небольшого поселения. Появились неизбежные в подобной ситуации собаки, чтобы разобраться с нами на свой собачий лад. Но годы плохого обращения сделали их куда менее агрессивными по сравнению с английскими догами. В ответ на мою примитивную ругань на арабском собаки поспешно ретировались, а мы без липших задержек миновали мост и беспрепятственно прошли через городок. После этого я ускорил шаг, намереваясь пройти до рассвета как можно больше — днем придется идти не спеша, чтобы избежать чрезмерного стороннего любопытства и излишних собственных усилий при дневной жаре.
По моим воспоминаниям, неподалеку за мостом у Эль-Фаллуях дорога заканчивалась, но, очевидно, прогресс неостановим, и в лучах восходящего солнца я увидел протянувшуюся далеко вперед трассу.
— Свернем на юг, — сказал я Делейни. — Так будет вернее.
Минут пятнадцать мы размеренно шли по пустыне, пока я не увидел проржавевшие останки старой машины, полузанесенные песком. Все, что можно снять, было снято, но кузов вполне годился для нашей цели.
— Остановимся здесь, — сказал я. — Когда солнце поднимется, это даст нам некоторую тень. Днем придется немного помучиться, но ничего, перебьемся.
Делейни присел на корточки и, выудив из-под пальто пачку сигарет, предложил одну мне.
— Не хочу, спасибо.
— И сколько ты думаешь проторчать здесь?
— Примерно часов до трех пополудни. Конечно, комфорту мало, но, по крайней мере, здесь безопасно и можно отдохнуть. Если с тюрьмой будет так непросто, как предполагается, нам потребуются все наши силы, чтобы добраться до Альтмана, не говоря уж о том, чтобы вытащить его оттуда.
Делейни неопределенно бормотнул, и мы расположились на дневку с тем минимумом удобств, какой возможен в подобных обстоятельствах. Я осмотрелся: блеклый пейзаж начинал мерцать в потоках нарастающей жары.
Я не загадывал наперед на время этого полувынужденного отдыха. Меня не тревожило, что нас могли увидеть — даже если так, у нас были неплохие шансы избежать осложнений. Что действительно вызывало беспокойство, так это перспектива бездеятельности. Она означала избыток времени думать и гадать о том, что нам предстояло. А это мне было вовсе ни к чему. Как и рой разных прочих мыслей, вертевшихся в голове. О том, например, что Поттер знаком с моей бывшей женой, что могло означать многое, и вряд ли приятное. Или о том, что Кристина знала незнакомца на пристани. Я посмотрел на Делейни и прикинул, не поговорить ли с ним об этом, но сразу же выбросил эту мысль из головы: во что бы я ни вляпался, помочь мне мог только я сам. И в критических обстоятельствах моим наихудшим врагом тоже был я сам.
Последние месяцы в армии доказали это. Я был не в состоянии адекватно-позитивно реагировать, утратил способность принимать решения и, что хуже всего, не по моим, а по армейским понятиям, меня стала мучить проблема убийства. Не то чтобы в современной армии легко решается этот вопрос, но считается, что при необходимости это следует делать. Я обнаружил, что мне было все труднее и труднее примириться с мыслью, что я вообще когда-либо буду вынужден сделать это. Я даже невзлюбил вид и ощущение оружия. Правда, игра с имитационными безделушками, что мы импортировали, помогла мне, и беретта под моей курткой не причиняла проблем.
Я закрыл глаза и попробовал уснуть, но не сумел. Где-то в желудке рождалось ощущение — только ощущение, и ничего больше, — что вот-вот случится какая-нибудь хреновина.
Глава пятая
Останки старой машины могли бы укрыть нас от случайных глаз, но не от солнечного пекла. Задолго до трех пополудни — времени, на которое мы назначили двинуться дальше, — жара стала невыносимой. Мы сидели рядом с кузовом того, что когда-то было «шевроле», выпуска 1953 года, пытаясь вжаться в узкую полоску тени от кузова. Наконец пришло время двинуться, и, хотя Делейни ничего не сказал, я знал, что он подобно мне испытал облегчение.
Когда мы отошли от «шевроле» на пару миль, Делейни схватил меня за руку и показал в сторону.
— Что там? — Я посмотрел в указанном направлении. По песку в нашу сторону катила машина. Издалека было трудно разобрать, какая именно, но по облаку пыли было ясно, что шофер гонит вовсю. Мы находились примерно в трех четвертях мили от дороги, а машина двигалась параллельно трассе по направлению от Багдада.
— Старые привычки умирают трудно, — пробормотал я, скорее себе, чем Делейни.
— Что?
— Старые привычки. Пока дорогу не построили, местные использовали зону примерно с милю вокруг как дорогу. Должно быть, по привычке шофер предпочитает такую езду хорошей новой дороге. — Тем временем машина была уже совсем близко, но я все еще не мог идентифицировать ее. — Выглядит официально. Если остановится, просто стой, кури, прикинься дураком и, Бога ради, не вздумай стрелять, даже если дело будет смотреться хреново.
Делейни кивнул и невесело ухмыльнулся. Машина направлялась прямо к нам, и я наконец сумел определить, что это был потрепанный «джип». Он подлетел и внезапно остановился, облако пыли из-под колес надвинулось и полностью обволокло машину. А когда пыль рассеялась, наше положение было незавидным: один человек стоял у капота, и еще двое — справа и слева от нас в десятке шагов от «джипа». Это были солдаты — двое рядовых с сержантом в центре. Все с винтовками, и ни один не походил на ленивых, анемичных арабов, каких я помнил.
Я стоял совершенно неподвижно. Делейни присел, покуривая сигарету и уставясь неподвижно в землю в ярде перед собой. Первым заговорил тот, что в центре, и заговорил по-арабски. Нас, по крайней мере, приняли за тех, на кого мы стремились походить.
— Кто вы и куда направляетесь?
— В Багдад
— Ваши имена?
Я назвал используемые нами.
— Документы.
Я полез за нашими поддельными бумагами, одновременно сняв беретту с предохранителя. Затем повернулся к Делейни и протянул руку за его документами. Я не сомневался, что его пистолет был на взводе с момента, едва он увидел машину, и вознес краткую мольбу, чтобы ему достало самообладания удержаться от пальбы.
— Вы работали в Эль-Рутбахе. — Слова прозвучали утвердительно, поэтому я ничего не ответил: чем меньше эти трое будут слышать мой акцент, тем больше будут наши шансы. — Если вы только что рассчитались, то у вас с собой куча денег. — Это опять было утверждение. Легкая, но приятная волна облегчения прокатилась по мне. Коррупция не умерла, и это упрощало наши дела. Я полез в глубокий карман рабочих грубых штанов и достал несколько грязных мятых банкнот. Старший тройки осторожно взял их вытянутой на всю длину рукой. Когда он посчитал деньги, выражение его лица изменилось.
— Ты не понял меня, мой друг. Не эти смешные бумажки, а все.
Он подал знак солдатам, и они двинулись ко мне. И здесь в происходящем невольное участие приняли ВВС Объединенной Арабской республики — в небе появился МиГ, двигаясь очень низко и быстро. Вероятно, он шел по наветренному коридору одного из подлетов к аэродрому на плато Хаббания, но мне не пришлось особо задуматься об этом. Когда самолет с оглушающим ревом пронесся над нами, четверо — трое солдат и я — среагировали самым естественным образом: задрали головы вверх. Но не Делейни. Не меняя своего полусогбенного положения, он очень точно выстрелил в грудь одному из солдат. Я быстро овладел собой, и стоящий от меня не далее чем в шаге сержант замер, увидев направленный ему в живот пистолет. Второй солдат мог достать меня, но поскольку его товарищ был мертв, он повернул винтовку на Делейни. Это спасло жизнь мне и стоило солдату его жизни — второй выстрел Делейни был столь же точен и фатален, как и первый. Он поднялся и повернулся к сержанту.
— Погоди, — сказал я.
— Зачем? — Какое-то время я не мог отвечать: неожиданные убийства запустили нервную цепную
