Мак взял протянутую ею чашку.
— Это моя работа. Вы закрыли круг, верно?
— Поговорите об этом с Майей.
— Скажите только «да» или «нет». Это нетрудно.
— Да. — Ею овладело любопытство. — А что?
— Потому что там осталось энергетическое эхо такой силы, с которой мне до сих пор сталкиваться не приходилось. Сильнейшая магия.
— Я уже сказала, это по части Майи.
Он терпеливо ждал, пока кофе остынет.
— Есть какая-нибудь особая причина, из-за которой вы с ней не ладите, или так было всегда?
— Не ваше дело.
— Ладно, оставим это. — Он сделал глоток. Вкус был премерзкий, но Маку случалось пить кофе и хуже. — Хотите пообедать вечером?
— Хочу и собираюсь это сделать. Мак усмехнулся.
— Я имею в виду со мной.
— Нет.
— Если мы не пообедаем, мне будет трудно снова поцеловать вас на прощание.
Она оперлась о столик, на котором стояла кофеварка.
— Продолжения не будет.
— Я надеюсь, что после совместно съеденной пиццы вы передумаете.
Она уже и так передумала. Достаточно было одного взгляда на Мака, чтобы в ней проснулся аппетит.
— Вы все делаете так же хорошо, как целуетесь?
— Как я должен ответить на этот вопрос, чтобы не выглядеть идиотом?
— Разумно. Скажем так: я обдумаю ваше предложение. Но если соглашусь, это не будет иметь никакого отношения к вашей работе.
— Согласен. — Он протянул руку.
Рипли хотела сделать вид, что не заметила, но не пожелала показаться трусихой. Она обменялась с Маком рукопожатием и почувствовала большое облегчение, когда ничего особенного не случилось. Но Бук не торопился отпускать ее ладонь.
— Кофе чудовищный.
— Я знаю.
«Все это совершенно естественно, — сказала она себе. — Тяга женщины к мужчине. Дрожь ожидания. Воспоминание о том, на что способны его губы».
— О черт! — Она придвинулась к нему. — Ладно, твоя взяла.
— На это я и надеялся. — Мак поставил чашку, обхватил ладонями ее лицо, и от этого прикосновения по спине Рипли побежали мурашки.
Губы Мака прильнули к ее рту, и у Рипли закружилась голова.
— О боже… У тебя действительно здорово получается.
— Спасибо. — Ладонь Бука легла ей на шею. — А теперь постой спокойно, ладно?
Рипли обвила руками его талию, прижалась к нему и застыла на месте.
Сквозь ресницы она видела его широко открытые глаза. Бук смотрел на нее так, словно она была единственной женщиной на свете. Первой и последней. До сих пор Рипли в этом не нуждалась, но видеть такой взгляд было несказанно приятно.
Пальцы, лежавшие на ее шее, неторопливо задвигались, нащупывая точки, о существовании которых Рипли и не догадывалась. Удовольствие сменилось желанием.
Рипли прижалась к нему всем телом. Сердце безудержно заколотилось.
Мак на мгновение застыл и слегка отстранил ее дрожащими руками.
— О… — выдохнула она. — Надо отдать тебе должное. Ты изучал экзотическую сексуальную магию или как там это называется?
— Вообще-то… — Мак откашлялся. Ему действительно требовалось присесть. Ослабли ноги. — Можно сказать, да, но это не было моей главной целью.
Рипли пристально посмотрела на него:
— Кажется, ты не шутишь.
— Сексуальные обряды и обычаи часто являются важным элементом… Может быть, лучше показать?
— Нет, нет, — Рипли подняла руку. — Я на дежурстве, а ты уже довел меня до совершенно невозможного состояния. Я скажу, когда захочу съесть с тобой пиццу.
— Дай мне пять минут, и ты захочешь. — Бук сделал шаг вперед, но ладонь Рипли уперлась ему в грудь.
— Ни в коем случае. Надевай пальто и проваливай.
Какое-то мгновение ей казалось, что Мак не послушается. Но тот отступил, словно по мановению волшебной палочки.
— Когда придет время, я бы хотел, чтобы пицца оказалась огромной.
— Как ни странно, я тоже.
— Это упрощает дело. — Он натянул пальто и взял камеру. — Был безмерно рад встретиться вами, помощник шерифа Тодд. Спасибо за кофе.
— Мы всегда к вашим услугам, доктор Бук.
Выйдя на улицу, Мак натянул лыжную шапочку. «Придется вернуться на берег и нырнуть в ледяную воду, — подумал он. — Если не утону, то остыну».
Для этого потребовались разговоры со множеством людей, подкуп и упорство бульдога. Но ради хорошей истории Джонатан К. Хардинг не останавливался ни перед чем.
Чутье, которое Хардинг считал важнейшим условием успеха в избранной им области, подсказывало, что Ивен Ремингтон позволит ему написать лучший очерк десятилетия.
Дело было вовсе не в том, что скандал еще не утих. Хардинг плевать хотел на самого Ремингтона, скрывавшего свое подлинное лицо от окружающих, — в том числе от своих лощеных голливудских клиентов, принадлежавших к сливкам общества. И на подробности бегства его молодой жены, рискнувшей жизнью ради того, чтобы освободиться от оскорблений, издевательств, буйств и угроз, Хардингу было тоже наплевать.
Такие мелочи не стоили его внимания.
Он навел кое-какие справки и получил достаточное количество документально подтвержденных сведений о том, куда она бежала, как бежала, где работала и жила первые восемь месяцев после того, как сбросила свой «Мерседес» со скалы. Это был лакомый кусок — бывшая жена известной личности, балованная принцесса, жившая в дешевых меблированных комнатах, работавшая по договору поваром или официанткой и переезжавшая из города в город, выкрасив волосы и сменив имя.
На это стоило потратить немного чернил.
Но по-настоящему Хардинга волновал лишь период времени между ее высадкой на клочке суши посреди Атлантики и арестом Ремингтона.
Сведений об этом периоде было недостаточно для эффектной концовки очерка. Возможно, их искусно утаивали.
Ремингтон обнаруживает ее след. Совершенно случайно. Находит ее. Затем на сцене появляется герой- любовник, местный шериф, получивший удар ножом, но продолживший свою благородную миссию.
Шериф настиг Ремингтона в роще, уговорил его не перерезать горло неверной красавице-героине. Наконец он бросил злодея за решетку и отправился накладывать швы.
Хороший парень спасает девушку. Плохой парень попадает в палату с войлочными стенами. Хороший парень женится на девушке. Все счастливы.
В течение нескольких недель после ареста Ремингтона эту историю мусолили в прессе на все лады. После чего забыли, как случается с большинством сенсаций.
Но кое-какие слухи по-прежнему витают в воздухе салонов. Неподтвержденные слухи. Видите ли, тогда
