Он принялся плескать себе в лицо воду: она оказалась прохладной, зато чистой. Видимо, Джилли, закончив мыться и бриться, попросил принести еще один таз. Без Джилли в глаза слишком бросались атрибуты Лизеттиного ремесла: грязные кружева, дорогие ткани, истончившиеся от долгого ношения, узкая кровать с продавленным матрацем, в воздухе приторный до дурноты запах пудры с розовой отдушкой и пота. Если бы ему не повезло, если бы он был менее целеустремленным, а рядом не оказалось бы Януса, Элла вполне могла бы продать Миранду в заведение вроде этого.
В животе шевельнулась тошнота. Никогда он не опустится до такого, решил Маледикт. Скорее он превратится в разбойника с большой дороги и станет проливать кровь, подстерегая кареты богачей. Эта идея немного утешила его; меч лежал на кровати, успокаивающе поблескивая, словно вороний глаз.
За его спиной распахнулась дверь. Затуманенными от воды глазами Маледикт разглядел в зеркале Лизетту.
— Что тебе надо?
Лизетта осклабилась.
— Джилли приказал обеспечить тебе комфортное пребывание. Так что я принесла бритву.
Вспомнив о распущенной на мокрой шее и груди шнуровке, Маледикт поспешно схватил жилет и принялся застегивать его, повернувшись спиной к Лизетте.
— Вряд ли я мне понадобится бритва — я не намерен здесь задерживаться.
— Я бы удивилась, если бы это было не так, — заметила Лизетта. Закрыв дверь, она прислонилась к ней в точности как Маледикт накануне вечером. Он это помнил. Каким надежным казалось шершавое дерево, когда сердце бешено колотилось от неизвестности.
— Ты хочешь что-то сказать? — Маледикт постарался при вести в порядок камзол, расправляя плечики. В голове пульсировала мысль о том, как, наверно, Лизетта хохотала над ним: надо же, выгнать проститутку из кровати, чтобы переспать с собственным слугой.
— Бедняга Джилли… Сходит по тебе с ума, грезит о тебе, любит тебя. — Никакая, даже самая любезная улыбка, не могла пересилить презрения, застывшего в Лизеттиных глазах. — А сам не знает главного, верно, моя леди?
У Маледикта перехватило дыхание. Он так боялся, что узнает Джилли, что вдруг обнаружит двор, что Арис хоть однажды взглянет на него без предубеждения… А обо всем догадалась шлюха.
— Я уже убил одного человека за то, что он назвал меня женоподобным. Откуда ты…
— Шлюхи знают жизнь. Мы сразу подмечаем фальшивку. Внешность — наше ремесло, даже больше, чем все остальное. Мы знаем, как выглядеть лучше, тоньше или полнее. Каждая из нас хотя бы раз играла мужскую роль: чтобы составить компанию мужчине там, где нас не приветствуют, или сопроводить друг друга туда, куда женщинам не полагается ходить в одиночестве. Ты всего лишь лучше большинства. Впрочем, без этого меча ты всего лишь высокая, костлявая…
— Заткни свой рот! — Маледикт выхватил клинок из ножен и с трудом заставил себя убрать его обратно. Лизетту убивать необязательно. Шлюху легко купить.
— Или ты заткнешь мне его сам? — Она томно воззрилась на Маледикта, поигрывая юбками, морща носик, трепеща ресницами.
Маледикт схватил ее за горло и вдавил в дверь.
Она прокашлялась и рассмеялась.
— Стало быть, предпочитаешь грубое обращение? Тогда Джилли тебя разочарует. Он такой лапочка, мой Джилли…
— Заткнись, — повторил Маледикт, впиваясь в шею Лизетты пальцами словно клешнями.
Лизетта забеспокоилась, собралась закричать. Но не успела она проронить и звука, как Маледикт прикрыл ей рот рукой.
— Послушай, Лизетта. Если вздумаешь разоблачить меня, я заставлю тебя страдать. Я разбираюсь в итарусинских зельях и найду такое, от которого твоя кровь будет бурлить и пениться под кожей. Ты будешь истекать кровью — она польется из твоих глаз, изо рта, из твоих поношенных прелестей… ты и представить себе не можешь, какая боль тебя ждет. Ты будешь медленно подыхать, пока твоя кровь вздымается бурунами, а кожа трескается, чтобы дать ей выход. А когда сдохнешь, даже вороны не прикоснутся к твоей плоти. — Он выпустил ее. — И никому не будет никакого дела. Никто не станет задавать вопросов. Очередная мертвая шлюха.
Лизетта сползла на пол. Грязный лиловый халат особенно не выигрышно оттенял пунцовые пятна на ее лице.
— Я и в мыслях не держала языком чесать. Шлюхи никогда не болтают.
— Если они мудры. — Маледикт отступил.
Каймой рубашки Лизетта промокнула слезы, вытерла нос и подняла взгляд на Маледикта. Он положил руку ей на плечо.
— Я вижу, мы понимаем друг друга.
И вышел, оставив Лизетту скорчившейся у приоткрытой двери.
Джилли, бездельничавший в библиотеке, при стуке входной двери поднял голову, сложил газету и бросил ее на пол.
— Хорошо выспался? — Джилли сильно усомнился в этом, наблюдая, как Маледикт, держась теней, принялся задергивать шторы.
— Это ты подослал ко мне Лизетту? — спросил Маледикт.
Джилли поморщился от неприятного раздражения в голосе юноши.
— Нет. Впрочем, возможно, ты приглянулся жадной кошечке — ты ведь такой щеголь. Она тебя разбудила?
— Меня разбудил визг мамочки, которая вышвыривала прочь матросов, задержавшихся дольше оплаченного времени. Разве я назначил тебе маленькое жалованье? Разве твоих денег недостаточно, чтобы поселить Лизетту в тихом местечке?
— Похоже, ты встал не с той ноги, — подытожил Джилли. Видя, что Маледикт избегает смотреть ему в глаза, он задумался, что так мучает юношу — смущение или гнев. — Подойди сюда. — Когда Маледикт заколебался, он повторил: — Подойди сюда.
Маледикт стоял перед ним, угловатый и нахохлившийся, как ребенок, не знающий точно, за что его будут отчитывать.
— Проснулся с головной болью от похмелья, даже не сомневаюсь, — проговорил Джилли. — Бедный Мэл. Вчера ночью ты был чертовски пьян. Я поражен, что Ани такое допустила.
Маледикт опустился на колени перед Джилли.
— Ты не сердишься?
— Нет, — ответил Джилли. С чего ему было сердиться? Теперь он знал кое-что, чего не предполагал прежде: что Маледикта влечет к нему. И это понимание делало его ленивым и довольным. Он погладил Маледикта по шее, по плечам, по темным волосам. Юноша со вздохом опустил голову на колени Джилли.
— Мне жаль, что твое пробуждение не было приятным, — проговорил Джилли, разбирая и вновь сплетая темные пряди. — Когда я уходил, у тебя был умиротворенный вид.
— То была твоя ошибка, — раздался голос Януса, Джилли подпрыгнул и почувствовал, как тело Маледикта откликнулось на его рывок. — Умиротворение Мэла обманчиво. Это главный признак, что Мэл собирается кого-нибудь убить.
— Мне нужно помыться, — сказал Маледикт. — Вдруг в постели были блохи? — Он выскользнул из неплотно сомкнутых объятий Джилли.
Янус схватил Маледикта за руку, изучая его пристальным взором сапфировых глаз.
— Арис ограничил твое передвижение этими четырьмя стенами. Ты выходил?
— Ты же подчиняешься ему, только когда сам хочешь. Почему бы и мне не поступать так же? — спросил Маледикт, выкручивая руку.
— Я не на испытательном сроке, — заметил Янус.
— В самом деле?
Лицо Януса помрачнело. Маледикт вздохнул.
