Маледикт обернулся и бросился назад, вверх по лестнице, но понял, что сверху приближается другой отряд. Помоги мне, — прошептал он.
В коридоре грянул взрыв. Штукатурка над головой Маледикта взметнулась пылью, и он сплюнул. Пистолетные выстрелы.
Маледикт обернулся, на бегу обозвав преследователей трусами. Особый вытащил второй пистолет и снова выстрелил; оружие взорвалось у него в руке, и он пронзительно взвыл. То ли работа Ани, то ли везение — Маледикту было все равно. Внезапно лестница закончилась чердаком, заваленным всякой всячиной.
Вверх. В темном потолке чуть более темной заплатой выделялся люк, ведущий на крышу, — его выдавало наличие щеколды. Маледикт взобрался к нему по куче хлама. Щеколда подалась в тот самый миг, когда гвардейцы ввалились на чердак и рассредоточились, образовав сеть из плоти и оружия.
Подтянувшись, Маледикт протиснулся в люк и очутился на плоской дворцовой крыше; свежий ночной воздух приятно холодил лицо, а небо ожило трепетом крыльев. Внутри него Ани тоже расправила крылья, отгоняя страх.
Маледикт захохотал и наступил на крышку люка, оторвав голову первому из гвардейцев, который полез вслед за ним, и столкнув тело назад его товарищам. Подумав, Маледикт пнул голову туда же и захлопнул люк.
Припереть крышку оказалось нечем — единственная щеколда находилась с внутренней стороны. Зато тот простой факт, что в люк можно было пролезть лишь по одному, надежно удерживал гвардейцев внизу. Маледикт подбежал к краю крыши и посмотрел вниз. Искать спасения на головокружительно далекой земле представлялось столь же немыслимым, как и пытаться улететь по небу. Он перегнулся через край, проверяя, насколько надежна стена. В этой части замка была старая каменная кладка, а не податливый цемент и выпуклый булыжник. Более того, Ани, кажется, не собиралась снова даровать ему сверхъестественные способности; только дурак мог предпринять попытку спуститься по голой каменной стене.
Внизу, на чердаке, паниковавшие гвардейцы вдруг затихли — теперь слышались только четкие команды Эхо. Видимо, он решил взять ситуацию под личный контроль. Ну, хотя бы это удовольствие у Маледикта не отняли.
Юноша видел, как приподнялась крышка люка, пропуская Эхо. Он появился, подобно театральному демону, поднятый на руках своих подчиненных. В одной руке Эхо держал пистолет, в другой меч. Горло защищал кусок кольчужной ткани.
Маледикт приближался к Эхо легкой походкой. Советник навел пистолет, прищурился. Облачко дыма и отголосок выстрела достигли Маледикта на мгновение позже свинца. Маледикт пошатнулся, но пуля задела лишь ногу. Ани изгнала свинцовый комок, излечив назойливый жар внутри, поглотив боль. Маледикт мечом выбил у Эхо пистолет и скинул его с крыши.
— Я рад, что ты пришел, — проговорил Маледикт. — Без тебя было бы не так интересно.
— Ты умрешь, — сказал Эхо. Из люка за его спиной уже показался первый гвардеец. Маледикт быстро повернулся, пнул его в горло и столкнул обратно на чердак. Клинок Эхо со свистом рассек небо, метя в грудь Маледикту, и тут вдруг воздух наполнился грачами. Эхо молотил мечом направо и налево, тщился отогнать птиц от лица, спастись от терзающих клювов и разрывающих когтей.
Маледикт закричал:
— Он мой!
Пространство между ними расчистилось: грачи вихрем взмыли в небо; набрав высоту, они бросились вниз и окружили противников.
— Твои фокусы тебе больше не помогут. Арис повесит тебя, — пообещал Эхо, подходя ближе.
Маледикт принял удар на свой клинок, увернулся от тяжести тела Эхо и наконец отступил, резко отдернув меч. Он сделал выпад, надеясь ударить в незащищенный бок, но советник мгновенно парировал.
Маледикт отступил, стараясь держать в поле зрения и Эхо, и люк. Эхо оказался не таким дураком, с какими Маледикту доводилось сражаться прежде — кодекс чести не сковывал его движений. Стоило только одному из гвардейцев напасть на Маледикта и заставить показать Эхо спину, советник без тени смущения вонзил бы в эту спину клинок.
Эхо сделал выпад, намереваясь перерубить Маледикту подколенное сухожилие, но юноша успел перепрыгнуть через его меч и взмахнул своим, заставляя советника отступить. Крышка люка начала приподниматься, и Маледикт прыгнул на нее, вновь отталкивая гвардейцев. Но лишь на миг. Они навалились изнутри всем скопом. Маледикт чувствовал, как крышка ходит у него под ногами ходуном, и вдруг увидел метивший ему в сердце клинок Эхо. Маледикт сделал кувырок вперед и ушел от столкновения.
Маледикт в долю секунды оказался на коленях. В ушах отдавались шаги Эхо, сердце тяжело колотилось, кровь гудела в висках. Да, Эхо — не из тех благородных дураков, что не гнушаются ударить поверженного; и все же он — дурак. Маледикт упал на спину, перекатился и развернулся. Эхо навис над ним с мечом, и в тот же миг юноша вогнал клинок ему в грудь. Маледикт погрузил лезвие до конца, потом вынул. Эхо повалился, когда на крышу наконец высыпали гвардейцы.
Оказавшись без командира, они пришли в замешательство. Эхо истекал кровью у них на глазах, грачи кружили, наполняя воздух своими криками и перьями. Маледикт, стараясь отдышаться сквозь оскаленные зубы, поднялся на ноги. Гвардейцы растянулись свободной цепочкой, но ни один не спешил приблизиться.
Маледикт прижался спиной к парапету, оглядывая толпу стражников. Что теперь, размышлял он.
— Я не могу, — возразил он вслух, не обращая внимания на слушателей. Гвардейцы вздрогнули, и один, что был похрабрее, сделал шаг вперед.
Маледикт перехватил меч и проговорил:
— Только попробуй. Твои товарищи тебя не поддержат, а я просто убью. Мы будем ждать.
Крышка люка в очередной раз приподнялась, и Маледикт увидел знакомую улыбку, голубые глаза под бледным золотом волос.
— Янус, — проговорил он. Теперь игра продолжится, план Януса раскроется.
— Сэр, — предупредил гвардеец. — Осторожнее. Он убил лорда Эхо.
— Поэтому вы все стоите и ждете, чтобы его остановил кто-нибудь другой. Поистине, вас недаром называют храбрецами, — язвительно заметил Янус. — Если бы все вы навалились разом, с ним было бы уже покончено.
Сердце в груди Маледикта екнуло и затрепетало, как крылья. Янус играет, Маледикт в этом не сомневался, но все было так похоже…
Янус никогда не пойдет против него — Маледикт держался за свою уверенность цепко, как прежде за кирпичную стену дворца. Янус любил его больше всего на свете.
Янус взял меч у ближайшего гвардейца и шагнул вперед. В его лице, белом, как у мраморных статуй, украшающих залы короля, читалась решимость.
Но не она, и не меч заронили семя сомнения в душу Маледикта — а тягучее, навязчивое воспоминание о том, как Янус ждал его появления, чтобы убить младенца. О том, как он задумал использовать божественную силу, причем выбрал божество безумное, способное решиться на все. И еще Маледикта смутил один простой факт: рана Януса была забинтована, он переоделся в свежую рубашку. Значит, пока Маледикт спасался бегством, Янус принаряжался для торжественного момента.
