Она стала ждать… Без книги. Без вышивки. Она выглядела настолько порочной, насколько это возможно для веснушчатой женщины не первой молодости. Веки ее отяжелели от жары и успокаивающего потрескивания огня в камине, скука разморила ее, и она погрузилась в сон.
Кону хотелось застигнуть Лоретту врасплох, но такого он не ожидал. Он попросил Надию, уходя утром, подготовить комнату во второй половине дня, но Лоретте явно пришелся по душе его план, и она приготовилась к его приходу. Тоненькая, как паутинка, рубашка открывала все изгибы. Правда, впечатление несколько портилось открытым ртом и громковатым похрапыванием, соперничающим с птичьим пением и ревом огня.
Кон, крадучись, направился к кровати, стаскивая с себя одежду добропорядочного английского джентльмена. Он провел утро со своим торговым агентом, подготавливая очередной длительный отпуск. В этот раз, однако, он не бежит от своей семьи.
Жаль было будить Лоретту, но его потребности не удовлетворялись только ночными часами. Лето даст ему возможность жить с ней подальше от грязи и гнета Лондона. У них будет фальшивый брак, пусть даже почти совсем без секса.
Но с другой стороны, по словам многих его друзей, к этому приходит большинство браков — почти полное отсутствие физической близости является нормой жизни среди большинства представителей аристократии, как только они обеспечат себя наследниками. Это не то, чего он в конечном итоге хочет, поэтому будет любить Лоретту не только по ночам, но и днем, пока есть такая возможность.
Он настолько безнадежен…
Она его слабость. Его изъян. За все эти годы ему не удалось вырвать ее из своего сердца, хотя он пытался. Другие разочаровываются в любви из-за расставания и обстоятельств, у некоторых возлюбленные даже умирают, но люди продолжают жить своей жизнью, день за днем, шаг за шагом. Лоретта же была его путеводной звездой с тех самых пор, как он вырос из коротких штанишек, и он не желал быть нигде, кроме как на пути к ней.
Раньше они, бывало, смеялись вместе. Теперь же они разделены молчанием и соединены, только когда кожа касается кожи.
Но это лучше, чем ничего.
Он по-собственнически обхватил прикрытую шелком грудь, и Лоретта пошевелилась.
— Просыпайся, — прошептал Кон. — Хочу, чтоб ты знала, что я здесь.
— Как будто я могла тебя не заметить, — пробормотала она, приоткрыв глаза. — Ты уже разделся? Господи, да ты мог убить меня во сне!
Кон вытянулся с ней рядом и потянул рубашку вверх. Снизу на ней больше ничего не было, и ему предстало зрелище гладкой, обнаженной кожи, слегка припорошенной золотистыми веснушками. Ее как будто окунули в золото с головы до ног. Он оформил ее спальню в золотых тонах, дабы подчеркнуть то, что она считает своим недостатком. Ему никогда не забыть, как много лет назад он прорвался сквозь слои одежды и обнаружил ее крошечные, рассыпанные по всему телу секреты. Он счел своим долгом поцеловать каждый.
Нет, он не прорывался. Лоретта с радостью сама сбрасывала с себя одежду.
— Стоило мне столько хлопотать и трудиться, чтобы лишить тебя жизни.
— Но ты ведь лишил меня дома, а это не многим лучше.
— А. — Он провел линию от пупка до расщелины. Она была, как и следовало ожидать, такой же влажной, каким он был твердым. Они, похоже, всегда так реагируют друг на друга, даже если Кон совершенно уверен, что ей хочется надрать ему уши. Он повторил путь пальца губами, остановившись, чтобы взглянуть на нее, когда почувствовал запах уксуса, смешанный с ароматом розовых духов.
Проклятие! Он хотел застигнуть ее врасплох, но она подготовилась к визиту.
— Когда ты вернешься, то найдешь там все в полном порядке. — Он потянул за нитку, однако решил оставить все как есть. По крайней мере, пока.
— Мне все равно. — Она упрямо вздернула подбородок.
Да, Лоретта сегодня в воинственном настроении. Этот разговор пошел не так, как планировалось. В любом случае Лодж принадлежит глупому Чарли. Теперь, когда Гайленд-Гроув по-настоящему его дом, Лоретта достойна того, чтобы жить там.
Время разговоров прошло. Кон раздвинул складки и продолжил заниматься с ней любовью ртом до тех пор, пока она не перестала строго контролировать свою реакцию на его ласки. Ее все равно некому было услышать — Кон отпустил всех до вечера. Он хотел, чтобы она принадлежала только ему, вся целиком. Квалхата приготовила корзинку с ужином, который он собирался разделить с Лореттой в их маленьком саду. Это, конечно, не зеленые дорсетские холмы, или каменные глыбы, или неумолчное журчание реки Пиддл — всего лишь пенистый мраморный фонтан. Томас вынес из дома ковер и подушки, чтобы расстелить в тени красного клена, который Кон посадил собственноручно.
Он быстро прорвался сквозь ее барьер молчания, когда она выгнулась под ним.
— О Боже, Кон, я хочу тебя!
Благословенные слова. Он тоже ее хочет. Хочет быть в ней, затеряться в ней. Перестать думать о прошлом и сосредоточиться на будущем. Все готово. Если удача будет на его стороне, уже к концу лета она станет его маркизой.
— Сними рубашку. — Его тон был резковатым — она поймет, что нетерпение снедает его так же, как и ее. Но ему было плевать, что все его действия показывают, насколько сильно он пленен ею. Разве не мечтают все женщины о том, чтобы подчинить себе мужчину?
Нет, это неправильно: они в равной мере принадлежат друг другу, как идеально подходящие половинки одного целого. Пока Лоретта не признает этого, отвергая все его старания за пределами спальни. Но он возьмет верх или умрет.
Но пока никакой смерти, только восхитительно горячее трение тел. Он нетерпеливо наблюдал, как она сражается с завязками, потом помог ей снять рубашку. Грудь ее молила о поцелуях, и он подчинился. Кожа пылала и влажно поблескивала. Светлые ресницы трепетали, когда он посасывал и гладил, губы подергивались в едва заметной улыбке.
Он мягко сжал сосок зубами и отпустил.
— Скажи еще, чего ты хочешь.
— Ты знаешь.
— Я хочу это услышать. Я живу, чтобы услышать это.
— Если я не скажу, ты уйдешь?
— Ни за что. Я больше никогда не оставлю тебя.
— Я оставлю тебя. Через четыре месяца и восемнадцать дней.
Кон также сознавал ограниченный характер их сделки.
— Не забудь добавить восемь с половиной часов до полуночи. Когда я открыл тебе дверь, ты снова была моей.
Он вспомнил ее, какой увидел ее в полутемном холле: она была бледной и изможденной. Она оделась, чтобы соблазнить его, но в этом не было нужды. Он принадлежал ей, даже если она этого не желала. Каждый потерянный, одинокий год, разделявший их, виделся ему слишком отчетливо.
Лоретта покачала головой:
— Не будь утомительным, Кон. Я твоя только благодаря шантажу. Листок бумаги, подписанный под давлением, ровным счетом ничего не значит.
Она права, разумеется, но он использовал все средства в своем распоряжении, законные они или нет. И сделает это снова, если понадобится.
Он прикоснулся к ее щеке.
— Скажи мне.
— Я передумала. Я ничего не хочу.
Не надо было медлить, когда она попросила в первый раз. Когда ее страсть была так сильна, что она позабыла, что должна держаться с ним холодно.
— Скажи.
— Черт побери, Кон. Я получила свое удовольствие более или менее. И мне безразлично, получишь ли
