Наконец Геннадий Васильевич добрался до своего кабинета и толкнул дверь. Внутри горел свет, а за директорским столом сидел заместитель – тощий, поросший щетиной на впалых щеках.
– Ну как? – нервно подскочил он навстречу начальнику.
– Пронесло! – опускаясь на стул, успокоил его Геннадий Васильевич. – Товарищ Дроздов, как мы и полагали, оказался не силен в горных породах.
Заместитель медленно опустился в кресло и только после этого выдохнул.
– Значит, не подкачала моя идея? – спросил он.
– Господи… Да эти комиссары гранит от мрамора не отличат! А мы с тобой изнервничались, бегали весь день дураками, искали этот чертов базальт.
– Это вы искали, – поправил директора заместитель. – А я думал. И придумал.
– Молодец, молодец. Разве я что говорю? Зачту тебе, не сомневайся. Выручил ты старого дурака. Сам бы я никогда не додумался стеклодувный шлак за базальт выдать. Точнее, не осмелился бы.
– Вот-вот, – кивнул заместитель.
– Осталось только составить список рабочих, которые вырезали куб, – вспомнил наказ Дроздова директор. – Думаю, двоих хватит. Кого будем подставлять?
– От Мериновича давно бы надо избавиться. И от Станилова.
