вмиг улетучились. Они занимались любовью без звука, медленно, томно, по очереди лаская и дразня друг друга. Никто не главенствовал. Никто не подчинялся. Они совпадали друг с другом, как две половинки единого целого, точно так, как всегда мечтал Кон, только еще лучше. Потому что это было реально. Ее бархатная кожа на его коже, ее цветочный аромат в его ноздрях, и ее сладкий вкус у него во рту. Лоретта любила его также, как он любил ее, и в эти минуты Кон поверил, что все у них получится.
Беатрикс осторожно потрясла Джеймса за локоть. Она не осмеливалась трясти его слишком энергично из-за ушибов, но он так ужасно кричал. Ему явно снился кошмар, и неудивительно. После того, что ему пришлось пережить, его, вероятно, до конца дней будут мучить кошмары. Она поежилась, представив, каково ему было одному в каменной ловушке, мокрому, ободранному до крови, без света, без надежды и с летучими мышами.
Ну что ж, сбылась его мечта провести ночь в пещере, правда, не совсем так, как он хотел.
— Проснись, Джеймс. Это всего лишь сон.
Его бледно-голубые глаза резко распахнулись. Он уставился на Беатрикс так, словно никогда раньше не видел ее.
Беа было жаль Джеймса. И из-за проблем с отцом, и из-за того, что он потерял мать. Леди Коновер была очень добра к Беатрикс, когда она навещала кузину Лоретту в Дорсете, но она такая властная. Все должно было делаться по ее. Конечно, теперь она умерла, а Джеймс с отцом — почти чужие люди. Беа надеялась, что теперь, когда лорд Коновер спас ему жизнь, они прекратят воевать и отношения между ними наладятся. Вообще-то лорд Коновер сказал, что это кузина Лоретта — героиня. Беа просто счастлива, что Джеймс жив и сверлит ее взглядом, злой, как медведь, кто бы там его ни спас.
— Что ты здесь делаешь? — прохрипел он.
— Исполняю роль сиделки. У Сейди с Надией полно других дел. — Они постарались сделать кресло для нее как можно удобнее с помощью подушек и афганского пледа. Она мало спала прошлой ночью в ожидании вестей от поисковой партии и была по-прежнему в ночной рубашке и босиком.
— Где мой отец?
— Спит, я думаю. Хочешь есть? Я могу сходить вниз и что-нибудь принести.
Джеймс поморщился:
— Сейди дала мне овсянку. Она была отвратительная.
— А я люблю овсянку. Со сливками и побольше сахара.
— Клей, — пробормотал Джеймс. — Уходи.
Беа кольнула обида.
— У тебя что-нибудь болит?
— Ничего у меня не болит. Просто не хочу с тобой разговаривать.
То, как он произнес «с тобой», было очень странно, как будто он был бы рад поболтать с кем угодно, только не с ней.
Она встала, вязаный плед свалился на пол.
— Что ж, прекрасно. Не хочу быть там, где мне не рады. — Она бросила на него свой самый надменный взгляд, надеясь устыдить его, свинтуса неблагодарного. Подумать только, она не спала из-за этого невоспитанного грубияна!
Джеймс с трудом сел.
— Я обещал, что не буду.
— Чего не будешь?
Он нес какую-то ерунду. И зачем он уставился в потолок, словно там что-то написано.
— Не буду с тобой разговаривать, — сказал он наконец. — Понимаешь… все из-за горла. Я сорвал его, пока кричал.
— О! — Беатрикс снова села, сложив руки. — Я могла бы тебе почитать.
Он покачала головой, глядя куда угодно, только не на нее. Он как будто чувствовал себя не в своей тарелке. Почти… виноватым.
Да и следовало бы, после того как он дразнил ее вчера, когда они нашли портрет его бабушки. Он довел ее до слез, а потом назвал девчонкой, как будто это какое-нибудь ругательство. Цыгане и тролли, ну надо же. Может, его близкая встреча со смертью пойдет ему на пользу и научит быть добрее.
— Знаешь, твой отец подарил мне портрет, который мы нашли на чердаке.
Джеймс побледнел еще больше.
— Тебя не лихорадит? — Беа поднялась и потрогала его лоб. Он был теплым.
— Гм.
— Ты вел себя вчера просто безобразно.
— Извини.
Он и в самом деле выглядел больным. Может, ей и вправду лучше оставить его одного или послать к нему Нико или Томаса?
— Ты не моя сестра! — Его голос сорвался на последнем слове.
— Разумеется, нет. Хотя я бы не возражала, даже несмотря на то, что ты мальчишка и порой бываешь просто невозможен. Иметь брата совсем не плохо.
Джеймс, похоже, не оценил ее шутку. Он сделался просто сам не свой, лицо его побагровело, потом опять побелело как снег.
— Джеймс, да ты точно болен. Давай я приведу твоего отца.
— Нет! Он подумает, что я нарушил слово. Клятву молчания. И заговорил с тобой. — Он сжал губы и откинулся на подушку.
— Давай я принесу тебе чаю с медом для горла.
Он кивнул с видом неимоверного облегчения от того, что она уходит. Интересно, подумала Беа, когда они теперь уедут? Из-за того, что случилось с Джеймсом, об отъезде сегодня не могло быть и речи, чему она втайне порадовалась. Ей нравится здесь, где есть Сэм и овечки, яркая зелень долин и легкий туман по утрам. Она научилась плавать в спокойном озере и обыграла Джеймса в карточной игре.
Доносящиеся из кухни голоса сказали ей, что там есть кому приготовить чай, хотя она и сама вполне могла вскипятить воду. Сейди и кузина Лоретта научили ее многим полезным вещам, когда она гостила у них. Она остановилась перед дверью, чтобы послушать. Если там Нико или Томас, негоже ей идти туда в ночной рубашке. Хватит и того, что они видели ее прошлой ночью, хотя и были заняты и встревожены, чтобы заметить ее неподобающий вид. Ночью обстоятельства были чрезвычайными, но утром уже нет. С мамой случился бы припадок, если бы она увидела, что Беа расхаживает по дому в таком виде.
—…к бесу, а то я уж и не чаяла. Что ж, давно пора. — Это была Сейди. Голос ее звучал радостно, даже ликующе. Мама Беа не одобрила бы такого языка у служанки. Или у кого-то еще, если уж на то пошло.
— Так ты считаешь, план лорда Коновера осуществился? — послышался мягкий, с акцентом, голос Нации.
— Ну, она снова в его постели, а это начало. Теперь, если б только она набралась храбрости сказать Беа правду, прошедшая ночь стоила бы всех наших тревог. Лоретта очень упряма и всегда была такой. Но она любит свою дочь. У маркиза полно денег, чтобы откупить ее у этих кузенов. Бедняжка могла бы жить со своими настоящими родителями, как и должно быть. Дома люди поначалу поговорят, конечно, но они любят Коновера. И Лоретту любят.
Беа с колотящимся сердцем вжалась в стену. Мама всегда говорила ей, что подслушивать нехорошо. Ты слышишь именно то, что заслуживаешь. Мама была права.
Мама? Но если она правильно поняла Сейди, ее мама ей вовсе не мама.
Беатрикс прикусила щеку изнутри, просто чтобы проверить, чувствует ли что-нибудь. И ощутила вкус крови. Джеймс знает. Поэтому он так нервничал в ее присутствии. Он тоже лгал ей. Она внебрачная дочь лорда Коновера и своей кузины. Нет, не кузины. Неудивительно, что папа с мамой порой так странно смотрят на нее, как будто она грязная.
Она пошла наверх, в свою комнату, забыв про чай. Но то, что она услышала, забыть было нельзя.
