я буду собирать средства на газету. Только бы разрешили, а там у нас пойдет…
Ното сказал это так уверенно, словно издание японской газеты было делом уже решенным.
— Вы знаете, мы сейчас как птицы, разучившиеся петь. А голоса-то у нас хорошие… Так давайте же подадим свой голос по всем правилам искусства!
— А не найдется ли у вас, — Митико замялась, — какой-нибудь работы для женщины, ну хотя бы бумагу резать?
— Для вас, Митико, обязательно найдется!
— Нет, не мне, более деятельному человеку — Ясуко. Я бы, конечно, тоже с удовольствием работала бы, но ведь у вас штат маленький, поэтому… — Митико с улыбкой посмотрела на обоих мужчин. — Поэтому я еще немного поработаю у доктора Се.
Простившись с Ното, Окидзима и Митико пошли домой.
— Если бы Кадзи был на моем месте…
— Что тогда? — спросила Митико.
О, Кадзи знал бы, как поступить. А для Окидзимы все было покрыто туманом. «Разве не были вы восемь лет нашими врагами?» Окидзиме казалось, что китаец вот-вот задаст ему такой вопрос. Разве они когда-нибудь поверят японцам? А Кадзи всю душу вложил бы в это сотрудничество. Такая разница в восприятии объяснялась, верно, тем, что Окидзима, прежде всего, был скептиком. Не зная о судьбе друга, он считал, что жизнь покорежила его гораздо больше, чем Кадзи. А Митико еще никогда за последнее время не было так грустно и одновременно так радостно. Может быть, действительно Кадзи жив, попал в плен и там, в России, начнет новую жизнь, освободившись от всех противоречий. В ее ушах все звучали слова Ното и того китайца из управления, сказанные перед их уходом: «Ничего, попадет в Советский Союз и лет через шесть вернется настоящим человеком». Но шесть лет, шесть лет! Ведь это же равносильно вечности…
Заходящее солнце над далеким горизонтом казалось выпуклым. Пыль, поднимавшаяся с пересохшей земли, заволакивала его плотной завесой. Казалось, медно-красный, зловещий сгусток огня дышит… Усталое солнце, видимо, собиралось потухнуть лишь после того, как изможденные, запыленные люди оставят всякую надежду на освобождение.
Их собрали возле кирпичного строения, у самого полотна узкоколейки. Пленных тут было уже человек пятьдесят.
Конвоир жестами объяснил, что сегодня они будут ночевать здесь, а завтра их отправят в лагерь. Также жестами он объяснил, что кормить их будут завтра, а сегодня придется заснуть на голодный желудок. О побеге думать не надо, а то… и солдат голосом изобразил автоматную очередь.
Потом конвоир ушел.
— Странно, никого не осталось, — сказал Комуку, подойдя к Кадзи. — Или они считают, что и ноги наши разоружили?
— Может, рискнем? — спросил Наруто.
— И не пытайтесь! — сказал один из пленных, услышав их разговор. — Из автоматов всех покосят. К тому же окрестные жители кругом предупреждены, сразу сцапают.
— Вы издалека шли? — спросил Комуку.
— Издалека, но вразброд. Нас еще вчера поймали.
— А кормили? — забеспокоился Ямаура.
— Пока нет. У нас с собой было немного гаоляна. Но ничего, как-нибудь все образуется.
Взобравшись на насыпь, Кадзи огляделся. До станции и ближайших построек было довольно далеко. В густеющих сумерках начали зажигаться огни. Белыми точками виднелись будки стрелочников. Кадзи посмотрел в противоположную сторону — там вдали белели палатки.
Если все обмозговать как следует, может, побег и удастся. Не в таких передрягах бывали! Надо только рассчитать, сколько успеешь пройти до рассвета.
Но на самом деле все было гораздо сложнее. Ноги совершенно одеревенели. Многодневные неудачи сковали волю. И дух и тело ослабли. А там, за горизонтом, где-то находится Митико. Так чего же ты стоишь? Иди!
Но Кадзи не шевелился.
— Что, друг, размышляешь, как убежать? — спросил Кадзи их недавний собеседник. И нисколько не смущенный хмурым видом Кадзи, добавил:
— Брось, говорю тебе. Или шлепнут, или сразу же поймают. А скорей всего шлепнут. Чего им с нами канителиться?
— Так шлепнут же меня, а не тебя…
— Это верно, но все же жалко, когда от дурости гибнут.
— А лезть, куда не просят, по-твоему, умно?
— Такой уж я по натуре, — сказал солдат и засмеялся. — Ведь из-за одного дурака могут все пострадать. Вчера, когда нас сюда пригнали, все тоже бежать хотели. А подумали и остались. В душе у нас пусто, понимаешь? Поостынь, через полчаса и ты раздумаешь.
— Я уже, кажется, остыл, — пробормотал Кадзи. — Сам себя не узнаю! Словно кости из тела вынули! Это, наверно, потому, что свободу отняли.
— И винтовку!
Кадзи вздохнул.
— А ведь, верно! Ты, парень, оказывается, с головой. А я совсем забыл о ней…
Конечно, все дело в ней, ведь его винтовка, которую он бросил в колодец, была для него в последнее время всем. И вместе с ней он тогда швырнул в колодец самого себя. Вот тогда и наступил перелом. Свободного Кадзи, предводителя отряда, не стало.
— Согласен, бежать не стоит, — Кадзи криво усмехнулся. — Как тебя зовут?
— Кира.
Кадзи посмотрел на юго-запад. По бледному небу все еще блуждало багряное зарево, в ту сторону он неустанно стремился, презирая опасность.
— «О сердце, прекрати надеяться и верить…»
— Бодлер? — чуть слышно спросил Кира.
— «Найди забвенье в сне младенца» — так, кажется?
— Не помню. Я запомнил другое: «Засни, как зверь в своей пещере». Десять лет назад прочел. Ничего тогда не понял, но понравилось страшно. А когда здесь оказался, понял… Вот я и буду спать, «как зверь в своей пещере»…
Кадзи пошел к своим.
— Что же будем делать, Кадзи? — окликнул его Наруто. — Ведь столько прошли, неужто зря? Неужели нас отсюда прямо в Сибирь?
— Давай костер разожжем, — с каменным лицом проговорил Кадзи. — Хоть выспимся. А завтра видно будет.
И Кадзи заснул с желанием никогда не просыпаться. Он словно провалился в небытие.
К вечеру следующего дня большой отряд пленных вышел на плоскогорье. На них налетел пронзительный осенний ветер. Среди голой степи тоскливо стояла брезентовая палатка. Возле нее чернел не то паровоз, не то паровой котел.
Рыжий красноармеец, видно бывший за старшего, приказал всем раздеться.
— Пока будете мыться, и одежду всю пропарим.
Душ — это, конечно, хорошо, но каково стоять голым под пронзительным ветром!
— Побыстрее! — заорал переводчик. Кадзи заметил, что он улыбается, только когда говорит с охраной.
— После мытья, наверно, на простыни положат!
— А лагерь-то где? Ничего не видно!
— Вот увидите, сегодня мы будем спать иод крышей. Задние мешкали — не раздевались, дожидаясь своей очереди. Солдат с автоматом поторапливал их:
— Давай, давай! Поживее!
