в гости?
– С превеликим удовольствием, – сказал Саймон. – Непременно. Никогда не бывал в Лос-Анджелесе и давно собирался туда съездить.
– Блеск! – сказала я. – Ой, да, чуть не забыла! – Я полезла в карман, но добралась до него не сразу – брюки были слишком тесные, да и одеяло мешало, а Саймон все это время оптимистично хихикал. – Я принесла тебе пару косяков. В качестве болеутоляющего. – Я протянула ему сигаретки. – Один, правда, немного намок. Надо будет его подсушить.
– Ты просто ангел! – сказал Саймон. – Чем я заслужил такое внимание?
– А моя сестра тебе нравится больше, чем я?
– Твоя сестра? – Он в голос расхохотался.
– Ты разве не находишь ее привлекательной? – Его высокомерный смех меня слегка обидел.
– Я смеюсь не потому, что твоя сестра не привлекательна, – сказал он. – Твоя сестра красавица, и ты красавица. И братья твои красавцы.
– У моего брата есть все шансы стать кинозвездой, правда? – спросила я и взглянула на Саймона. Он был похож на больного туберкулезом поэта времен Первой мировой войны, утонченного и возвышенного. Глядя на его искаженное страданием лицо, я кое-что заподозрила. – Может, ты предпочитаешь мальчиков?
– От этого я избавился, надеюсь, раз и навсегда! – сказал Саймон. – Видишь ли, в Англии все совсем иначе, чем здесь. Там подобные вещи считаются естественной стадией развития. Теперь, полагаю, я готов перейти к следующему, довольно унылому этапу, называемому взрослой жизнью. Прелесть моя, могу ли я попросить тебя об одном одолжении?
– О да, – ответила я с надеждой.
– Не могла бы ты почитать мне вслух мою любимую книгу? Она меня всегда удивительно бодрит.
– Где она? – Он достал из-под подушки книгу и протянул мне. – С какого места читать? – спросила я хмуро.
– С любого! – сказал он. – О-о, какой восторг!
– «Кругом вода, но как трещит От сухости доска! Кругом вода, но не испить Ни капли, ни глотка».[6]
– О-о-о, – простонал Саймон. – 0 да! «И мнится, море стало гнить, – 0, боже, быть беде! Ползли, росли, сплетясь в клубке, Слипались в комья слизняки На слизистой воде».
Мне почему-то стало немного не по себе, но я решила не копаться в своих ощущениях.
– Пожалуй, я пойду, – сказала я. – Спасибо, что обогрел.
– Разве тебе уже пора? Побудь еще немного, – сказал он, погладив меня по щеке своими длинными бледными пальцами. Прикосновение его было так легко, что напомнило мне о бабочках, питающихся слезами антилоп, – про них рассказывали по телевизору.
– Увы, надо идти, – сказала я и убрала его руку. – Мы должны навестить Эдварда, пока его не перевели из больницы в тюрьму.
– А можно, я тебе как-нибудь позвоню? – спросил он.
– Конечно, – сказала я. – Позвони вечерком. Да, кстати… я толком не знаю, как об этом сказать, и поэтому немного смущаюсь. Короче, если тебя это интересует, сообщаю: физиологически я девственница.
– Думаю, это не преграда, – сказал он. – С одной стороны, было бы неплохо, если бы хоть один из нас имел опыт. С другой – ты, по крайней мере, не заметишь моих недостатков. Но так или иначе – твоя американская непосредственность восхитительна! Просто потрясающе, что ты так открыто обо всем говоришь! Ты просто чудо, Мод!
Идучи к трейлеру, я все думала, почему это я не радуюсь. Слишком уж легкой добычей оказался этот лорд. Может, женщинам обязательно нужна интрига? Впрочем, возможно, то, чему суждено произойти, всегда свершается легко. Наверняка на нашем пути встретится еще немало препятствий – к примеру, его мать…
Все сидели и ели запеченные в тесте яблоки. Леопольд обнаружил целую корзину яблок – мы их собрали несколько месяцев назад, убрали в сарай и про них забыли. Он отобрал те, которые еще не сгнили, начинил изюмом с маслом и сахаром, а из остатков муки ухитрился сделать немного теста.
– Что здесь стряслось? – озадаченно спросила я. В воздухе роились полчища крохотных крылатых насекомых. – Решили разводить мух?
– Увы, когда я занес яблоки в дом, чтобы их перебрать, я не подозревал, что в корзине миллион плодовых мушек.
Поскольку в доме было гораздо теплее, мушки, видно, решили, что наступила весна и пора то ли плодиться, то ли окукливаться – уж не знаю, что у них принято делать весной. И теперь тысячи, а может, и миллионы плодовых мушек весело порхали туда-сюда.
– Яблоки в тесте восхитительны, – сказала мамочка, маша перед собой рукой в надежде разогнать мушек. – Но нам все-таки надо попробовать раздобыть хоть каких-нибудь продуктов. Пока машина на ходу, давайте-ка соберем по карманам всю мелочь и опустошим копилки – может, получится купить хоть что- то.
Мы разбрелись по дому в поисках денег. В своей шкатулке с украшениями я обнаружила три доллара мелочью. У Мариэтты было четыре доллара девять центов. У Пирса – три пятьдесят. У Теодора – ничего.
Нас спас Леопольд, нашедший пятнадцать долларов в книжечке продуктовых талонов, за которую он был ответственным. Мамочка словно по волшебству извлекла откуда-то пять долларов и отложила их на бензин.
– Леопольд, пересчитай деньги, – сказала она. – Это будет твоим сегодняшним уроком математики.
Предполагалось, что Леопольд находится на домашнем обучении – мамочка сочла, что это лучше, чем ходить в школу. Всем остальным пришлось пройти через среднюю школу, но ужасы бесплатного образования нас так травмировали, что в колледж ни один из нас поступать не пожелал. И хотя наш богатый дедушка, которого никто из нас в глаза не видел, несколько лет назад через своего поверенного известил мамочку, что, если она захочет послать Пирса в частную школу-интернат, он будет платить за обучение, Пирс отказался наотрез, а заставлять его мамочка не решилась.
Нам, девочкам, злобный старикашка подобных предложений не делал, Теодор же однажды написал ему письмо с просьбой выделить деньги на занятия классической музыкой, но после того, как Теодор, подписавший обязательство отчитаться о полученной сумме, известил его, что деньги были потрачены на курсы идиша, мы о дедушке больше не слыхали.
Это было в тот период, когда Теодор был твердо убежден, что по отцовской линии он потомок дуэта Роджерса и Хаммерстайна. («Скорее, это были Леопольд и Лейб», – говорила мамочка.) Теодор потратил деньги не только на идиш: он подарил Леопольду отличный кухонный комбайн, оплатил Пирсу вечерние курсы сварщиков, а еще купил электрогитару и кормушку для птиц в виде крытой соломой хижины. (Леопольд тогда как раз интересовался птицами, впрочем, о покупке кормушки, в отличие от прочих трат, Теодор дедушке не сообщил.)
– Давайте составим список того, что нам нужно, чтобы не тратить лишнее время в супермаркете, – предложила мамочка.
– Туалетная бумага, – сказала я.
– Молоко, – сказала Мариэтта.
– Куриные яйца, – сказал Леопольд.
– Ветчина, – сказал Пирс.
– Нет уж, Пирс, ветчину мы купим, только если останутся деньги, – сказала мамочка. – Ветчина не является продуктом первой необходимости. Да она тебе и не полезна. Будут лишние деньги – мы тебя побалуем. – Она задумалась. – Леопольд, запиши, пожалуйста, сосиски.
– В сосисках тоже пользы мало, – сказала я.
– Знаю, но нужно же хоть раз поужинать с мясом, – сказала она. – Сосиски с бобами создают иллюзию полноценного блюда.
– Овсянка, – сказал Теодор. – Поздно вечером, когда проголодаешься, овсянка отлично идет.
