Значит, эта сторона — северная. Он стал лицом к северу и определил юго-запад. Улыбнулся.
— Разве мы не пойдем вдоль реки? — спросил Хиронака, когда Кадзи решительно повел их в чащу.
— А разве ты собирался в Корею? — вместо ответа спросил Кадзи.
Они шли два дня, а тайге не было конца. Наступил третий день, но тайга по-прежнему продолжала держать людей. Продукты кончились. Осталось только немного риса в мешке у Кадзи. Они рвали незрелые ягоды дикого винограда и с жадностью поедали. Кислые, вяжущие рот ягоды, только дразнили, заставляя еще сильнее страдать от голода.
— Грибов не трогать! — предупредил Кадзи. — Листья дикого винограда, пожалуй, не причинят вреда. Только давайте сварим их.
Варево не лезло в горло.
Хиронака чертыхался, негромко, но так, чтобы слышал Ямаура. «Сами навязали себе заботу». И при этом зло глядел на Кадзи. Кадзи не стал делать вид, что не слышит, и ответил Хиронаке таким же взглядом. Подхлестнутый Хиронака проворчал:
— Все равно ведь рано или поздно придется съесть этот рис! Сварили бы размазню, что ли.
Теперь на Кадзи смотрели все.
— Нет!.. — Кадзи обвел их взглядом. — И его лицо приняло упрямое, почти жестокое выражение. — Мы съедим этот рис, когда останется одно: лечь рядом на землю и умереть.
Хиронака только повел по сторонам злобным взглядом. Он раскаивался, что не пал в бою, что пошел за этим Кадзи. В казарме пограничного батальона он имел вволю еды и вдобавок получал каждый вечер спиртное… А сейчас? Ефрейтор-второгодок помыкает им, как мальчишкой, ему приходится жрать листья в этой дремучей тайге, искать змей и мышей…
Кадзи надеялся подстрелить птицу на радость всем. Но, видно, в этом гиблом краю не жили даже птицы.
— Господин ефрейтор, а улиток едят? — спросил Тэрада.
— Едят, наверно… Яда в них вроде нет. Ведь дети часто забавляются с ними…
Стали собирать улиток.
Когда их зажарили на огне и разделили поровну, первым восторженно зачмокал Хикида.
— Вкусно!
Если закрыть глаза, улитки напоминали устриц. И все-таки, держа в руке каждая свою долю, женщины смотрели на них с отвращением, а некоторые даже заплакали.
— Ну, ну, мадам! — заметил Хикида, обращаясь к одной. — Здесь вам окуня или бифштекс не подадут!
— Это верно! — старик учитель слабо улыбнулся жене. Она все время молчала. — Съешь одну, попробуй — уговаривал он.
— Эх, здорово подвела нас армия… — сказал торговец, хозяин мелочной лавки, тот самый, который первым получил рис от Кадзи. — А мы-то верили в силу Квантунской армии. Вы, военные, постоянно твердили нам: трудитесь спокойно!
— Мы сражались! — покраснев от обиды, крикнул Тэрада. — Может быть, вы все тут разорились, имущество потеряли, но мы сражались, насмерть стояли, пока от ста шестидесяти человек нас не осталось четверо!
— А, что толковать об этом, когда не сумели даже эвакуировать детей и женщин! — в сердцах сказала жена торговца. — Уж мы-то, кажется, достаточно старались для армии!
— Старались?! Только тогда и старались, когда наживой пахло!.. — ядовито заметила старшая из проституток. Она мстила за обиду во время дележки риса.
Они не шли, а ползли, как улитки. Каждый час Кадзи приходилось останавливаться и ждать отставших.
— Эй, Кадзи, хватит нянчиться! — сказал Хиронака. — Этак конца не будет баловству и заботам!
Кадзи и сам приходил к мысли, что он бессилен помочь этим несчастным. Не все ли равно, где их бросить — здесь или где-нибудь в другом месте? Каждый стремится спасти себя. Он почувствовал, что поддается, и, чтобы побороть себя, попытался представить Митико среди этих уставших людей, из последних сил тащившихся за ним. Подождите! Не бросайте нас!..
— Пошли, Кадзи! — сказал Идэ. — Какой смысл погибать с этой компанией?
— Пока у этой компании имелась еда, ты, верно, говорил по-другому! — Кадзи повернул назад.
Люди шли, шатаясь, едва переступая распухшими ногами. Они были уже не в силах перешагивать через подгнившие и рухнувшие деревья и, чтобы преодолеть препятствие, опирались на руки, становились на четвереньки и переползали. Споткнувшись, падали и долго не могли встать. И все же вставали и, задыхаясь, брели дальше.
…Медленно, машинально шагают ноги. Беспокойство о тех, кто следует сзади, никогда не покидавшее его раньше, постепенно ослабевает. Он идет вперед, ко всему безучастный, и только одно стремление — выдержать этот поединок с тайгой — не гаснет в душе.
Внезапно он останавливается. Он слышит хлопанье крыльев. Прямо перед ним на ветку усаживается птица размером с голубя. Птица спокойно отдыхает. Кадзи поднимает руку, подавая знак остановиться идущим сзади. Прислонясь к стволу, готовится стрелять, птица сидит рядом, в двух шагах от него. Видно, ее никто никогда не пугал — она спокойно перебирает клювом перья и вертит головой, словно раздумывая, куда ей теперь лететь.
Левая рука, поддерживающая винтовку, дрожит. С ним никогда этого не бывало! Он пытается унять дрожь — перед ним птица! Еда! От этой мысли левая рука дрожит еще сильнее. Палец правой руки, лежащий на спусковом крючке, тоже мелко дрожит и не повинуется. Кадзи целится, затаив дыхание. Зажмуривает один глаз. Очертания птицы расплываются.
Он стреляет. Мимо.
— Вот несчастье! — горестно стонет Идэ.
— Знатный снайпер! — с злобной насмешкой произносит Хиронака.
Возразить нечего.
Кадзи молча поворачивается, идет навстречу отставшим.
Первыми попадаются эти двое, из заведения для солдат, Тацуко и Умэко. Они идут, согнувшись, точно поднимаются в гору. Заметив Кадзи, через силу прибавляют шагу, а поравнявшись с ним, падают, как подкошенные.
— А остальные? — спрашивает Кадзи.
— Торговец углем отдыхает тут рядом…
— А этот, лавочник?
Женщины переглядываются.
— Он и его жена вдруг почувствовали сильные боли, — говорит младшая, Умэко.
— Грибы?..
Женщины молча кивают.
— Остальные тоже?
На этот раз женщины отрицательно качают головами.
— Ждите здесь. Я скоро вернусь.
Куда он идет? Зачем они ему? Ну, узнает он, что стряслось с его спутниками. Ну и что из этого? Ничего. И все-таки он идет назад. Где-то в уголке сердца таится мысль, что только исполненный до конца долг, сознание, что он сделал все, что мог, даст ему право остаться жить.
Он прошел с полкилометра. Никого. Возможно, они разминулись.
Кадзи уже хотел повернуть обратно, когда из-за деревьев, шатаясь, вышла жена фотографа.
— А дети и муж?
Женщина медленно подняла на него глаза.
— А я почем, знаю…
— Умерли?
