Синдзе отложил носки, убрал иголку. На лбу у него вздулась голубая жила.
— Ну вот, — сказал он, — передай дежурному унтер-офицеру или можешь передать подпоручику Хино, все равно: убирать сортир пойду я один, новобранцы здесь ни при чем.
Кадзи поднялся. Охара взглянул на Кадзи, словно спрашивал: мне тоже пойти? Но Кадзи не взглянул в его сторону.
— Сирако, пошли поможем, — бросил Кадзи.
Тот с надутым лицом огляделся по сторонам и, увидев, что никто из старослужащих не собирается поддержать Кадзи, недовольно пробормотал:
— А ты мне не начальник, нечего указывать.
— Правильно! — весело подтвердил старослужащий, которому Кубо массировал спину. — Не уступай, сейчас еще сакэ принесут!
— Это не указание, — тихо сказал Кадзи. — Просто ты тоже свободен и можешь помочь человеку.
Сейчас он сдерет шкуру с Сирако. Иудино семя! И тут же Кадзи подумал, что, если быть справедливым, виноват он сам. При чем тут Сирако? Потребовали выдать — он и выдал. Просто ему, как и всякому другому, не хотелось лишний раз нарываться на неприятность. Старослужащие молчали.
— Пошли, — сказал Кадзи.
Ему надо поговорить с Сирако. Потолкуют — может, в чем-то и поймут друг друга.
Сирако не пошевелился, не ответил. Он боялся Кадзи. Все это видели. Ему хотелось, чтобы кто-нибудь из старослужащих солдат наорал на него, заставил идти, тогда он пойдет. Но все молчали, даже Ёсида будто воды в рот набрал.
— Оставь его, Кадзи, хватит! — сжалился Синдзе.
Таноуэ, может, потому, что Кадзи каждое воскресенье писал ему письма, встал перед Сибатой по стойке смирно.
— Рядовой второго разряда Таноуэ пойдет чистить уборную.
Они вышли все вместе, дежурный — последним.
— Ради бога, скорее управляйтесь, — крикнул им вдогонку Ямадзаки, — а то мне не терпится…
— Понятно, кто я для них. Врагом считают.
В голосе Синдзе прозвучала откровенная ненависть ко всем его мучителям во главе с подпоручиком Хино.
Конечно, может, это просто совпадение. Может, китайцы только сегодня подводы подогнали. И все же не случайно жребий пал именно на него. В последнее время Синдзе получает наряды на самые трудоемкие работы и постоянно недосыпает: то его посылают за углем, то в ночной обход, словно он самый младший в своем разряде.
— Тебе, Кадзи, тоже несладко, — вздохнул он.
— Нет, ничего. Только вот Хасидани загонял по стрельбе.
Стрельба стрельбой, но и на занятиях по штыковому бою доставалось от Сибаты. Да что там Сибата! Сога — вот с кем никто не мог сравниться, на его занятиях Кадзи буквально валился с ног. Унтер гонял его до седьмого пота.
— Тебе хорошо, вон какой ты крепкий! — пожаловался Синдзе и его тусклые глаза с завистью оглядели Кадзи. — А я вот-вот выдохнусь. Они только этого и ждут, чтоб я выдохся и загнулся.
Кадзи нечего было возразить. Да, может, и так. Тактика на измор. Чем она по существу отличается от узаконенного самосуда?
Поодаль от уборной их поджидал китаец с телегой. На нее предстояло грузить ледяные глыбы, которые трое японских солдат отобьют ломами и вытащат из отхожей ямы.
— Не есть воротит, а, господин солдат? — ухмыльнулся китаец, высморкавшись пальцами.
Кадзи вспомнил Лаохулин. Тогда он, заложив руки за спину, наблюдал, как десятки рабочих разгребали засохшее дерьмо. Его продавали на удобрение окрестным крестьянам. А теперь наступала очередь Кадзи выгребать нечистоты.
Некоторое время все трое молча долбили ледяную пирамиду. Морозы ослабли, был уже март, лед стал сыреть. Из-под лома летели осколки. — Кадзи сжал зубы, закрыл глаза. Такой непонятливый на ученьях, Таноуэ справлялся здесь шутя. Все у него выходило с умом, без затраты лишних сил.
Из казармы доносился гул голосов — наверно, выдали водку.
— После всех этих передряг домой захотелось, а? — Синдзе остановился передохнуть.
— Домой всегда хочется.
— Думаешь, на воле сейчас лучше?
Кадзи не знал, что ответить. Он поймал себя на том, что все мучительное, тяжелое, что было в Лаохулине за те двести дней, до отправки сюда, совершенно выветрилось из его памяти. Осталось только пьянящее ощущение свободы. Да, конечно, там лучше. Живая, полнокровная радость, тепло взаимной любви…
— Лучше, — убежденно произнес он. — Там ты сам себе хозяин. Трудно — побори трудности, добейся, чтоб легче стало. А в армии ты этого не сделаешь…
— Потому что новобранец?
— Наверно…
— Думаешь, потом будет легче?
— Не знаю.
Конечно, у старослужащих положение иное, они хоть что-то могут. Правда, вот здесь как отрицание такой надежды стоит Синдзе, солдат третьего года службы. Но надеяться нужно, нельзя без надежды.
— Может, и легче будет. Ты прости меня, Синдзе, за тот случай с открытками, никак не могу успокоиться.
— Знаю, — Синдзе с силой опустил лом. — Я на тебя и не подумал, друг.
Мучительная судорога, сжимавшая душу, наконец-то отпустила Кадзи. Выходит, Ван не лгал тогда. Выходит, человек действительно не может без дружбы.
Собравшись было высказать эту мысль, Кадзи увидел унтер-офицера Согу с нарукавной повязкой дежурного и принялся с усердием работать ломом.
— Спасибо за службу! — ответил Сога на их приветствие.
Потом помочился. Все это с уверенностью неплохо устроившегося человека. Такой, куда бы его ни забросила судьба, не станет грустить, справит нужду, поблагодарит за службу.
— Сортир — приятное место для разговоров, — сказал Сога, застегиваясь.
— Секретничаешь с дружком?
Синдзе не остался в долгу.
— Так точно, разговор с душком, — бойко ответил он. Потом напрямик спросил: — Господин унтер- офицер, расписание нарядов согласовано с командиром роты?
— Откуда мне знать, спроси подпоручика.
— Есть спросить подпоручика! Разрешите уж, господин дежурный унтер-офицер, задать еще один вопрос: если солдат откажется от наряда, что с ним будет?
— Известное дело что — гауптвахта. Могут и в тюрьму отправить за неподчинение.
— Я говорю о тех случаях, когда распределение нарядов несправедливое.
— Почитай дисциплинарный устав. — Глаза Соги сузились и стали еще жестче. — Параграф «Неподчинение приказу». Ты что, жаловаться задумал, роту позорить? Нет, милый, этот номер у тебя не пройдет, здесь армия. Ты, верно, забыл, Синдзе, благодаря кому дослужился до солдата первого разряда? Поразмысли на досуге о своем положении, очень тебе советую.
— Я думал не раз и, поразмыслив серьезно, заявляю, что получаю наряды несправедливо.
— Я не о нарядах, Синдзе. Нарядами занимается командир роты. А еще раз что-нибудь выкинешь — посажу на гауптвахту.
И ушел.
— Зря ты все это, — забеспокоился Кадзи.
— А-а, один конец, — горько усмехнулся Синдзе. — Или прибьют, или полегчает. Мне нечего терять.
