говорил, что разведка не обнаружила противника не только во Ржеве, но и на подступах к Оленино. Тут же по батальонной связи посыпались команды командирам рот, а вскоре от них пошли доклады, что в немецких траншеях никого нет»[10].
Куприянов задумался. Вся передовая была наготове, ждала команды перейти в наступление. Как поступить, если еще два-три часа назад погибла группа разведчиков, если с вражеской стороны постоянно ведется огонь? Выходит, траншеи противника не пустые? «Любой ценой» — эту тактику Куприянов отвергал. Знал он и мнение нового командарма генерал-лейтенанта Колпакчи: предельная осторожность, не поддаваться на непроверенные сообщения. Как поступить в этой непростой обстановке?
Куприянов принял решение самостоятельно, не спросив мнения командарма. Командирским чутьем он ясно понимал, что настал момент истины, что вот-вот, может быть, завтра, противник уйдет из города: опоздаешь, упустишь момент — враг успеет оторваться от преследования, скрыться за предварительно подготовленной линией обороны, тогда опять кровь, потери… И он дал команду:
— Тянуть связь в Ржев!
2 марта 1943 года, получив приказ о наступлении, 215-я вошла в город. 3 марта передовые части дивизии заняли центр города — Советскую площадь.
В самый разгар боев за Ржев Андрею Филимоновичу предложили поехать на Дальний Восток, занять там более высокую должность. Комдив категорически отказался: «Пока не возьму Ржев, никуда не поеду». И он сдержал слово: его 215-я стрелковая дивизия вступила в оставленный немцами город одной из первых. Об этом 4 марта 1943 года под шапкой «В последний час» с гордостью сообщила армейская газета.
Андрей Филимонович стоял на высоком берегу Волги и смотрел на разрушенный город. Вот он, Ржев, за который отдали жизни тысячи его товарищей по оружию. Но останавливаться нельзя ни на час. Командарм приказал преследовать быстро отступающего противника, не позволить ему ускользнуть от боя.
Дивизия вступила на родную для Куприянова Смоленскую землю. Опять непрерывные бои с арьергардными отрядами немцев. И вот она — деревня Голенищево, здесь жил и его дед, мать и отец, здесь он родился, мальчишкой, с одиннадцати лет, пас скот.
…После освобождения Ржева Андрей Филимонович прожил всего семнадцать дней. 20 марта 1943 года у села Ново-Лыткино он был тяжело ранен осколком снаряда. Как это произошло, рассказали очевидцы.
«Штаб дивизии остановился в селе Ново-Лыткино. Утром 20 марта Куприянов провел в штабе дивизии совещание с командирами, затем побывал на передовой. Под вечер на одной из фронтовых дорог сошлись части двух дивизий: 215-й генерала Куприянова и 369-й полковника Хазова. Дорога проходила через деревушку Большой Монастырек, расположенную на высоком холме. Враг молчал. И никто не знал, что его арьергардные подразделения укрепились в лесу, в двух-трех километрах от деревни — выжидали, когда на высоту выйдет как можно больше наших войск.
Уже на закате солнца по деревушке неожиданно ударили 20 вражеских батарей. Генерал Куприянов в этот момент находился в маленьком домике, где разместилась оперативная группа штаба его дивизии. После первых выстрелов он выбежал на крыльцо и сразу же был ранен осколком разорвавшегося неподалеку снаряда. Через несколько мгновений еще один снаряд разворотил две стены домика, обрушил печь. Были убиты находившаяся на печи женщина и четверо сидевших за столом офицеров штаба».
Артналет закончился через пятнадцать минут. Раненого генерала повезли в медсанбат. По дороге он скончался.
По распоряжению командарма тело генерала Куприянова перевезли и похоронили в Ржеве — городе, который он освобождал.
22 марта в письме к жене и детям Куприянова командарм Колпакчи писал: «Сегодня мы проводили нашего боевого друга к последнему покою. Старинный русский город Ржев, который первыми очистили от фашистской нечисти части товарища Куприянова, стал последней вехой в его жизни. Город будет вечно чтить память о большевистском генерале Андрее Филимоновиче Куприянове. Весь боевой коллектив армии выражает вам свою глубокую скорбь»[11].
На высоком холме в центре Ржева стоит обелиск — память о погибшем генерале Андрее Филимоновиче Куприянове.
Помню, как быстро дошла до нас весть о его гибели. Пожалуй, другого такого комдива — высокого профессионала, умного, волевого, бережливого в отношении каждой солдатской жизни, не знала 30-я армия.
Как порадовался бы Андрей Филимонович, доживи он до послевоенных дней и узнай, что его 215-я дивизия стала Краснознаменной Смоленской, награждена орденами Суворова и Кутузова! Как счастлив был бы генерал, зная, что боевое знамя 215-й дивизии передано на вечное хранение его родному Смоленску.
Любопытная подробность: ни одной дивизии Красной Армии, воевавшей на Ржевско-Вяземском плацдарме, так и не присвоили звания «Ржевская». Почему? Неужто не заслужили? Суть скорее заключалась в ином: не дать лишнего повода напомнить людям о Ржевской битве. Лишь 209-я авиационная истребительная дивизия получила это звание.
26 августа 1942 года в сводке «В последний час» московское радио передало следующее сообщение: «На Западном и Калининском фронтах наши войска перешли в наступление, прорвали линию обороны и отбросили сильного противника на 40–50 километров. В результате успешного наступления наши войска освободили 610 населенных пунктов и в их числе города Зубцов, Карманово и Погорелое Городище. Немцы потеряли 45 тысяч солдат и офицеров. Бои идут на окраинах Ржева. Совинформбюро». От начала и до конца это сообщение — ложь. В нем скрыты и затушеваны две ранее прошедшие операции: Ржевско- Вяземская (январь — февраль 1942 года) и Ржевско-Сычевская (с 30 июля по 23 августа 1942 года). Обе они, как известно, закончились неудачно. Откуда взяты данные о потерях немцев? С потолка. О своих потерях — молчок. Они же оказались крупными.
После разгрома армии Паулюса под Сталинградом немецкое командование наконец убедило Гитлера в необходимости оставить Ржевско-Вяземский плацдарм. 3 февраля 1943 года Гитлер разрешил 9-й армии и части 4-й танковой армии уйти из Ржева на рубежи, защищавшие Смоленск.
Группу армий «Центр» под Ржевом так и не удалось разгромить. 2 марта 1943 года, в 18 часов, немцы оставили город. Главные силы 9-й армии сумели в основном оторваться от наступающих. В боевом донесении Западного фронта от 3 марта говорилось: «3 марта Западный и Калининский фронты перешли в наступление, вошли во Ржев и стали преследовать врага».
В марте, после ухода немцев из Ржевско-Вяземского треугольника, войска с боями вошли в Гжатск (5 марта), Сычевку (8 марта), Вязьму (12 марта). В сообщениях Совинформбюро звучали иные формулировки: не «вошли», а «захватили», «выбили» и т. д.
Бои на Ржевско-Вяземском рубеже продолжались 502 дня. По мнению некоторых историков, эта битва была самой жестокой и кровопролитной в истории Великой Отечественной войны. К примеру, в боях за Ржев потери были вдвое больше, чем под Сталинградом. Каждый отвоеванный клочок родной земли обошелся здесь примерно в десять тысяч человеческих жизней. Таких огромных потерь, очевидно, не знало ни одно сражение в истории человечества!
Этот трагизм состоял не только в беспримерных жертвах, а и в том, что все наступательные бои не приносили успеха. Смерть и немыслимые человеческие муки не вознаграждались радостью боевых успехов, а вызывали горькое отчаяние и нестерпимую обиду.
До сих пор военные историки спорят о цифрах погибших под Ржевом и Вязьмой. Общие потери лишь в четырех основных операциях по взятию Ржева составили гигантскую цифру — 1 324 823 человека (по официальным данным). Это больше, чем отдельно в каждой битве: под Москвой, Ленинградом, Сталинградом, Курском, Берлином[12].
С трибуны Всесоюзной научно-практической конференции (1999), посвященной Ржевской битве, обнародована была более страшная цифра потерь (убитых, раненых, пленных) — около двух
