— Нет, — сокрушенно покачал головой Скагги. — Меня он от трав гонял, а сам никогда ничего не рассказывал.
— На то он и Молчальник, — усмехнулся Грим.
— Стринда всю бороду себе повыдергает, желая узнать, что это был за отвар, — лукаво улыбнулся будущий скальд Идунн, но голос у него был задумчивый.
«В видениях и рунной волшбе неустанно искал я ответа на мучившие меня вопросы, однако то, что я получил в ответ, едва ли кто-нибудь может счесть решением, но лишь зачатком его. Багульник и вереск, усилившие сновидческий дар, позволили мне найти недостающие части к единой картине, осколок которой привиделся мне во сне об Аунде Старом. Не думаю, что стоит повествовать здесь обо всех, суть же сводится к рассказу о точильном жезле и силе аса асов».
Светало. От неверного света факела у Скагги слезились глаза, но он не мог заставить себя оторваться от завещания наставника.
«Точильный жезл был изготовлен властителем светлых альвов по просьбе Всеотца, лишь Велунд один способен заставить не только повиноваться себе неживые вещи, но и наделить их угодными ему свойствами. Жезлу, знаку конунга-воина, столь странному в руках Аунда Старого, полагалось служить своего рода проводником могущества Отца Ратей, посредством которого друг Мимира получил бы возможность тайно и не являя себя скальдам вмешаться в дела хельмскринглы. Было мне и видение о беседе Тюра-ноши с прорицательницей вельвой, о второй беседе, не первой, о которой ничего не говорится в древних сказаниях.
Вельва поведала вопрошающему ее Хрофту и мне, былинкой притаившемуся меж копыт Слейпнира, что исход Рагнарека не предрешен, что порождения хаоса не обязательно выиграют последнюю битву. Для мира осталась еще надежда, и надежда эта зиждется на людях. Задумчив был Всеотец, и виделись, ему, как мне кажется, все новые славные воины — эйнхерии.
Смертным, однако, не позволительно проникать в думы Могучих, и за дерзость свою я поплатился долгими месяцами мучительных болей в голове и в суставах. Поплатился тем большим, что когда отошли обмороки…»
— Помню, — вскинулся на этом месте Скагги. — Под конец первой зимы Тровин, бывало, становился белым как мел и замертво валился на пол. А случалось, целыми днями лежал у огня без движения, только каждый час просил подать ему пить. Озноб же не проходил до самого лета.
Грим на это только сумрачно кивнул.
«…поняв, что не способен более обходиться без вересковой с багульником настойки. Каждый вступивший в Круг знает, что багульник и белена при частом их употреблении уводят в мир ярких снов, откуда уже нет возврата. Дар вереска страждущим и целителям заключается в том, что цветок позволяет растянуть отпущенное пользующему его время до самой последней черты, не лишая его при этом способности ясно мыслить».
— Отец! — сквозь стиснутые зубы прошептал Грим. «Но до середины следующего лета опыты мои пришлось прервать, если я не готов был вовсе от них отказаться.
Хоть и считают многие внутренние области Гаутланда местом глухим, но и до него доходят вмести с Йотланда и из прочих стран. От заезжего купца, который занемог неподалеку от моего дома, я узнал о создании нового конунгства на севере Йотланда. А порадовавший меня приездом, хоть и опечаливший своей бедой сын Эгиля поведал о том, что случилось это после битвы у Данвирка, где войско данов, став могучей стеной, не допустило в нашу землю саксов. Сам Квельдульв, хоть и давно уже скрывается на острове, все же часто наезжает в Рьявенкрик. Он же рассказал мне о битве, в которой Вес одержал победу над конунгом Гормом Старым.
Примечательным же в тех битвах, даже на взгляд отрекшегося от рун берсерка, показалось то, сколь мало в них взято было пленных и сколь многие славные витязи погибли в тех бурях мечей.
Тут-то и вспомнилась мне дума, туманившая чело «аса павших», а руны лишь подтвердили мою догадку, что это «ас асов» пополняет свою дружину.
Восстановив силы, я вернулся в мир снов в надежде обрести уже не решение и даже не ключ к нему, а хоть какой-то намек, что указал бы нам выход. В день летнего солнцестояния я решился принять отвар много более крепкий, чем принимал обычно и… Мне удалось!
Быть может, единственному из смертных удалось мне пробудить вельву!»
Грима отвлек странный звук у него за плечом. Лицо мальчишки было мертвенно-бледным, ненужный в утреннем свете факел ходил в руке ходуном. Сыну Эгиля пришлось несколько раз крепко встряхнуть Скагги за плечо, чтобы тот очнулся.
— Так вот что это было! — заикаясь, выдавил воспитанник Тровина.
— Вот отчего ноги и руки ему сводило судорогой, вот отчего на губах у него выступала пена, а я все эти три дня не мог добудиться!
— Возможно, наставник твой спас всех нас, — совершенно серьезно ответил на это Грим Квельдульв. — Никто не мог бы сделать столько, сколько сделал для нас он: добыл знание. А знание сейчас и есть тот самый путь к спасению. Хотя за это знание ему пришлось заплатить слишком дорогой ценой, — уже тише добавил он.
— Теперь я понимаю, почему для него было так важно отправить меня из усадьбы, — пробормотал Скагги, голос у него предательски дрогнул.
«Я заставил ее поведать мне, что известно ей о битвах в Йотланде и битве последней. И — горе нам — «вельва поведала и правду сказала», что с каждой последующей, как и с этих двух, все больше героев станут увозить девы битвы к порогу Вальгаллы, но битвы земные лишь шаг за шагом приближают «век мечей и секир» для Мидгарда, а значит, и сам Рагнарек! Исход которого по-прежнему едва ли спорен, и очень мала вероятность того, что воинству Одина удастся победить чудовищ и инеистых великанов.
Проводником же Бельверка в Мидгарде служит мой воспитанник Вес. Однако не спеши полагать, тот, кто читает мои слова, что смерть сына Хельги разрубит этот намертво затянувшийся узел. Огромное войско, что собрали возгордившиеся своим могуществом — после того как их отец отнял у нас земли в Британии — сыновья Альфреда-конунга, победить под силу лишь всем, объединенным, послушным одному вождю дружинам Йотланда и островов. Или, быть может, еще Харфаргу, хотя не побывав в его стране, я не решился бы утверждать это с полной уверенностью. Дружины же данов, все до единой дружины, если не обманывают меня доходящие на остров слухи, пойти готовы лишь за Весом или конунгом Вестмундом.
Скажу последнее, и если эти знаки разбираешь сейчас ты, Грим, мужайся.
В начале весны, узнав о ране моего фелага и твоего отца, я попытался передать ему через сны часть своей силы, полагая, что отпущенный срок мне все равно на исходе. Но войти в его сны я, как ни пытался, не смог. И вновь приготовил многокрепкий отвар.
Рана Эгиля и то, что, получив ее, он обратился за здоровьем к своему асу, позволили «предателю воинов» вскрыть твоего отца, — да простится мне столь грубое мясницкое сравнение. Не только жизненная сила, но и силы скальда, силы эриля уходят, утекают от него, утекают через Одина к кому-то или куда-то. И вновь ради друга и брата приняв через день отвар, я употребил все, чему когда-либо учил меня Круг, чтобы отыскать — куда.
Читая мои слова, ты, без сомнения, знаешь или узнаешь вскорости, что ратников врага защищает рунная волшба, что кто-то среди них творит оборотные руны. Оборотные же руны творит тот, кто крадет чужой дар, — так говорится в древнем сказании. Но этот «оборотный» эриль, что появился среди франков, сам не крадет ничего, поскольку не может красть.
Дар и силу волшбы дает ему Бельверк, ту самую силу, что крадет он у Эгиля, скальда Одина, своего скальда».
Скагги услышал, как Грим судорожно втянул в себя воздух.
«Украсть же тот эриль не способен потому, что не человек он, а хогби, немертвый, обитатель гробниц. Тело Реда, которое исчезло до того, как успели мы его похоронить, забрал себе Один.
Рунные заклятия-гальдары, точнее, двенадцатое из них, о котором говорит в речах своих Высокий, дает асу асов власть подчинять себе мертвецов. Тело же старшего сына ярла Хакона тем более ему подвластно, что убит был Редерик тем самым жезлом, что изготовил для Бельверка Велунд. Тот, кто при жизни был Редом, а в смерти стал Вестредом, не даст отступиться франкам, не даст отступиться их конунгам, даже если б сыновья Альфреда захотели того.
