не нравился. Ей нужно было все чертово гнездо, все до последней косточки, в одном месте, целиком, нетронутое. – Мне нужно сфотографировать его прежде, чем ты его вернешь – о Боже. – Внезапно остановившись, она зажмурилась. Нет, нет, нет. Ее запасной план – полный отстой. Сейчас или никогда. – Мы не можем его вернуть, – сказала она, подняв руки, как будто отгораживаясь от всех возможных аргументов. – Нет, мы просто не можем. Ни в коем случае, если оно действительно то, за что его принял Уилсон. Нет, если это гнездо монгольского Тарбозавра. Ну, правда, Куин. Должен быть другой способ. Это слишком важно.
– Монгольского? – Его голос внезапно стал очень серьезным, очень тихим. – У нас кости монгольского динозавра?
Она кивнула.
– Если Уилсон не ошибся в идентификации, у вас есть, по крайней мере, одна монгольская окаменелость.
– Кто-нибудь еще знает?
– Нет, не думаю.
Одну долгую секунду он молча смотрел на нее.
– Окей, – наконец сказал он. – Я сделаю для тебя фотографии.
– Я должна делать фотографии, – настаивала она. – Только я знаю, что искать.
– Нет, ты отправляешься в Сауферн Кросс.
– Но…
– Нет. – Он был непреклонен, и она уже готовилась ответить, что не подчиняется ничьим приказам, как выражение на его лице смягчилось. – Послушай, Реган, мне жаль, но все должно быть именно так. Кости – приманка для Ропера. Я не хочу, чтобы ты была где-то рядом с ними.
Взгляд Куина говорил, что она не сможет сделать абсолютно ничего, чтобы он передумал. Это дело решенное. Она отправится в отель, а он организует ловушку для человека, который однажды уже чуть не убил его.
Она даже не хотела об этом думать.
Но, черт, несмотря на опасность, ей ужасно хотелось наложить руки на монгольского монстра, хищника Мелового периода из заветной мечты каждого палеонтолога. Она хотела наложить на него свои руки, музейные притязания и запереть его в своей лаборатории – и сделать все это так, чтобы никого не убили.
Должен быть способ.
Глава 18
«Так, так, так», – думал Кид, совершенно ошеломленный непрерывным потоком болтовни, который извергала Никки МакКинни. Они все еще ехали, направляясь на юго-восток Боулдера, подальше от отеля Сауферн Кросс, и он мог точно сказать, что их никто не преследовал. Он совершил все возможные маневры уклонения. Дважды.
Но Никки МакКинни – Боже, очевидно, и малейшей опасности было достаточно, чтобы разговорить ее. Некоторое время назад он просто прекратил попытки действительно понять, что именно она болтает или, прости Господи, отвечать ей. Это был немыслимый поток слов, своего рода история жизни, излагаемая монологом, и он опасался, что, если она не передохнет, то может просто перегреться, спалив свои мозги или голосовые связки. Она чертовски завелась и, наверное, все еще была напугана. Не каждый же день в тебя стреляют. И далеко не каждая женщина могла заставить его потерять дар речи или одним взглядом, одной улыбкой вынудить думать о вещах, которые никогда не приходили ему в голову. Например, о том, как она обычно выглядит по утрам или как будет выглядеть через двадцать лет. «Господи» в квадрате. Какого черта с ним происходит? Он никогда не думал о женщинах так: о завтрашнем утре, о будущем.
– Конечно, Реган чуть не умерла, войдя в мою мастерскую, которая тогда располагалась в садовом сарае. Но это было прежде, чем я наконец все разъяснила и убедила дедулю сделать пару потолочных окон, выходящих на север, потому что свет играет очень большую роль, особенно для картин. А я ведь много рисовала до того, как начала использовать в своих самых крупных работах фотографию и печать. Но там был Трэвис, голый, конечно же, а мне было всего шестнадцать, и Реган сразу же подумала самое худшее, ведь он был к тому же и старше меня, правда, не на много, всего на два года. Это было так странно, но Трэвис в тот день влюбился в нее – она изо всех сил старалась не пялиться на него и не упасть в обморок от шока. Это на самом деле было просто ужасно, она пыталась не принимать все слишком близко к сердцу, но ты же знаешь Трэвиса, он даже не замечает, голый он или нет, а Реган подумала худшее – о, думаю, это я уже говорила.
Она молчала чуть дольше обычного, и пауза, вероятно, должна была послужить ему намеком, но прежде чем он успел подумать о чем-то, а уж тем более высказаться, она снова кинулась на баррикады.
– Конечно, ничего такого не происходило. Мы с Трэвисом просто не находим друг друга привлекательными – хотя, наверное, мне не стоит так говорить, потому что, естественно, я нахожу Трэвиса поразительно привлекательным. Он великолепен, физически великолепен. Самый фотогеничный мужчина из всех, кого я встречала.
«Отлично», – подумал он, пытаясь сосредоточиться на лежавшей впереди дороге и регулярно проверять зеркало заднего вида. Трэвис Джеймс был ее идеальным мужчиной, а он, Кид, совсем не походил на Трэвиса Джеймса. У него не было светлых волос и синих глаз. В нем не было ничего фантастического или артистичного, и он не имел ни малейшего гребаного понятия, фотогеничен он или нет – или почему его стало это волновать.
– Но бедная Реган, ее муж, должно быть, был просто худшим любовником в мире, потому что она была так несчастна изо всех этих постельных дел, а потом она оказалась буквально выставленной на показ перед Трэвисом, который откровенно излучает сексуальность. Думаю, это была страшная встряска для ее нервной системы.
Черт, излучаемая Трэвисом сексуальность стала шоком и для нервной системы Кида, и он совершенно точно не желал слышать ничего о любовной жизни Реган МакКинни. Только не после того, как видел ее нижнее белье. Не после того, как видел лицо Куина, когда та упала в обморок.
Нет, сэээр. Куин бы не хотел, чтобы он это слышал.
– А ты знал, что она начала бракоразводный процесс спустя пару недель после этого?
Она затормозила на полной скорости, а он осознал это только через пару секунд, с удивлением поняв, что она действительно ждет от него ответа.
– Э-э-э… нет. – Он, правда, не знал.
Очевидно, удовлетворившись комментарием, она принялась за старое с новыми силами:
– Уверена, что именно голый Трэвис заставил ее принять решение и понять, что должно быть что-то получше заплесневелого старикашки Скотта Хэнсона, и я надеюсь, что наша с ним работа производит тот же эффект на женщин, которые приходят на мои шоу. И я говорю не только о том, что он очень красивый снаружи. Он красивый и внутри, а часть его, женская часть его, она просто сияет. Думаю, именно на это женщины и реагируют.
Черт. Теперь парень сиял? И что это за мысль насчет Реган, увидевшей его голым и решившей развестись со своим мужем? В этом не было никакого смысла. Он знал, как упакован Трэвис, а он был упакован как самый обычный парень: пара рабочих деталей, все на своем месте, как…
Его мозг яростно затормозил. Ему действительно стоило перевести дыхание и спросить себя: какого хрена он об этом думает и каким образом, черт возьми, ей удалось заставить его мысли принять такой долбаный оборот? Он давно не думал о причиндалах других парней, по меньшей мере, с тех пор, как ему исполнилось пятнадцать и он понял, что с ним в этом плане все в порядке.
Он неловко поерзал на сидении и попытался больше к ней не прислушиваться, но это было сродни невозможному. Перед звуком ее голоса, как и перед всем остальным в ней, было не устоять.
– Думаю, он вынуждает женщин поставить под вопрос их жизненную позицию через ассоциации с дихотомией его физической силы и женской тайны. Эту часть Трэвиса я всегда старалась поймать.
