Пять месяцев разыскивали старца войска Папы и Карла Неаполитанского, и, наконец найдя в противоположном конце Италии, когда он пытался бежать за Адриатическое море, привезли в Рим в кандалах. Бонифаций VIII приказал заточить его в папское узилище Фумоне за пределами города, но народ почитал узника по-прежнему, ввергая Бонифация VIII в гнев, разраставшийся с каждым днем. Все больше и больше людей исповедовали идею, что человеку не дано просто отречься от великого Божьего промысла. Для них истинным Папой оставался Целестин V, а трон Петров ныне занимал самозванец. Посему 19 мая 1296 года Бонифаций устроил так, чтобы и эта мысль, и дряхлый Папа наконец-то ушли в небытие. Когда палачи вошли в темницу, истощенный восьмидесятишестилетний страстотерпец даже не нашел сил сопротивляться. Прижав подушку к его лицу, удерживали ее до тех пор, пока дыхание его не остановилось навсегда.
Но мысль, что истинный Папа – Целестин V, не умерла вместе с ним, повергая Бонифация в ярость, разгоревшуюся еще более, когда выяснилось, что к ее сохранению и распространению причастен Дом Колонна. Папа обрушился на кардиналов Колонна, но те спокойно отвечали требованием сойти с престола, узурпированного махинациями и жульничеством. Чтобы продемонстрировать, кто тут всему голова, Бонифаций лишил двух кардиналов Колонна всех доходов и привилегий князей церкви. Они же в ответ огласили список преступлений Бонифация: мошеннические притязания на папство, расхищение церковной казны и целый ряд непристойностей.
Обвинение в расхищении было вовсе не надуманным. Ради обогащения своих родных Бонифаций пользовался средствами церкви столь щедро, приобретал столь обширные земельные наделы и города, что вскоре владения его рода могли запросто посостязаться с владениями Орсини и Колонна. В его представлении церковь была неотделима от Папы: что принадлежит церкви, принадлежит и Папе. И ни укоры, ни обвинения не могли умерить его пыл в разграблении папской казны.
И тогда кардинально укротить его решил Стефано Колонна, 3 мая 1297 года устроив засаду среди холмов в окрестностях Рима. Секретные сведения, которые привели его сюда вместе с группой всадников клана Колонна, оказались верны: через долины под солидной охраной шел караван тяжело завьюченных мулов. Везли же они золото церкви на приобретение новых земель и городов для папских кровных. Ринувшись в атаку, кавалеристы Колонна уже через пару минут покинули поле боя, увозя папское золото.
Реакцию Бонифация угадать было несложно. Даже после того, как родные Стефано понудили его вернуть золото, Бонифаций требовал, чтобы юношу выдали ему на расправу, но Колонна отказали. Тогда Бонифаций отлучил их – втуне. Может, простолюдины да горстка богобоязненных дворян и считали, что папская анафема как-то повлияет на их отношения с Богом, но с распространением просвещения в среде светских владык последние уразумели, что отлучение – просто-напросто оружие Папы, идущее в ход, когда ему надо добиться своего. Не в пример действенней оказался список проступков Бонифация, приколоченный к двери каждой римской церкви. А некий герой Дома Колонна даже пронес экземпляр списка сквозь царские врата на горнее место алтаря храма Святого Петра. В длинный ряд преступлений вошло и убийство Целестина V.
Пребывающий на Кипре Великий Магистр тамплиеров диктовал письмо за письмом, умоляя Бонифация VIII объявить крестовый поход, и теперь Папа так и поступил – да только не против нехристей, а официальный священный крестовый поход против Дома Колонна. Теперь уже не было нужды растрачивать время и деньги, добираясь далеко на восток ради духовного вознаграждения в виде полного отпущения грехов и вечного блаженства в раю, ибо сказанные имелись под рукой, прямо в Италии. А взявшись за оружие на службе Господу в этом крестовом походе, можно было еще и подзаработать, поелику сей святейший Папа объявил, что не жаждет ничего ни для папства, ни для церкви, и всю добычу, взятую в городах и дворцах означенных Колонна, крестоносцы могут оставить себе. Они были вольны лишать жизни членов, друзей, сторонников и приживателей и клиентеллу рода Колонна, невзирая на возраст и пол, равно как и продавать в рабство таковых из сказанных, коих рассудили более ценными живыми, нежели мертвыми. Таковые же, кто не способен выйти на вселенскую резню, могут заслужить отпущение грехов, послав приличествующий денежный взнос на покрытие военных расходов. Ну и разумеется, поелику сей официальный крестовый поход провозгласил сам Всеблаженный Отец, сказанный августейший владыка мог без зазрения совести запускать обе руки в мошну, скапливаемую в Риме за счет пожертвований, пеней и епитимий в оплату очередного крестового похода. На глазах у европейской знати, взиравшей на священную войну Папы против политических соперников, Бонифаций VIII вверг в скверну саму идею крестового похода.
Филипп Французский воздержался от вмешательства в итальянский крестовый поход – видимо, храня верность уговору, повлекшему согласие Бонифация канонизировать деда Филиппа – крестоносного короля Людовика IX. Будучи же потомком человека, причисленного к лику святых, Филипп имел полное право претендовать, что на престол Франции он помазан самим Господом.
Зато на зов откликнулись алчные наемники, оставшиеся не у дел, и разбойники, предводительствуемые полными энтузиазма Орсини, с восторгом взявшимися за истребление своего вековечного врага. Э.Чемберлен утверждает, что Бонифаций приглашал к участию и тамплиеров, но нет никаких свидетельств о том, что они откликнулись, – впрочем, в том и не было нужды. Алчная орда прокатилась по землям Колонна, убивая, насилуя, грабя и зарабатывая духовные блага, пока владения Колонна не сократились до одного – их древнего города Палестрина. Возрастом почти не уступая Риму, город был полон произведений искусства и сокровищ античной Римской империи. Главы рода собрались в своем последнем оплоте, возглавляемом неистовым полководцем Джованни Колонна, за свою извечную агрессивность заслужившим прозвище Шарра – «Забияка». Он был готов биться насмерть, но город пал из- за самого действенного осадного орудия на свете – вероломства.
Бонифаций заверил Колонна, что помилует их и не тронет остатков их имущества, если они принесут публичные извинения, прилюдно склонившись перед Папой и признав его верх. За стенами расположенного неподалеку городка Рьета установили папский трон в окружении всех пышных регалий церкви, и Колонна приблизились к нему, как кающиеся грешники, с удавками на шеях, дабы пасть ниц у ног Бонифация, твердя предписанную формулу покаяния. Но как только все вожди покинули город, Папа пренебрег своим обещанием, разрушив Палестрину. Летописец церкви Мартин Малаки писал, что в октябре 1298 года «в городе Палестрина убили каждого мужчину, женщину, ребенка и животное, а все здания – за исключением собора – сравняли с землей». Среди разрушенных зданий был и величественный дворец, якобы возведенный Юлием Цезарем.
Колонна отправились в изгнание, и Шарра попал в плен к средиземноморским пиратам. Каково же было его изумление и радость, когда выкуп за него уплатил Филипп IV Французский, пригласив Шарра в Париж. В свете событий последних лет всякого заклятого врага Бонифация VIII ждал при французском дворе теплый прием.
Папы приходили и уходили, но одно обстоятельство неизменно донимало короля Филиппа IV, прозванного Красивым. Всю свою сознательную жизнь Филипп воевал с королем Эдуардом I Английским – опасным, хитроумным недругом, в борьбе с которым даже ничья сошла бы за победу. Искусно обороняя и даже распространяя свои французские владения на материке, Эдуард вынуждал Филиппа бросать деньги в горнило войны без счета. Филипп взвинчивал налоги, одалживал и изымал каждый доступный грош, но все было мало. Он занимал огромные суммы даже у тамплиеров. А его зависть к церковникам во Франции сменилась гневом при виде того, как епископы и аббаты, контролирующие треть всех земель его королевства, неустанно умножают доходы, отправляя их в Рим. И в 1296 году Филипп постановил, что они должны потратиться на оборону королевства, дающего им такие барыши, и посему обложил десятиной все церковные владения и доходы во Франции.
Бонифаций воспринял налог как удар и по своей репутации, и по кошельку, хотя и чего-то одного хватило бы, чтобы возбудить его гнев. Он повелел духовенству Франции пренебречь возмутительным налогом. В ответ Филипп возбранил вывоз будь то золота или серебра без его письменного соизволения. Французское духовенство могло по-прежнему собирать доходы, а вот отправить их в Рим – никак. Если Папе несладко без десятой доли денег из Франции, пускай-ка поживет совсем без них. И Бонифацию впервые в жизни пришлось пойти на компромисс, но это вовсе не означало, что он проглотил обиду.
В том же году Филипп покончил с приготовлениями к мирному договору с Эдуардом I, какового английский король добивался чрезвычайно энергично, ибо у него возникли собственные проблемы, до
