Истерия
Как это сложилось? Смешно! Ничего не складывалось. Просто взяли новую прислугу… Это было необходимо. Рекомендовала ее хорошая знакомая, к которой было очень весело ездить уславливаться: было точно хлопочет настоящая хозяйка; ей в жизни очень важны ее чайный сервиз и обеденная церемония.
Все очень удобно: она пожилая, не будет бегать. Опрятна; финляндка!
От нее повеет здоровый воздух озер и сосен. В кухне будет светло: солнце и желтые соломенные стулья.
Я стану часто, часто забегать туда болтать с ней не освежающем деревенском языке. Это отвлечет от запрещенных умственных утомлений.
Приблизится желанное завоевание душевного здоровья. Отлично: заниматься, не думать о сальной стряпне.
Мне вообразилось, что от нее станет весело, как от песчаных дорожек Финляндии.
Потому, едва ее привезли, тотчас вылетела к ней навстречу.
«Здравствуйте! Ну как доехали?!»
И вдруг что-то сжалось! Струйка… Маленькая неловкость. Она натянула губы и не ответила, и сама не поздоровалась; замкнуто, без отзыва, точно обиделась.
У меня сердце стало неприятным в груди. Я почему-то заторопилась выскочить и уже через три комнаты почувствовала облегченье: Ну, отделала встречу! Точно урок. Значит, отчего-то поздороваться с ней было тяжело? И маленький раздражающий сквознячок поселился в квартире. Это стало, как беспокойная зубная боль: никогда не быть от нее в безопасности.
Она приходила постоянно, прерывала мою работу.
Разговаривала, понимать ее уродливый ломанный язык было трудно, и от первых слов ее разговора думалось: «Когда же кончится… когда же кончится?..» Все хотелось пересесть и постоянно переходить с места на место.
И возвращаясь от друзей, что-то уже мешало думать с удовольствием о своих трех солнечных комнатах и письменном столе с голубым туманным видом из окна, и о писательских фантазиях за ним.
И потом во время работы все чувствовалась дверь за стеной и мешала углубиться.
Лучше бы… Ах, нет! Только бы она не вошла. Она как-то бывала кругом слишком часто.
Мучительно сжималось в груди, когда скрипнет.
С этого началось…
Это еще было только начало…
Теперь на даче еще хуже. Все сквозное, и ни одна дверь не запирается.
И вот теперь… О, сейчас…
Проплыла!..
Провезла мимо свой затылок. Этот ненавистный, неряшливый, раздраженный затылок, с задранными вверх волосами, глупой прической торчком, съехавшей набок. Какие у нее пыльные мертвые волосы. Отвратительные, ужасные. Такие бывают у всех психических больных. Точно она затылком проехала сейчас по шоссе в пыли! Слава богу не остановилась, не обратила внимания… не заметила, не задела своим больным, навязчивым, подыгрывающим взглядом. С минуту прическа на темной шее покачивается перед глазами над балюстрадой балкона. -
Слава богу скрылась.
И не вошли в меня испуганно лунные лучи, отзывающие в сердце и в спине давящей, магнетической, лунной болью. Обливающие безволием…
Воздух вокруг нас мгновенно наполняется ими.
Испускает их всяким своим суетливо ненужным движением:
Сунется — не дойдет! Торкается бессмысленно во все углы, испускает всем испуганным телом. Я чувствую… во всем мире, от всех живых существ, от тела к телу распространяются лучи.
Или здоровые, бодрые, солнечные… желтые, зеленые, весело возбуждающие лучи, или глубокие синие, от которых спокойно сядешь и будешь слово за слово с сознанием своей силы строить предположения на будущее. Такие синие лучи от людей с уверенными твердыми манерами. Такие особенно здорово действуют на меня. Как я люблю уверенные движенья. Пусть даже немножко замедленные в своей обдуманности и сосредоточенности. От них все становится сейчас определенным и подобранным. Лучи бодрости, крепкого, деловитого настроения. Здоровье души передается окружающим: движеньем, уверенностью, решительной беззаботностью…
Больное излучается болезнью… Это зараза. -
Это мучительно… бесконечно… и уже душит… С ее лучами ее тело входит в мое. Всасывается грязное, безволием опущенное тело. -
И я уже ничего не могу начать делать, и на это решиться.
Но ведь это же наконец не кошмар, нельзя этому поддаваться, как кошмару!.. Если я недовольна своей прислугой… Просто мне она противна, как паук…
Все разумные люди меняют прислугу, когда недовольны ею: если разобьет сервиз или нагрубит… Могла бы ее прогнать… Но ведь не за что прогнать… Нет причины… нет реальной, настоящей, как солнце, причины.
Такой не<о>споримой, вот, как этот деревянный столбик и сетка гамака! Она фактически ничем не вредит. Отличная прислуга… Незачем прогнать… Она всегда останется. — Еще хуже, придраться… и в глубине сознавать другую причину? Не существующую на самом деле?
Значит признать, живу с призраками. Боюсь ненастоящего… есть причины именно для меня, и для других не существующие. -
Для здоровых? Значит?
Страшно… Это черта… через нее… и…
Самое страшное — сделать бессмысленное, и самому подметить это. И все-таки сделать.
Что-то оторвалось, отчалило и какая-то мера потеряна… Что-то уронили опущенные руки. И уж возможность удержать потеряна…
Вступает без образа, как бред, овладевает и уже танцует с улыбочкой!
А вдруг я побегу, начну приплясывать… Не попробовать ли?
Мне страшно… И это так ужасно потому, что не из-за чего, — без причины…
Да ведь я сейчас хотела начать писать, но не могу… Ах, да знаю, что… я так хотела начать писать. Из-за чего я вдруг остановилась?.. И руки у меня опустились. — И такое чувство — все кончено и
