хотя бы небольшие волны психонапряжения. Скорее, это была надежда. Но на что? Она знала, что я не пощажу ее. Да и кроме меня на базе курсанты, которые не простят ей гибель одного из них. Но, тем не менее, чем больше я наблюдал за ней, тем сильнее убеждался: она на что-то надеется. Возможно, понимание этого лежало на поверхности, но я его не видел.
Смерть уже прикоснулась к женщине. И несмотря на это Зайцева была спокойна. Даже я бы так не смог.
«Неужели это необходимо? – вдруг подумал я. – До чего же это ужасно! Красивая и умная женщина готовится уйти из жизни. Солдат готовится умереть не в бою».
– Ну, чего тянуть, давайте! – она протянула руку к бокалу. – Яблочный сок? Мой любимый. Спасибо вам и за это, маршал! – она поднесла бокал к губам. – Оставьте медальон себе. Как память обо мне. Прощайте! – она приникла к краю бокала и тремя большими глотками осушила его.
Бокал выпал из ее пальцев. Ударившись о бетон плаца, он разбился на тысячу мельчайших осколков, блестящих на солнце. Но еще до того, как он пролетел половину пути, Марина Зайцева, генерал космического флота Федерации, была мертва.
– Командир, просыпайтесь, они скоро будут здесь! – услышал я голос Игрищева из динамика, висящего на стене.
– Спасибо. Сейчас иду, – я встал с койки и, надев берцы, прошелся по комнате.
На самом деле я не спал. Несколько часов я пролежал с открытыми глазами, неподвижно глядя в потолок. Смерть Зайцевой потрясла меня. Но почему? Что так повлияло на мою психику? Мне доводилось видеть, как бойцов разрывало на куски снарядами, как кровь замерзала в венах еще живых солдат от попаданий броффианских холодных лазеров, как людей сжигали из огнеметов. Но никогда меня это не подавляло так, как спокойный уход Зайцевой. Тогда была война, а сейчас? Кому, по большому счету, нужна была ее смерть? Только безжалостным законам войны. В такой спокойной мирной обстановке она приняла смерть с достоинством и честью. Хотя Зайцева предала меня и убила моего подчиненного, мне все равно было жаль ее. Ведь она совершила предательство не ради денег, славы или вымышленных идеалов. Она предала нас ради самого чистого, что существует во Вселенной, – ради любви. Как же это нелепо!
– Командир, где вы? – голос Игрищева заставил меня поторопиться.
– Иду, – я вышел из комнаты.
– Они уже вошли в атмосферу!
Я понял, кто это «они». Фобосианский звездолет, присланный за телом Зайцевой. Когда Президент узнал о моем обещании Зайцевой, он долго меня пытался убедить в том, что это невозможно и что нельзя допускать фобосианцев так близко, прямо к сердцу Федерации. Но в конце концов он согласился, ведь фобосианцы не такие уж дикари, они имеют какое-то представление о чести. Неписаные законы войны соблюдаются всеми, кто хочет победить. Итак, фобосианскому звездолету разрешили приземлиться в трех километрах севернее базы. Мы договорились, что с каждой стороны будет по пять человек. Кроме меня при передаче тела должны присутствовать Игрищев, Сойкин, Кирьякова и Корнелюк.
У ворот базы стояли две «Лани» и «Водник», в котором лежало тело Зайцевой. Я сел в переднюю «Лань», Игрищев и Корнелюк – в заднюю, а Сойкин и Кирьякова – в «Водник». Я завел мотор, и наша колонна двинулась в путь.
Левой рукой я достал из кармана медальон, который мне дала Зайцева. Это был небольшой серебряный треугольник с алмазом посередине. Если на него нажать, то верхняя часть раскрывалась, как лепестки цветка. В каждом из лепестков хранилась доза яда, достаточная, чтобы лишить жизни даже «бессмертного». Один из лепестков был пуст. Именно здесь находился яд, который убил Зайцеву.
Мы подъехали к назначенной точке и вышли из машин. В вышине виднелись посадочные огни фобосианского челнока. Они быстро приближались. Я достал ракетницу и запустил три белых ракеты подряд. Это был заранее оговоренный сигнал.
Надо отдать должное фобосианскому пилоту – он посадил двухсоттонную машину с такой легкостью, что мы даже не почувствовали момент соприкосновения корабля с грунтом. Зажглись мощные посадочные прожектора. Вместе с фарами наших машин они ограничивали прямоугольник, в котором и должна была состояться передача.
Люк корабля открылся. В освещенном проеме стояли четверо фобосианцев. Трое были в форме космофлота Халифата. На четвертом была гражданская одежда. Его я узнал сразу. Тот, ради которого Зайцева предала нас и в конечном счете погибла.
Я вышел вперед. Фобосианец шагнул мне навстречу.
– Мы готовы, – мои слова звучали как-то необычно и даже торжественно в ночной тишине.
– Мы тоже, – недрогнувшим голосом ответил фобосианец.
Я сделал знак Корнелюку и Сойкину. Они открыли заднюю дверцу «Водника» и вытащили носилки с телом Зайцевой. Поравнявшись со мной, они передали носилки космофлотчикам фобосианцев. Тот, с кем я разговаривал, жестом остановил своих бойцов.
Он откинул простыню, закрывавшую лицо Зайцевой. Несколько секунд фобосианец всматривался в мертвое лицо своей возлюбленной. Я тоже посмотрел на нее. Много мыслей промелькнуло у меня в этот момент. Главная – что я ее вижу в последний раз.
Фобосианец кивнул каким-то своим думам и опустил простыню.
– Идите, – сказал он своим бойцам. Проводил их взглядом и повернулся ко мне. – Хотя я едва не погиб из-за вас, должен признать, что вы – человек чести.
– Надеюсь, что вы поступили бы так же на моем месте, – ответил я.
– Желаю вам, чтобы вы никогда не оказались на моем месте. Война – это одно, а любовь…
– Я понял. Она действительно любила вас. Может быть, вы никогда не поймете, что потеряли.
– Может быть. Если пойму, то, наверное, застрелюсь. Так или иначе, хотя война продолжается, я говорю вам спасибо. Честь превыше всего. Мы, конечно, непримиримые враги, сейчас я возглавляю Совет,
