ему красной, а когда посмотрел с левой, она стала светло-зеленой.
Вдруг Муми-тролль почувствовал, что стекло очень похолодело, у него заболела мордочка, и он испуганно отдернул ее от окна.
— Не смотрите туда, — сказала Туу-тикки. Они сели возле печки и стали ждать…
— Ой, кто-то карабкается ко мне на колени, — воскликнула малышка Мю и посмотрела на свою юбку. Там никого не было.
— Это мои мышки-невидимки, им страшно, — сказала Туу-тикки. — Сиди спокойно, они скоро уйдут.
Ледяная дева как раз проходила мимо купальни. Быть может, она бросила взгляд в окно, потому что в купальне пронесся ледяной порыв ветра, от которого заколебались и померкли красные языки пламени в печурке. Мышки-невидимки смущенно спрыгнули с колен малышки Мю, и все они (и Туу-тикки, и Мю, и Муми-тролль) ринулись к окну, чтобы поглядеть на Ледяную деву.
Она стояла спиной к ним в зарослях камыша над снежным сугробом.
— Там бельчонок, — сказала Туу-тикки. — Он забыл, что надо сидеть дома.
Ледяная дева склонила свое прекрасное лицо над бельчонком и рассеянно щекотала его за ушком. Он как зачарованный смотрел на нее, прямо в ее холодные голубые глаза. Улыбнувшись, Ледяная дева пошла дальше.
А на снегу, задрав кверху маленькие лапки, остался лежать оцепеневший и холодный глупенький бельчонок.
— Плохо дело, — проговорила Туу-тикки.
Она надвинула шапочку на уши, толкнула дверь, и белое облачко снежного пара ворвалось в купальню. Мгновение спустя Туу-тикки снова прошмыгнула в приоткрытую дверь и положила бельчонка на стол.
Мышки-невидимки ринулись вперед, намочили полотенце горячей водой и завернули бельчонка в это горячее полотенце. Но его маленькие лапки все так же безжизненно и печально торчали кверху, и ни один усик не шевелился.
— Он совсем мертвый, — констатировала малышка Мю.
— Во всяком случае, перед тем как умереть, он увидел что-то очень красивое, — дрожащим голосом произнес Муми-тролль.
— Что поделаешь, — сказала малышка Мю. — Как бы там ни было, теперь он забыл обо всем на свете. А я собираюсь сделать из его хвостика премиленькую муфточку.
— Нет, ты этого не сделаешь! — взволнованно закричал Муми-тролль. — Он должен взять хвостик с собой в могилу. Потому что бельчонка нужно похоронить. Правда, Туу-тикки?
— Гм, — хмыкнула Туу-тикки. — Кто его знает, принесет ли радость звериному народцу хвостик после смерти?
— Миленькая Туу-тикки, — взмолился Муми-тролль, — не говори все время о том, что он умер. Это так ужасно.
— Раз умер, так уж умер, — примирительно сказала Туу-тикки. — Этот бельчонок мало-помалу превратится в прах. А потом, чуточку позднее, из него вырастут деревья, и на них будут прыгать новые бельчата. Разве это так уж печально?
— Может, и нет, — ответил Муми-тролль и высморкался. — Но все равно завтра его надо похоронить, и обязательно с хвостиком и со всем-всем, что у него есть. И похороны должны быть красивые и торжественные.
На следующий день в купальне было очень холодно. Огонь еще горел в печурке, но мышки-невидимки заметно устали. В кофейнике, который Муми-тролль принес из дому, застыла под крышкой тонкая корочка льда.
Вообще-то Муми-тролль отказался пить кофе из уважения к памяти мертвого бельчонка.
— Ты должна дать мне купальный халатик, — торжественно сказал он Туу-тикки. — Мама говорила, что на похоронах всегда бывает холодно.
— Отвернись и сосчитай до десяти, — предложила Туу-тикки.
Муми-тролль отвернулся к окну и стал считать. Когда он досчитал до восьми, Туу-тикки заперла дверцу шкафа и протянула ему голубой купальный халатик.
— Подумать только, ты вспомнила, что мой халатик голубой, — радостно удивился Муми-тролль.
Он тотчас сунул лапу в карман, но не нашел солнечных очков. Зато там было немного песка и круглый белый камешек.
Он зажал камешек лапой. В его округлости таилась надежность лета. Муми-троллю почти казалось, что камешек по-прежнему теплый от солнца.
— У тебя такой вид, будто ты пришел незваным в гости, — заметила малышка Мю.
Муми-тролль даже не посмотрел на нее.
— Пойдете вы на похороны или нет? — с достоинством спросил он.
— Ясное дело, пойдем, — ответила Туу-тикки. — По-своему это был хороший бельчонок.
— В особенности хорош был у него хвостик, — сказала малышка Мю.
Они завернули бельчонка в старую купальную шапочку и вышли на жгучий мороз.
Снег скрипел у них под ногами, а дыхание белым паром вырывалось изо рта. А нос так оледенел, что нельзя было даже его сморщить.
— Твердый здесь наст, — восхитилась малышка Мю и запрыгала по мерзлому берегу.
— Ты не можешь идти чуточку медленнее? — попросил Муми-тролль. — Это ведь все-таки похороны.
Он был вынужден делать маленькие-маленькие вдохи, чтобы не заглотнуть слишком много ледяного воздуха.
— А я и не знала, что у тебя есть брови! — с любопытством воскликнула малышка Мю. — Сейчас они совсем поседели! И ты еще больше сбит с толку, чем всегда.
— Это из-за мороза, — строго сказала Туу-тикки. — А теперь помолчи, потому что ни ты, ни я ничего не знаем о похоронах.
Муми-тролль был благодарен ей за эти слова. Он принес бельчонка прямо к дому и положил его перед Снежной лошадью.
Затем влез по веревочной лестнице на крышу и спустился вниз в теплую гостиную, где спали его родные.
Муми-тролль перерыл все ящики комода. Он перевернул все вверх дном, но не нашел того, что искал.
Тогда он подошел к маминой кровати и шепнул ей на ухо один вопрос. Вздохнув, мама перевернулась на другой бок. Муми-тролль снова шепнул.
Тогда мама, не просыпаясь, ответила ему: ведь она и во сне не забывала ничего из того, что касается традиций.
— Траурные ленты в моем шкафу… на самой верхней полке… направо…
И мама снова погрузилась в зимнюю спячку.
А Муми-тролль вытащил из чулана стремянку и влез на нее, чтобы добраться до верхней полки шкафа.
Там он нашел коробку со всякими ненужными вещами, которые иногда могут оказаться совершенно необходимы: черные траурные ленты и золотые праздничные, и ключи от дома, и пробку от шампанского, и клей для фарфора, и среди прочего — превосходные медные шары для кроватей.
Когда Муми-тролль снова вышел из дому, к хвосту у него была привязана траурная лента. Он прикрепил и маленький черный бантик к шапочке Туу-тикки.
А малышка Мю наотрез отказалась от всяких траурных лент и бантиков.
