разъезжаешь по Германии?
— Ну, допустим, не по всей Германии, — слегка смутился Трухин. — А вот к тебе пустили. Я как только узнал, что ты тут… Понимаешь, меня в плену отыскал двоюродный брат Трегубов Юрий Андреевич. Они давно тут, еще до революции. Брат на хорошем счету у немцев, главным инженером на телефонном заводе работает. Ну, сам знаешь…
Лукин ничего не знал. Но интуиция ему подсказывала, что тут дело нечистое. К чему бы такая трогательная о нем забота?
Он внимательно, настороженно смотрел на Трухина. Тот весь как-то сжимался под этим взглядом.
— Ты что, Михаил Федорович? Не доверяешь? Думаешь, твой старый боевой товарищ, бывший преподаватель академии…
— И бывший дворянин, насколько я знаю, — вставил Лукин.
— И бывший дворянин. Это звание меня не оскорбляет. Так вот, ты думаешь, что бывший преподаватель академии Фрунзе генерал Трухин Родину предал? Нет, предали Родину те, кто туманил мозги народу: «Красная Армия всех сильней!», «Разобьем врага на его территории!», а сами уничтожали лучших военачальников, под корень рубили боеготовность армии. А пробил час войны, и все проявилось — мы с тобой в плену, так сказать, на территории врага, а немцы на Волге. И плевать на нас и на сотни погибших тем, кто довел страну и армию до катастрофы.
— Эк куда тебя занесло, Трухин. Как же ты лекции слушателям читал, если под личиной — гниль?
— Черт его знает, — пожал плечами Трухин, — Сам был охмурен громкими лозунгами.
— А теперь, выходит, прозрел?
— Прозрел! И тебе, и вам, Иван Павлович, советую шире глаза открыть, пора избавляться от этого тирана Сталина. Многие здравые умы это уже поняли.
— Кто же эти «здравые умы»?
— Ну хотя бы командующий второй ударной армией Власов, член военного совета тридцать второй армии Жиленков, Благовещенский, Закутный… Да и твой бывший начальник штаба комбриг Малышкин.
— Малышкин? — встрепенулся Лукин.
— Не удивляйся. Могу еще назвать немало имен настоящих русских патриотов.
— Патриотов? — горько усмехнулся Лукин.
— Именно. Не слепых исполнителей деспотичной и дилетантской воли Сталина, а здравомыслящих людей. Мы создали русскую трудовую национальную партию — РТНП.
— РТНП? А ВКП(б) вас, значит, не устраивает? Сколько же лет вы носили партийные билеты ленинской партии?
— То были годы заблуждений.
— Какова же программа этой вашей… партии?
— Привлечь военнопленных к активной политической деятельности.
— В пользу фашистов?
— В пользу русского народа, в пользу свободной России.
— И кто же возглавляет партию? Гитлер? Геббельс?
— Ты можешь, Михаил Федорович, иронизировать сколько угодно. Но скоро сам дойдешь до сути. Это я тебе обещаю, как секретарь военного отдела партии.
— Выбился в люди, Трухин.
— Ценят. В апреле назначили комендантом Циттенхорстского лагеря военнопленных, сейчас руковожу курсами в Вустрау.
— Вот в чем дело! — воскликнул Лукин. — Зачем же комедию разыгрывал, что случайно узнал о моем перемещении? Наивно, Трухин. Надеешься, что мы с Прохоровым будем помогать тебе готовить пропагандистов, изменников, гитлеровских лизоблюдов? Наивно, Трухин. Представляю, какую пропаганду будут вести твои выкормыши!
— Наивен ты, Михаил Федорович. Что плохого, если эти пропагандисты будут нести в нашу лапотную Россию немецкую культуру? У немцев есть чему поучиться. Вспомни историю нашего государства. Начни хотя бы от Петра…
— Хватит! — резко оборвал Лукин. — Ты мне надоел. Оставь нас.
Трухин потоптался на месте, беспомощно посмотрел на Прохорова, как бы ища поддержки. Но Иван Павлович отвел глаза. Трухин начал было укладывать продукты в коробку, но, подумав, выложил обратно.
— Хорошо, Михаил Федорович, я понимаю, тебе тяжело сейчас. Я ухожу, до скорой встречи.
Некоторое время в комнате стояла гнетущая тишина.
— Сытый бугай, — заговорил Прохоров. — Что будем делать?
Лукин взял с тумбочки кусок сыра, отломил, придвинул Прохорову. Тот, не дотрагиваясь до еды, удивленно смотрел на Лукина.
— Что будем делать, Михаил Федорович?
— Помогать господину начальнику курсов. Ты меня понял?
— Не только понял, но сам хотел предложить то же. И еще до твоего прибытия начал кое-какую работу. Об этих курсах я узнал в госпитале. Вот сегодня должен прийти один из моих крестников.
Вечером в комнату генералов пришел военнопленный Иван Петрович Красильников. С первых дней пребывания в лагере Прохоров взял над ним шефство. Уже при первой встрече на вопрос Красильникова: «Что делать?» — генерал, внутренним чувством доверившись красноармейцу, сказал: «Если любишь нашу Советскую Родину, не боишься даже смерти, используй все возможности, чтобы бороться с фашизмом и изменниками». Позже каждый свой поступок Красильников согласовывал с Прохоровым. Через него генерал держал связь с бараками, был в курсе всех лагерных событий. По совету Прохорова Красильников поступил на курсы пропагандистов. Цель была одна — пробраться ближе к своим и уйти к партизанам.
Когда Красильников пришел, генерал Лукин лежал, повернувшись к стене.
— Говори тише, — попросил Прохоров Красильникова. — Михаил Федорович сутки не спал, раны замучили. — И, перейдя к делу, спросил: — Когда и куда отправляют?
— Завтра в Белоруссию, главный распределитель курсантов немец Редлих сегодня объявил. Но я, Иван Павлович, еще хотел вас предупредить. Сегодня нас вызывали к Трухину.
— Вот как? — насторожился Прохоров.
— Да, вызывали по одному. Он вербует в русскую освободительную армию генерала Власова. Златые горы сулил, чин офицерский, паек соответствующий. Призывал освобождать русскую землю.
— Вот оно что! Значит, Трухин не только пропагандистов решил тут подбирать. И что же ты, Иван Петрович?
— Сказал, что я артиллерист, а мои родные и двоюродные братья танкисты, что в каждом советском танке мне будет видеться брат — не смогу стрелять. Лучше, говорю, буду выполнять задание Редлиха.
— Что же он?
— Отпустил.
Оставаться долго в комнате генералов было опасно. Красильников принес Прохорову список людей, которые отправлялись на территорию Белоруссии. Он дал беглую, предположительную характеристику каждому: кто продался немцам и будет выполнять задания Редлиха, кто ищет укромное место, чтобы отсидеться в тени до конца войны, а кто наверняка уйдет за линию фронта или к партизанам.
Прохоров посоветовал Красильникову особое внимание уделять налаживанию связи с партизанами.
— Надо быть предельно осторожными. Вы будете на особом положении. С одной стороны, подпольщики и партизаны будут считать вас ставленниками фашистов, с другой — фашисты ни на минуту не оставят вас без надзора. Они не дураки, понимают, что многие русские пошли на эти курсы с единственной целью — вырваться из лагеря и бороться против них. А теперь пора уходить. Прощаться не стану. До скорой встречи на нашей освобожденной земле! Передай товарищам, что мы с генералом Лукиным желаем вам успеха и хотим, чтобы с вашей помощью Трухин и Редлих получили от немцев
