История одного преступления

Туранжен, бывший префект.

Тролон, председатель апелляционного суда.

Де Тюрго, министр иностранных дел.

Вайян, маршал Франции.

Ваис, бывший министр (от Севера).

Де Вандель (от Верхней Марны).

Генерал Васт-Вимё (от Нижней Шаранты).

Вошель, мэр Версаля.

Вьяр (от Мёрты).

Вьейяр (от Ламанша).

Вильфруа.

Витри, заместитель министра финансов.

Де Ваграм.

Президент Республики

Луи-Наполеон Бонапарт.

Министр внутренних дел

де Морни.

В этом списке снова встречается фамилия Бурбуссон.

Было бы жаль, если б это имя кануло в безвестность.

Одновременно с правительственным плакатом появился протест Дарю, гласивший:

«Я присоединяюсь ко всем решениям, принятым Национальным собранием в мэрии X округа, 2 декабря 1851 года, на заседании, участвовать в котором мне воспрепятствовали силой.

Дарю».

Некоторые из членов совещательной комиссии только что вышли из тюрьмы Мазас или из форта Мон-Валерьен. Их выпустили оттуда, продержав в одиночном заключении одни сутки.

Как видно, эти законодатели не питали злобы к человеку, заставившему их испытать действие закона на собственной шкуре.

Многие другие лица, вошедшие в эту коллекцию, были известны только своими долгами, о которых трубила молва. Среди них был человек, дважды обанкротившийся, но, прибавляли в виде смягчающего обстоятельства, не под своим именем; про другого, члена знаменитейшего литературного или ученого общества, говорили, что он торгует своим голосом; третий — красивый, изящный, любимец большого света, вылощенный, изысканно одетый весь расшитый золотом, был на содержании у женщины и нравственно утопал в грязи.

Эти люди без особых колебаний объявили себя сторонниками акта, спасавшего общество.

В числе тех, из кого составили эту мозаику, были люди, которых не волновали никакие политические страсти; они согласились войти в список только для того, чтобы сохранить свои должности и оклады. Во времена Империи, как и до нее, они придерживались нейтралитета и в течение девятнадцатилетнего царствования продолжали, не мудрствуя, выполнять свои военные, судебные или административные функции; их окружало то уважение, которым по праву пользуются безобидные глупцы.

Были там и заправские политические деятели ученой школы, начавшейся с Гизо и не закончившейся на Парье, глубокомысленные врачеватели общественного порядка, успокаивающие испуганного буржуа и сохраняющие то, что давно умерло:

«Ужель мой глаз погиб?» — спросил Панкрас в испуге.
«О нет, мой друг, о кет! Он здесь, в моей руке».

В этом псевдогосударственном совете было много лиц, служивших в полиции, — тогда эта служба была в почете: Карлье, Пьетри, Мопа и др.

Вскоре после 2 декабря полиция под названием «смешанных комиссий» подменила собою суд; она выносила приговоры, назначала суровые кары, в законном порядке нарушала все законы, и судебное ведомство не чинило самозванным судьям никаких препятствий. С довольным видом распряженных почтовых лошадей правосудие предоставило полиции действовать по ее усмотрению.

Некоторые из названных в списке членов комиссии отказались участвовать в ней. Так поступили Леон Фоше, Гулар, Мортемар, Фредерик Гранье, Маршан, Мальяр, Параве, Беньо. Газетам было запрещено публиковать эти отказы.

Граф Беньо заказал себе визитные карточки, на которых значилось: «Граф Беньо, не состоящий в совещательной комиссии».

Жозеф Перье ходил с карандашом в руке из улицы в улицу и вычеркивал свою фамилию на всех расклеенных там плакатах, приговаривая: «Я забираю свое имя всюду, где нахожу его».

Генерал Бараге д'Илье не отказался, а ведь он был храбрый солдат. В войне с Россией он лишился руки; позднее ему пожаловали звание маршала; он был достоин получить его не от Луи Бонапарта. Кто бы предположил, что ему суждено так кончить.

В последних числах ноября генерал Бараге д'Илье, сидя в глубоком кресле, грелся у большого камина Конференц-зала Национального собрания. Один из его сотоварищей, тот, кто пишет эти строки, сел по другую сторону камина. Они не вступили в разговор, так как один из них принадлежал к правой, другой — к левой. Но вошел Пискатори, немножко правый и немножко левый. Он спросил Бараге д'Илье:

— Ну как, генерал? Дошли до вас последние слухи?

— Какие?

— Говорят, президент не сегодня-завтра захлопнет эти двери у нас перед носом.

В ответ генерал Бараге д'Илье сказал — я слышал его слова:

— Если господин Бонапарт захлопнет перед нами двери Собрания, Франция распахнет их перед нами настежь.

Луи Бонапарту пришла было мысль назвать вновь образованную комиссию исполнительной.

— Нет, — возразил Морни, — это значило бы предположить в членах комиссии некоторое мужество: они согласятся быть попустителями, но не захотят быть гонителями.

Генерала Рюльера сместили за то, что он осуждал пассивное повиновение армии.

Для облегчения души сообщим тут же еще один мелкий штрих: спустя несколько дней после 4 декабря Эмманюэль Араго встретил на улице Фобур-Сент-Оноре Дюпена.

— А! — воскликнул Араго. — Вы, видно, идете в Елисейский дворец?

— Я никогда не хожу в б…… — ответил Дюпен.

Он все-таки пошел туда.

Дюпен, как известно, был назначен главным прокурором кассационного суда.

VII Другой список

Рядом со списком присоединившихся уместно привести список изгнанных. Это даст возможность одним взглядом охватить стан приверженцев переворота и стан его противников.

ДЕКРЕТ

Статья первая. В целях охраны общественной безопасности изгоняются из пределов Франции,