Гил постарался успокоить меня, но сквозь рыдания я с трудом слышала его слова.
— Успокойся, милая моя. Господь Всемогущий, да что она за женщина такая, позволяет собственному ребенку умереть!
— Анна — эгоистка до мозга костей. Она всегда такой была. Решила забыть о том, что дала Бингу жизнь, и все тут. Сама-то она склонялась к тому, чтобы помочь, но вот ее муж — он не позволил ей, велел отказать мне, а она, похоже, слушается его во всем.
— Надо что-нибудь придумать, — заявил Гил не терпящим возражений тоном.
— Я хочу умереть, — проклацала я зубами. Нервы мои были на пределе, я впала в такое состояние, когда хочется только лечь и больше ничего не делать. — Если Бинг умрет, я повешусь…
К суициду я склонности не имела и, если бы дошло до дела, никогда не стала бы сводить счеты с жизнью, но в тот момент я верила, что так оно и будет.
— Послушай, Крис, продержись еще чуть-чуть, — испугался Гил. — Ничего не предпринимай до моего приезда. Ни-че-го. Я выезжаю.
Я прекратила рыдать и обессиленно уткнулась в платочек.
— Ты не можешь, — прокряхтела я. — У тебя дела. Не надо было мне приезжать. И звонить тебе не надо было. Это не твои проблемы.
— Мои, я сам так решил. И ты прекрасно это знаешь. Я не собираюсь стоять в сторонке и смотреть, как два бессердечных эгоиста убивают твоего сына, дорогая моя.
«Моего сына, — подумала я. — Да, он мой сын, живой ли, мертвый ли. Он мой сын».
Но что может сделать Гил? Как он заставит Анну и Рассела передумать? Я не знала. Голова моя отказалась служить мне. Гил взял с меня обещание сидеть и ждать и отключился. Я поднялась к себе и рухнула на кровать лицом вниз. Горечь поражения и мысль о том, что время уходит, а для Бинга каждая минута дорога, раздавили меня. Потом я словно в черную дыру провалилась и очнулась от того, что Гил прикладывает мне к голове мокрое полотенце и шепчет:
— Ну, давай, Крис… очнись, милая… вставай, открой глазки, родная моя. Давай!
Я села. Вид у меня, наверное, был просто чудовищный. Гил покачал головой, лязгнул зубами и протянул полотенце с расческой:
— Вытрись, милая, и причешись, вот увидишь, тебе сразу лучше станет.
Я послушалась его.
Истерика миновала. Я снова пришла в себя, но на сердце лежал камень. Руки и ноги меня не слушались. Гилу даже пришлось поднять меня и усадить на край кровати.
— Вот умница, девочка! Нам уже лучше. Я заказал кофе.
— Кофе! — слабо рассмеялась я. — Только не кофе!
— Тогда покури и расскажи мне все как было.
От Гилфреда Барретта исходило тепло и участие, а еще сила и уверенность, в которых я так нуждалась. Плюс к тому чувство защищенности, надежности — бесценные вещи.
На нем были белые шорты и бледно-голубая рубашка без воротника с глубоким прямоугольным вырезом, открывающим мускулистую шею и загорелую грудь. На лбу — испарина, волосы мокрые. Наверное, купаться ходил. Оказалось, что я права. Они с Жако и двумя другими парнями были на море, когда я позвонила и оставила свое сообщение. По возвращении он сразу же перезвонил мне.
Я пересказала ему свою встречу с Анной.
— Есть от чего впасть в отчаяние, — начал вышагивать он из угла в угол. — Ты ведь так надеялась на помощь Анны. Я шею готов свернуть этому Хопкинсу. Говоришь, он нормально принял признание Анны, проглотил и даже глазом не моргнул?
— Судя по всему, эта история его ничуть не впечатлила. Мне кажется, он даже не слишком поверил, и, пока она не задевает его жену напрямую, Хопкинсу все равно. Чего копаться в доисторическом прошлом? И Анна того же мнения. Близнецы ведь давным-давно родились, и похоже, за это время Анна сумела убедить себя в том, что никакого второго ребенка не существовало. И вот теперь ей трудно поверить в реальность Бинга, ни чувств к нему, ни любви у нее нет.
Гил остановился передо мной и махнул в воздухе сигарой:
— Но они ведь знают, что твой ребенок умрет, если не сделать эту пересадку?
— Знают. — Меня передернуло.
— Тогда поведение их непростительно… преступно.
— О, Гил, — горестно поглядела я на него, — я не могу заставить себя позвонить Стиву и просто спросить, как там Бинг. Я всегда считала себя такой сильной, такой самостоятельной, думала, что со всеми бедами мира могу в одиночку справиться, и вот — не справилась, не смогла. Это выше моих сил.
— Но не выше моих, — заявил Гил.
— Что ты можешь сделать?
— Я всю дорогу об этом думал и кое-что надумал. А пока нам надо спуститься вниз, подышать свежим воздухом и поесть. Могу поспорить, у тебя сегодня ни крошки во рту не было. За едой и поговорим.
— Не могу я есть… не хочу.
— А я хочу, а ты будешь делать то, что я тебе велю, — сурово поглядел он на меня. — Если тебе нужна лекция, я тебе ее прочту. Убиваясь от горя, обливаясь слезами, валяясь на кровати и помирая с голоду, Бингу не поможешь.
— Мне так стыдно, — закрыла я лицо руками. — Ты прав.
— Ты и в самом деле самая храбрая девочка из всех, которых я встречал. Будем считать это временным помешательством.
Гил опустился рядом со мной на кровать, обнял меня, прижал к себе и стал гладить по волосам. Я почувствовала, как он целует меня в макушку, потом в висок.
— Бедная моя девочка. Бедная моя девочка… что на тебя свалилось!
В каждом из нас скрывается безумие. Я никогда не относилась к девушкам, которые ставят секс превыше всего и легко теряют голову. Конечно, у нас со Стивом случались моменты сумасбродной страсти, — женщину, которая не испытывала ничего подобного, остается только пожалеть, — но в общем и целом меня можно назвать типичной англичанкой. Даже в минуты высшего эмоционального подъема разум всегда брал верх над чувствами.
Но приходит время и…
Для меня это время настало в маленькой душной комнатке с беленными известкой стенами и распятьем над кроватью. Внутри меня словно мотор с лезвиями вращался и рвал, рвал на части мое Тело. Именно эта Кристина Росс, эта женщина, проигравшая в битве за своего сына и теперь изнывающая от нестерпимой боли, бросилась искать утешения в объятиях доброго и заботливого Гилфреда, который пришел из другого мира — мира беззаботной страсти и эмоционального накала.
— Гил, Гил, я этого не переживу. Помоги мне, Гил. Помоги спасти Бинга. О, Гил, спаси меня. Я хочу умереть…
Хотите, назовите это шоком, хотите, безумной реакцией на жесточайший удар, но я полностью утратила над собой контроль. Не думаю, что в такой момент даже мужчина высоких моральных устоев остановится и начнет размышлять, имеет ли он право воспользоваться слабостью женщины. Уже после Гил признался, что его тянуло ко мне с самой первой нашей встречи. Тот факт, что я такая самостоятельная, независимая и… так предана Стиву, только подхлестнул его интерес, потому что в его жизни было слишком много хорошеньких куколок, которые только и мечтали о том, как бы рухнуть в объятия известного кинопродюсера. А Гил действительно был очень известен, красив и умен.
Женщины моего типа редко попадались ему на пути. Кроме того, ему стало жаль меня, а жалость — штука опасная.
Я попала в настоящий водоворот страсти. Все произошло слишком быстро, но в этот момент я забыла и Стива, и Бинга, и маленькое золотое колечко на пальце. И только благодаря Гилу дело не зашло слишком далеко. А могло бы.
Мы лежали в объятиях друг друга, как настоящие любовники. Гил целовал меня в губы, и я поспешно и страстно отвечала ему. Не припомню, чтобы я когда-нибудь так целовала Стива. Я целовала и целовала его, зарывалась пальцами в густые волосы, гладила сильное мускулистое тело.
— Гил, Гил, — стонала я. — Помоги мне, помоги мне!
