— А я почем знаю…
— Говори, я схожу за ними!
Она молча проходит мимо…
Кадзи смотрит ей вслед. Она побрела дальше, не обращая на него внимания…
Он прошел еще немного назад. Под деревом сидел торговец углем, обхватив голову руками.
— Один? А жена, дети?
— Тебе-то что? — он с вызовом посмотрел на Кадзи.
— Ничего. Просто спрашиваю…
Человек усмехнулся.
— Как говорится, облегчил их страдания… Вон там, — он кивнул головой в сторону чащи. Потом вдруг заговорил умоляющим голосом: — Послушай, солдат, в каждом деле самое главное — толковый совет… Если ты уступишь мне рис, что лежит у тебя в мешке, я заплачу тебе десять тысяч иен… Я правду говорю. Десять тысяч иен… Мне бы только добраться до Тяньцзиня, там у меня денег куры не клюют, честное слово…
Десять тысяч? Большая сумма! Служащему, такому, как Кадзи, понадобилась бы целая жизнь, чтобы скопить столько денег.
Движением винтовки Кадзи показал вперед.
— Вставай и иди! Тебя ждут. Я поищу учителя с женой, и если на обратном пути застану тебя здесь, постараюсь облегчить и твои страдания. Понял?
Место для ночлега выбрали еще засветло. Ямаура и Идэ убили двух змей.
Идэ считал, что имеет право съесть половину добычи вдвоем с Хикидой.
Когда Кадзи отверг его притязания, Идэ впервые с откровенной враждебностью заявил:
— Нечего командира из себя корчить! Одна змея наша. Мы с Хикидой съедим ее пополам! А ты иди птиц стреляй!
Кадзи заметил, как усмехнулся Хиронака. Кровь бросилась Кадзи в голову.
— Только попробуй! — Он сам не ожидал, что в голосе его прозвучит столько угрозы. — Верно, в птицу я не попал, но по тебе не промажу!
Кадзи держал винтовку горизонтально двумя руками, палец касался спускового крючка, и казалось, стоит Идэ произнести одно слово — и Кадзи влепит заряд в упор.
— Перестаньте! — перед Кадзи выросла Тацуко. — Не дети…
— В самом деле… — прошептал Кадзи. — Что это мы… — Он растерянно смотрел на винтовку.
— Слушай, Кадзи! Разделим змей поровну, а ты раздай нам этот рис! — попросил Хикида, когда Кадзи опустил винтовку.
— Рис съедим завтра. — сказал Кадзи. — Завтрашний день решит все. Если не выберемся из леса — конец.
Кадзи отдал Идэ свою порцию змеиного мяса, он зажарил ее на кончике штыка.
— Бери! Я, пожалуй, немного погорячился…
Идэ заколебался, не решаясь, и Кадзи бросил кусок ему на колени. Когда он вернулся к костру, Тацуко поделилась с ним своей порцией.
Змеиное мясо напоминало резину, вкусную резину. Столько дней во рту не было настоящей пищи, которую можно жевать. Желудок властно требовал проглотить еду, но Кадзи еще долго держал кусок во рту, разжевывая его зубами и наслаждаясь.
— Удастся завтра выйти? — спросила Тацуко.
— Кто ж знает… — Кадзи глядел в огонь. — А только мне кажется, что я не умру… Там, в сопках, меня не задело, так неужели же я погибну здесь? Нет!
— Ну, значит, и я выживу, буду держаться возле вас!
Кадзи подбросил веток в огонь. Пламя, причудливо изгибаясь, освещало безмолвную чащу; лес вокруг казался еще более непроходимым и черным.
Тацуко обхватила руками колени, оперлась на них подбородком. Кадзи вдруг показалось, будто это Митико рядом.
— Завтра держись, не отставай! — сказал он.
Да, держись и сам, держись, слышишь! Ничего, что эта женщина — не Митико. Пусть это только призрак, но с ним легче забыть безнадежную, пугающую действительность. Буду держаться, слышишь, Митико! Во что бы то ни стало, выберусь из этого леса!
— Каково-то там сейчас, в южной Маньчжурии… — снова заговорила Тацуко. — У меня там сестренка. Единственная моя родня. Сестра — не то, что я. Она замужем, живет честно. У нее муж — служащий в концерне Мантэцу!
Кадзи очнулся от грез.
— К ней и идешь?
Женщина кивнула.
— Если поможете добраться. О жене тревожитесь? — спросила она.
— Иду вот, тороплюсь, а там… Кто знает, что там сейчас?
— А если ни дома, ни знакомых не осталось, что тогда? Куда подадитесь?
— А ты?
— Я к вам пристану… — женщина тихонько засмеялась. — Можно?
— Конечно, на юге, я уверен, спокойно, — сказал Кадзи. — Там войны нет. А мирному населению их армия не причинит вреда.
В разговор вмешался торговец углем.
— Всегда так было? — с вызовом спросил он. — Вы знаете историю?
— О прошлом не знаю и знать не хочу, — сказал Кадзи. — А только Красная Армия несет свободу. Всем! С японской или какой другой армией ее не равняйте!
Он увидел, как Тэрада приподнял голову. Кадзи ждал, что он возразит, но вместо него снова заговорил торговец углем:
— В таком случае почему же вы не сдались в плен, а предпочли удрать?
— Я и сам спрашиваю себя почему, — пожимая плечами, ответил Кадзи. — Если б вы участвовали в бою, то, может быть, поняли бы почему…
— Оставьте своих русских! — закричал торговец углем. — По их милости все состояние, которое я сколотил такими трудами, пошло прахом!
«А ведь в Тянцзиньском банке у него сейф ломится от денег!» — подумал Кадзи.
— О жене и ребенке вы не вспоминаете! — вырвалось у Кадзи.
В следующую секунду он опасливо поглядел на собеседника — напрасно он растравляет чужие раны! Но тот смотрел на вещи иначе, чем Кадзи.
— Женой и детьми всегда можно обзавестись, было бы желание. А чтобы сколотить состояние, я ухлопал всю жизнь!
Ошеломленный Кадзи умолк. Он смотрел на сидевшего напротив человека. Торговец углем был лет на двадцать старше его. Исхудалое, но все еще энергичное и алчное лицо. Когда жена и ребенок стали обузой в дороге, он их «освободил от страданий». А вот денег он не бросил бы, подумал Кадзи.
— Как по-вашему, господин солдат, — с жаром обратился торговец к Кадзи, — когда война окончится, император прикажет правительству возместить нам убытки?
— Что значит окончится? — Кадзи подбросил в огонь охапку веток. — Еще вопрос, будет ли он существовать, император, когда она окончится… — Кадзи глянул на Тэраду, но тот отвел глаза.
Неделю назад Тэрада пришел бы в ярость от таких слов. Научился рассуждать скептически или просто прикинул, что сейчас невыгодно затевать ссору?
— По-вашему, нас все-таки побьют? — Торговец углем не мог в это поверить. Он оглядел всех у костра, надеясь, что кто-нибудь скажет: «Нет, конечно, нет!» — но все промолчали. — Я думаю, Квантунская армия прогонит их, а? И разве не удастся тогда разбить американцев?
У костра сидело шесть солдат Квантунской армии, ни один не промолвил ни слова. Вера в «безусловную победу», которая, казалось, должна была войти в плоть и кровь, разлетелась вдребезги в один день, после первого же боя.
Все молча смотрели на огонь.
