— С вашей стороны ведь возражений нет? — с улыбкой спросил Кавано директора. — До завтрашнего вечера беглецы останутся здесь под вашу ответственность. А понятым при казни будешь ты. — И он посмотрел на Кадзи бесстрастными холодными глазами.
Возражать было бесполезно. Сила диктует свое, а справедливо это или нет, ей не важно. Она приказывает.
И все же Кадзи попытался узнать истину, хотя чувствовал, что Окадзаки над ним посмеивается. Кадзи спрашивал всех, кто участвовал в охоте на зайцев. Служащие-китайцы отвечали уклончиво — беда прошла мимо них и, благодарение небу, они не пострадали. А дай они показания, невыгодные для Окадзаки, так эти показания могут обернуться и против них. Один служащий, уже пожилой человек, сказал опечаленному Кадзи:
— Побег? Конечно, они бежали. Когда бьют, разве не побежишь? А если бы молча перенесли побои, все кончилось бы благополучно.
Бить рабочих на руднике считалось обычным делом. И никто не задавался мыслью, что против этих побоев, которые иногда кончались и смертью, можно восстать.
Потеряв надежду чего-либо добиться на руднике, Кадзи отправился в караульное помещение. Увидев сквозь дверную решетку подходившего Кадзи, Гао крикнул:
— Что собираешься с нами делать?
Остальные шестеро, сидевшие на корточках на полу камеры, молча повернули свои посеревшие лица к двери.
— Выпусти их! Слышишь! Ударил его я, так держи здесь меня одного. Но сперва посмотри, что он со мною сделал. — И Гао сбросил рубаху. На плечах, шее, груди багровели кровавые рубцы от ударов хлыста. — И я еще виноват?
— Вас обвиняют в попытке к бегству.
Семеро как-то сразу притихли, потом разом возмущенно заговорили.
— Прекратить галдеж! — Это крикнул караульный китаец. В руках у него была длинная цепь. — А не то каждый этого попробует.
— Собака! — процедил сквозь зубы Гао вслед караульному, затем снова обратился к Кадзи: — Как же так? Ведь там было много людей, они видели. Надо у них спросить. Какой же это побег? Надо только проверить!
— Пробовал, — на лице Кадзи появилось смущение. — Никто ничего не говорит, даже ваши.
Гао заскрипел зубами.
_ Что нас ждет?
_ Я лично не верю, что это был побег.
— Что с нами будет?
Кадзи молчал.
— Жандармам передадите?
— Пытаюсь этого не допустить, — глухо ответил Кадзи. — Но ведь ты никогда мне не верил. На этот раз тоже не обольщайся. У них власть, у меня ее нет. Просто попытаюсь…
Не то гневные вопли, не то мужские рыдания неслись вслед Кадзи, когда он уходил из караульного помещения.
— Дорогой Кадзи, это делается в назидание другим, — говорил директор. — И, к сожалению, сейчас ничего уже сделать нельзя. Ведь это их решение, а не мое. А им противиться опасно!
— Если вы попросите отменить казнь, вас послушают. Вы говорите — в назидание другим, но разве только страхом можно держать людей в подчинении?
— Все это очень благородно, но почему ты этого не сказал жандармам? У меня, конечно, есть своя точка зрения на этот счет, но из правления на мой запрос ответили, что в это дело лучше не вмешиваться, пусть решает военная жандармерия.
— Почему?
— Видимо, на то есть причина.
— Но поймите, вы собираетесь без всяких оснований рубить человеческие головы!
Директор молчал. Его всегда красное лицо стало постепенно бледнеть. Не надо было награждать этого самоуверенного молодого человека.
— Я простой служащий, — тихо сказал Кадзи. — У меня нет сильной руки, в правлении. Поэтому я прошу вас… Если вы будете настаивать перед жандармами от имени фирмы…
— Просишь? Что-то на тебя это не похоже, — сказал директор, спрятав недовольство за натянутой улыбкой. — Видишь ли, ты в общем говоришь справедливые вещи, но все-таки рассуждаешь однобоко. Пойми, что в военное время нельзя мыслить категориями мирного времени.
— Откуда вы это взяли? Это какое-то недоразумение.
— Хорошо! — холодно сказал директор. — Пусть недоразумение, и все же у нас с тобой разные точки зрения. Но оставим споры, к чему переливать из пустого в порожнее! Тебе не нравится позиция правления. Что ж, попробуй изменить ее.
— И попробую!
Кадзи уже выходил из комнаты, когда Куроки добавил:
— Учти и другое: ни у правления, ни у меня нет времени заниматься твоими пленными столько времени, сколько ты требуешь. Постарайся не повредить своему положению, докладывая об этом вопросе.
Нет времени! Да разве в этом дело? Им всем просто наплевать на этих людей, а тут еще надо идти против всесильной жандармерии. Впрочем, они и к японскому народу так же относятся. Если уж и японский народ приносится в жертву, что же тут говорить о пленных китайцах!
Кадзи не смог дозвониться начальнику даже по прямому проводу. Ему сказали, что тот находится на совещании. Но вдруг в трубке послышался голос Окидзимы. Кадзи попросил его обязательно встретиться с начальником отдела и попросить его вмешаться в дело семерых заключенных. Маленькая надежда еще тлела где-то в груди Кадзи.
Комнаты опустели. Обычно после работы задерживался в отделе вместе с Кадзи только Чен, а его уже не было в живых. Нет пока звонка и от Окидзимы. Кадзи в раздражении ходил по комнате.
Наступил вечер, везде уже зажглись огни, время шло быстро, а звонка от Окидзимы все не было. Кадзи сердился на себя. Почему у него не хватило смелости поспорить с жандармами? Что толку горячиться перед директором? Директор струсил, но струсил и Кадзи. У того были на то свои причины, у Кадзи — свои.
А не посоветоваться ли с Ваном? Может, он что-нибудь придумает? Нет, не стоит, тут и Ван со своей светлой головой не в силах ничего сделать. Только посмеется над Кадзи, это лучшем случае, а то и оскорбит еще. А как хочется получить умный совет, найти друга, который бы понял, помог. Один! Чувство одиночества клещами щемило грудь. Надо идти домой, к Митико. А телефон все молчит. Кадзи стал ходить по комнате быстрее. Под столом он увидел брошенную газету. Кто-то, наверно, приносил в ней завтрак. Он ее поднял. Сквозь масляное пятно ясно виднелись слова:
«Министр иностранных дел г-н Сигэмицу разъясняет: основа построения Великой Восточной Азии — это дух равенства и взаимной выгоды азиатских держав. Агрессивные замыслы Америки и Англии в отношении колоний в Азии разбиты вдребезги». А руководствуется ли сам министр этим духом? Убедиться, пожалуй, случая не представится. Взаимная выгода? Какое лицемерие! Япония только берет, и если надо — силой. И ей в этом помогает и он, Кадзи.
Кадзи взял подшивку газет. Вот сегодняшняя, что в ней? Снова то же.
«В Нанкине подписан договор о дружбе и взаимопомощи между Японией и Китаем. Заложена основа мира и процветания этих стран на вечные времена. Империя продолжает освобождение Азии».
Кадзи бросил подшивку на пол. Из груди рвался стон. Для освобождения Азии азиаты-японцы завтра отрубят головы семерым азиатам-китайцам. Вот она основа мира и процветания на вечные времена, доказательство дружбы и взаимной выгоды! А Сигэмицу и Ван Чжоу-мин обмениваются рукопожатиями и пьют шампанское. Прав, видно, директор. В военное время обычная логика не подходит. В ближайшие дни,
