Прескотт вынужден был напомнить себе, что ее муж давно умер и теперь только он, Прескотт, согревает Эдвину по ночам.
– Отчего умер ваш муж, Эдвина? Разумеется, если вы не имеете ничего против этого вопроса…
– Он упал с крыши, когда показывал работнику, как правильно ее чинить. У него были обширные повреждения, и, хотя он некоторое время боролся за жизнь, он скончался.
– Мне очень жаль, Эдвина.
Она кивнула.
– Должен сказать, что я удивлен, – добавил Прескотт. – Большинству аристократов не придет в голову заниматься такой черной работой.
– О, сэр Джеффри не занимался этой работой, он ею руководил.
– Но все же то, что он проявлял к ней такой интерес…
Глядя невидящим взглядом на то, как входили и выходили гости, Эдвина развела руками:
– Сэр Джеффри проявлял интерес к невообразимому количеству вещей.
– Например?
Повернувшись к Прескотту, она нахмурилась:
– Вы правда хотите знать?
– Правда хочу.
– Он учил меня, как нужно давать указания слугам. Как нужно выполнять работы по дому и по хозяйству. Как разделывать поросенка, мыть пол, чистить столовое серебро. Он учил, как женщине подобает причесываться…
Прескотт вспомнил ужасающий тугой пучок, который был на голове у Эдвины, когда они встретились в первый раз.
– Он говорил вам, какую прическу носить?
– Ну да. Ах… Он любил, когда я зачесывала волосы назад. – Она скривила губы. – Полагаю, оттого что такую же прическу носила его матушка.
– Он распоряжался и другими вещами, которые касались только вас лично?
– Меня лично? Ах, ну… Как нужно правильно чистить зубы и… о да, как принимать ванну…
Прескотт поднял на нее удивленные глаза:
– Разве существует один верный способ, как принимать ванну?
Потягивая портвейн, Эдвина пожала плечами:
– Сэр Джеффри считал именно так.
– И вы мирились с этим… с этим диктаторством? Даже миссис Найджел никогда не позволяла себе такое с нами.
Эдвина опустила голову.
– Это не важно. Почему мы вообще это обсуждаем? – спросила она. Ее щеки зарделись, и Прескотт видел, что ей неприятен этот разговор. Но ему надо, просто необходимо, знать и понимать, что за человек был ее муж и как он повлиял на то, какой женщиной стала Эдвина.
– А почему вы называете его «сэр Джеффри»? Ради Бога, он ведь был вашим мужем!
– Говорите тише, Прескотт, – ласково проговорила она. – На нас обращают внимание!
Он скрестил руки на груди и, наклонившись к ней, прошептал:
– Неудивительно, что в тот наш с вами вечер вы были так расстроены из-за того, что у вас не было подходящего для этого случая «одеяния». И также неудивительно, что вы постоянно беспокоитесь, что вы что-то делаете «не так». Держу пари, что ваша свекровь была еще хуже, чем ее несносный сын. Не сомневаюсь, что они вдвоем объединялись против вас – двое на одного – и докучали вам своими нападками и указаниями.
Щеки Эдвины стали пунцовыми, и по выражению ее лица Прескотт понял, что он попал в самую точку.
– Все так и было, не правда ли? – вопрошал он. – Они командовали вами, постоянно одергивали, придирались. Не так села, не так встала, не так повернулась! А вы не знали, как им угодить.
– Ладно, Прескотт, я поняла, к чему вы клоните. Они были не так милы, как хотелось бы, а я не могла им оказать достойный отпор.
– Достойный отпор? Вы были неопытной юной барышней неполных семнадцати лет, которая надеялась, что новая семья примет ее с распростертыми объятиями. Вполне естественно, что вы старались их всячески ублажать.
Глядя куда-то в сторону, она сказала:
– Знаю, мне надо было чаще отстаивать свое мнение, но, честно говоря, когда я пыталась, это было ужасно… неприятно и не стоило потраченных нервов. Легче было уступать. Например, обращаться к мужу, называя его титул. Так ему больше нравилось, а для меня было не важно, как к нему обращаться. – Но по ее глазам Прескотт понял, что для Эдвины это все же было важно.
– Ах, Эдвина! – воскликнул Прескотт и взял ее за руку. – Неудивительно, что вы больше не хотите выходить замуж. Вам кажется, что это все равно что попасть в ад.
