Когда травматолог начал гипсовать ему ногу, он придирчиво следил за каждым его движением. Поскольку деньги были уже уплачены, Николай рассматривал свой гипс в качестве долгосрочных инвестиций.
– Вы побольше, доктор, побольше мажьте, – заботливо говорил он. – Не жалейте известочки. Что вы такой прижимистый?
– Да я не жалею, – отвечал ему травматолог. – Могу хоть по горло вас загипсовать.
– По горло не надо. Вы мне лучше вот что скажите – я снимать эту штуку потом смогу? А то спать, наверное, неудобно будет.
– Хорошо, что сказали. Я вам посвободней сделаю.
Спустя полчаса на ноге у Николая красовался новенький, сверкающий белизной гипс. Выкатив «больного» в коридор на кресле-каталке, травматолог с мягким и добрым укором посмотрел на привставших от волнения Степана и Валю.
– Ну что, милицию вызывать будем? – спросил он.
– Милицию? – повторил следом за ним Муродали. – А зачем милицию?
– Не надо милицию, – отрезал Николай, небрежно махнув рукой. – Я сам упал.
При этих словах Степан испытал такой прилив благодарности и симпатии к Николаю, что бросился поднимать его с кресла, совершенно забыв про свой радикулит. Муродали подхватил великодушного Николая с другой стороны, и они торопливо потащили его к выходу.
– Давайте «Скорую» вызовем, – снова вмешался травматолог. – Они отвезут вас домой.
– Нет у меня больше дома, – жалобно простонал Николай, повиснув на плечах Муродали и Степана.
– Послушайте, не надо «Скорую», – заговорила Валя, опуская две сторублевые купюры в нагрудный карман врачу. – Мы его к себе домой отвезем. У нас места много. Спасибо вам большое.
По дороге на Озерную Николай рассказал, что это именно он обеспечивал сделку в Китае и что партия компьютеров была найдена его людьми. Димка с Витей Гробманом подключились позднее. Поскольку Димка предоставил львиную долю финансирования, компьютеры были оформлены на него. Однако стоило подписать бумаги, как он куда-то исчез.
– Я решил, что он меня кинул, – вертел головой Николай, стараясь заглянуть в глаза то Степану, то Муродали. – Я же без него груз на таможне получить не могу. Вернулся сюда. Думал, может, здесь найду его. А тут вы начинаете за мной гоняться. Я вообще напрягся по полной программе. Ну, думаю, ого! У них тут целая банда.
– Ну да, – мрачно сказал Муродали. – А ты у нас белый и пушистый.
– А что бы вы на моем месте подумали? – горячился Николай. – Фонд этот проклятый квартиру у меня отобрал, магазин отобрал, Димка ваш с компьютерами меня кинул. Попадалово!
– А к нам-то зачем в итоге пришел?
– А куда еще мне было податься? Дима все равно мимо вас не проедет. А мне жить больше негде. Будем вместе его ждать. Вас-то, наверное, он не кинет.
– Может быть, и не кинет, – едва слышно проговорил Муродали, не отрывая взгляд от дороги.
Разместить Николая решено было в сарайчике, где Иван Александрович время от времени что-то мастерил и где у него для отдыха стоял старый диван. Галина Семеновна, которая давно уже приготовила ужин и никак не могла дождаться своих домашних, пошла по дому, созывая всех к столу. Однако после признаний Николая практически все обитатели дома ощутили такую дыру, такой провал в своей жизни, что было как-то не до еды. Николай служил последней нитью, связывавшей их всех с Димкой, но теперь, после его рассказа, всем стало ясно, что и эта нить оборвалась.
Поднявшись к Марии, Галина Семеновна постояла рядом с ее кроватью, однако дочь даже не обернулась, разглядывая пыльные узоры на старых обоях. У Вали сильно болела голова, а Томка еще не вернулась из города, запропастившись черт знает где. Один Иван Александрович проявлял признаки жизни. В кладовке он отыскал старые, неизвестно кому принадлежавшие костыли, а потом взялся расспрашивать Николая.
– Ну, вы мне скажите, Димка-то наш – он хоть живой?
– Да живой, конечно, – отвечал Николай, отводя, впрочем, глаза в сторону.
Однако и этого старику было довольно. Иван Александрович вернулся к себе в комнату, улегся в постель и счастливо, безмятежно заснул.
Часам к трем утра Николай понял, что если он сейчас не поест, то завтра в сарайчике найдут бездыханное тело с фальшивым гипсом на левой ноге. Мысль эта была ему нестерпима, поэтому, стянув гипс и прихватив его под мышку, он на цыпочках отправился на поиски еды. На веранде почему-то горел свет и стоял по-прежнему никем не тронутый ужин. Тихонько заурчав от счастья, Николай прислонил свой гипс к ножке стола и принялся уписывать жареную рыбу.
Тем временем Томка, которая вернулась из города очень поздно и не успела спрятать выигранные в казино деньги, осторожно встала со своей постели и вынула из сумочки кошелек. Зайдя в ту комнату, где спала Катя, она положила деньги в шкатулку, а шкатулку спрятала за старую радиолу, шепча при этом полузабытое детское заклинание:
– Денежки – что голуби. Где приживутся, там и поведутся.
Этими словами в далеком детстве она любила заклинать «секретики», которые состояли из выкопанной в земле ямки, цветного стеклышка и помещенной под стеклышко бумажки. Только теперь вместо бумажки у Томки были настоящие деньги.
– Ты что там делаешь, мам? – прошептала Катя. – Я пить хочу.
– Спи, – так же шепотом ответила Томка. – Сейчас принесу.
– И конфетку.
Таким образом, совершенно счастливый Николай безмятежно поедал на веранде рыбу, ни сном ни духом не ведая о приближающейся к нему Томке. А та, в свою очередь, даже не подозревала, какая картина ожидает ее впереди. Но самое забавное заключалось даже не в этом. И Томка, и Николай, оба занятые своими мыслями, голодом и жаждой наживы, понятия не имели о том, что напротив дома уже остановились старенькие «Жигули», из которых без лишних слов и без суеты выгружались подтянутые молодые люди в темных одеждах.
Немногословные молодые люди вынимали из багажника своего автомобиля какие-то небольшие пакетики, а затем направлялись к забору, перепрыгивали через него и растворялись в темноте, осторожно обходя прямоугольники света, падавшего с веранды.
Заслышав шаги приближающейся Томки, Николай прихватил свой гипс и тенью выскользнул на крыльцо. Именно в этот момент в глубине двора начали вспыхивать огоньки, а затем в окна веранды полетели сияющие огненные шары.
– Держи подарки, урод! – закричали из темноты, и в эти короткие доли секунды Николай успел удивиться тому, что его нашли в этом никому не известном месте и еще тому, что его назвали «урод».
Он хоть и был человек не самых высоких моральных правил, однако врать себе не привык и потому знал, что он беспринципен, жаден и временами подловат. Но вот уродом Николай себя не считал. Он знал, как реагируют на него девушки, и откровенно гордился этим. Поэтому теперь ему стало обидно.
Подхватив свой гипс и размахивая им над головой как дубиной, он ринулся с крыльца в темноту, чтобы восстановить справедливость.
– Ты кого уродом назвал?!! – кричал Николай, обрушивая увесистый гипс на головы слегка опешивших Юркиных «коллег по цеху».
Поскольку те совершенно не ожидали столь быстрой реакции, будучи абсолютно уверены, что в доме все спят, Николай произвел на них ошеломляющее впечатление. Разгневанным демоном он метался по двору, колотя налево и направо чем-то большим и белым, что в темноте можно было принять за световой меч джедая из «Звездных войн».
Борцы за чистоту города дрогнули и поспешно ретировались к своему транспортному средству. Впрочем, Николая это не остановило. Он продолжал преследовать отступающего противника, колотя Юркиных приятелей по спинам и осыпая их оскорблениями. Если бы в эту минуту во дворе дома на Озерной оказался какой-нибудь записной скептик, традиционно сомневающийся в победах Дон Кихота из Ламанчи, то сейчас от его скепсиса не осталось бы и следа. Мельницы действительно оказались великанами и были с позором изгнаны с поля сражения.
