Мальчик скорчил гримасу:
— Костюм просто блеск. У твоей бабушки не все дома, что ли?
Розалинда хотела согласиться с ним. Но потом подумала, что попала сюда только благодаря бабушке. Она хотела рассказать о своей бабушке, как она помогла ей сдать экзамен. Но не знала — можно ли доверять этому мальчику.
— Этот последний экзамен, — начала она неуверенно, — был очень трудный. Ну… когда нам надо было паять, чинить… Правда?
— Почему? Совсем не трудный. Мне было легко.
— У тебя был шестидесятый номер?
— Да.
— И кто-то из жюри приходил тебе помогать?
— Верно, — сказал мальчик и засмеялся. — Одна женщина хотела помочь мне чистить картошку. Только я делал это быстрее ее.
— Почему?
— Я дома часто чищу картошку. Я все умею: готовить, шить, чинить электричество. И этот конкурс не был для меня трудным.
Розалинда посмотрела на него с удивлением.
— Понимаешь, — сказал мальчик, и улыбка ушла с его лица, — мы живем только с папой и сестренкой. Так что в доме всегда находится работа.
— А где твоя мама? — тихо спросила Розалинда.
— Умерла. Мой папа жениться не хочет. Он любил маму. Нам хорошо втроем. Сестренка еще маленькая, ей только девять. Я за ней присматриваю.
— А кто сейчас с твоей сестренкой?
— Сейчас она у тети.
После того, что сообщил ей мальчик, Розалинде стало как-то неловко. Она не знала, о чем говорить. Мальчик сам спросил:
— Тебя как зовут?
— Розалинда.
— Ого, какое длинное имя!
— Дома меня зовут Рози… или Робби.
— А меня Ханс, — представился мальчик. Он тоже засмущался и провел рукой по своим жестким и черным волосам, которые торчали во все стороны:
— А правда, здорово?
— Что?
— Все… И что мы едем в Жевену.
— Здорово! — согласилась Розалинда, Рози-Робби.
К востоку от Утрехта пейзаж начал меняться. Вместо пастбищ, воды и деревень Розалинда теперь видела только леса и поля.
Шоссе было переполнено. Со всех сторон автобус «Фрешель» окружали частные машины.
А вокруг Голландия казалась почти пустынной: меньше деревень, меньше больших городов, больше свободного пространства.
Как хорошо было бы, если бы ее родители открыли велосипедный магазин именно здесь. Сколько хочешь катайся на велосипеде!
Они подъехали к пограничному пункту, который состоял из нескольких зданий, расположенных в стороне от шоссе. Приближаясь к нему, машины на несколько секунд замедляли скорость и скапливались.
У границы стоял служащий, который махал рукой, чтобы машины проезжали быстрее и не было пробки. Автобус фирмы «Фрешель» тоже пошел быстрее.
И вот они в Германии. Ничто не изменилось. Та же дорога, те же металлические ограждения, те же на зеленые квадраты разрезанные поля, плоские как монета. Никаких гор не появилось. Только дорожные указатели поменяли язык. И по этому главному признаку дети поняли, что они уже за границей.
— Никаких дорожных пробок! — сказал Аренд, складывая паспорта в небольшую сумку для документов. — А по пятницам здесь что творится. Почему-то во время выходных все люди хотят оказаться в одном и том же месте в один и тот же час.
— А мы никогда не попадаем в пробки! — высокомерно сказал один мальчик. — Мы всегда летаем самолетом. Мы почти каждый год ездим на Канарские острова. Потому что моя мама любит солнце.
— А мы ездим в Испанию, — сказал другой мальчик. — На каникулы.
Кто-то хихикнул. Это был Ханс.
— А я проведу свои каникулы в Жевене, — сказал он.
Глава девятнадцатая
ГОЛЛАНДСКИЕ ПОБЕДИТЕЛИ ПРИБЫВАЮТ В ЖЕВЕНУ
По случаю Года Хорошего Ребенка Жевена была переполнена развевающимися знаменами, лентами, детьми и силами безопасности. Они вели строгое наблюдение за гостиницами, в которых жили дети.
Конечно, дети были хорошими. Но некоторые из них прибыли из регионов, находящихся в состоянии войны. И для некоторых взрослых Жевена была не местом примирения, а местом, где можно было продолжать военные действия и диверсии. Поэтому и была организована усиленная охрана.
Голландская команда расположилась в отеле «Вильгельм Тель». Это было шестнадцатиэтажное здание, построенное в виде полукруга.
Эмма и Аренд никому не разрешали выходить на балкон, а это было самое замечательное место. Отсюда открывался прекрасный вид на ярко украшенный город с его розовыми и зелеными оштукатуренными зданиями в стиле Ренессанса, широкими авеню и крупнодеревными парками.
Сначала Эмма и Аренд не возражали против балконов. Но после того, как один мальчик перевесился через балконные перила будто постельное белье, Эмма и Аренд заперли балконные двери. Еще бы! Они жили на двенадцатом этаже, отсюда легко было упасть и разбиться всмятку. И никакая полиция не спасет, хоть выстрой их всех с растянутым в руках батутом.
А Дидерику нравилось, что было много полиции:
— Короли, папы и президенты всегда имеют надежную охрану.
Дидерик был тем самым мальчиком, который заявил, что умеет играть на пианино, но играть не стал, потому что пианино ему не принесли. У него была благородная прическа, благородное лицо, благородное произношение.
Дидерик Розалинде не нравился. Может быть потому, что у нее по какой-то необъяснимой причине всегда было что-то не то с внешностью. (Дырки, родинки, оторванные пуговицы.) Ханс — барабанщик под номером 60 — был куда лучше. И третий мальчик был ничего себе. Из девочек ей больше всего нравилась Симона — та самая, которая на конкурсе умельцев что-то жалобное пищала на флейте.
Несмотря на жалобное пищание, она была шалуньей, и чувствовалось, что Эмме и Аренду с ней придется нелегко.
Странно, но Розалинда ощущала себя одинокой. Это среди такой суеты и сотен самых веселых детей!
По коридорам гостиницы носились мальчики и девочки всех цветов и размеров: коричневые, черные, белые…, с широкими и узкими носами…, с толстыми и тонкими губами…, с раскосыми и круглыми, как сковородки, глазами…, с прямыми, волнистыми и совсем каракулевыми волосами.
Шум, который они все вместе производили, напоминал вавилонское столпотворение — так много было
