сооружать широкую насыпь, ведущую к замку, чтобы подвести катапульты поближе к цели, а, если получится, то и войска со штурмовыми лестницами прямо к стенам твердыни. Насыпь приближалась с каждым днем, и вскоре стало очевидно, что замок обречен на погибель вместе с гарнизоном. Тогда командир тамплиеров приказал рыцарям грузиться на корабли, вместе с ними отправившись еще дальше на север, чтобы усилить оборону замка тамплиеров Тортоза. А мамелюки 14 июля вошли в Морской замок, и эмир Шуджай отрапортовал аль-Ашрафу об очередной победе. После чего дал задание саперам, и вскоре громадные камни, на обтесывание и подъем которых на высокие стены и башни ушли месяцы изнурительного труда, рухнули в море.
Продолжая марш на север, Шуджай привел войско под стены Бейрута. Договор между Бейрутом и Каиром все еще не утратил законной силы, и христиане города отчаянно цеплялись за надежду, что их-то война не коснется. И обеими руками ухватились за предоставленную возможность, когда посланец эмира Шуджая пригласил отцов города на пир в свой шатер в качестве почетных гостей. Но стоило лишь христианам, ради такого случая разодетым и умащенным благовониями, оказаться в шатре, как всех их скопом взяли в плен. Оставшись без руководства, ни горожане, ни солдаты не знали, как быть, – и ударились в панику. Похватав самое ценное, в том числе и святые реликвии из собора, они ринулись в гавань, где в ход пошло все, мало-мальски годившееся для плавания, только бы убраться подальше от беспощадных мамелюков.
Шуджай, премного довольный тем, что удалось взять город совсем без боя, вступил в него во главе войска 31 июля. Просто замечательно, что удирающие горожане унесли святые реликвии, ибо все христианские образа и украшения нужно было вышвырнуть из собора, чтобы освятить его иод мечеть. А стены города сравняли с землей.
Пока Шуджай успешно продвигался на север, аль-Ашраф вел свою армию на юг, избрав главной мишенью Хайфу, не оказавшую сколь-нибудь значимого сопротивления. За день до того, как Шуджай вступил в Бейрут, аль-Ашраф взял Хайфу. Присутствие по соседству христианской религиозной общины уязвляло его исламские чувства, в силу чего он послал кавалерийский эскадрон в монастырь на вершине горы Кармель. Не зная пощады, кавалеристы вырезали всех христианских монахов до последнего, а там, забрав все сколько-нибудь ценное, спалили монастырь дотла.
Теперь от всех завоеваний крестоносцев в Святой Земле остались лишь два непоколебимейших замка рыцарей Храма – Тортоза, далеко на севере, и южный Замок Паломников на Атлите. Орден тамплиеров был сотворен, дабы оберегать крестоносные державы, но ныне не осталось никаких крестоносных держав. Храмовники пришли на свет, дабы защищать христианских паломников в Святых Местах, но отныне паломников не стало. Тамплиеры оставались здесь и по-прежнему могли сражаться, да только ради чего? У них не осталось ни смысла жизни, ни надежды.
Четвертого августа тамплиеры Тортозы погрузили все, что смогли, на корабли и покинули свой замок, чтобы присоединиться к Великому Магистру на Кипре. А десять дней спустя тот же путь избрали и тамплиеры Атлита. В тот день – 14 августа 1291 года – когда они отплыли из Замка Паломников, во всей Святой Земле не осталось ни единого католика, избегшего цепей и не дрожащего в каком-нибудь тайном убежище.
Свой замок на острове Руад – примерно в четырех с половиной километрах от берега близ Тортозы – тамплиеры удержали, но он не представлял ценности, а снабжать его было нелегко: даже питьевую воду приходилось доставлять на кораблях. И через пару лет его попросту бросили на произвол судьбы.
Арабский летописец Абу-ль-Фида заканчивает описание положения дел молитвой: «По сих завоеваниях все береговые земли целиком вернулись к мусульманам, о чем не осмеливались и мечтать. Так франджи были… изгнаны по всей Сирии и из прибрежных краев. Дай Бог, чтобы они уж никогда не ступили на землю сию!»
Его желание исполнилось. Крестовым походам пришел конец. Что касается тамплиеров, впервые с момента основания ордена после Первого крестового похода они лишились ставки в Святой Земле. Им казалось, что настал самый черный день, хуже и быть не может, – но лишь потому, что им не дано было предугадать бедствия и пытки, каковые обрушатся на них всего через несколько лет по воле короля Филиппа IV Французского и Папы Климента V.
тплыв из Сидона на Кипр с обещанием вернуться с припасами и подкреплением, сдержать свое слово Великий Магистр Тибальд де Годен даже не пытался. Он не сумел возглавить тамплиеров в самую черную годину, так что никто не скорбел о его смерти на следующий год. Настало суровое время, требовавшее сильного вождя. Главных кандидатов было двое. Первый – Гуго де Перо – казначей ордена и
завзятый политик, наладивший добрые отношения с королем Филиппом IV Французским, подкрепленные ссудами Филиппу из казны тамплиеров. Ему отдавали предпочтение храмовники юга Франции, составлявшие большинство ордена. Тамплиеры же севера Франции недолюбливали южных братьев, перенявших у соотечественников более свободный образ бытия, интересовавшихся книгами и поэзией, каковым не было места в жизни воителя. И северяне прочили в магистры рыцаря из мелкопоместного дворянства Бургундии, принадлежавшего к ордену всю свою сознательную жизнь. На славу послужив на бранном поле, на посту Магистра тамплиеров в Англии он зарекомендовал себя столь же славным управляющим. Звали его Жак де Молэ.
Соперники были столь равны, а споры столь жарки, что тамплиерам пришлось прибегнуть к весьма необычному выходу, просив Великого Магистра госпитальеров рассудить их по совести. С его помощью Великий Собор встретился снова, наконец избрав двадцать третьим и последним Великим Магистром ордена Жака де Молэ.
Озираясь вокруг, новый Великий Магистр увидел малоутешительную картину. С утратой Святой Земли тамплиеры перенесли свою ставку на Кипр, но их не очень-то жаловали в островном королевстве, некогда целиком принадлежавшем ордену. Удержи они остров, и теперь были бы властителями королевства, а уступив свои права Лузиньянам за малую мзду, стали просто незваными гостями.
Насколько незваными, стало ясно, когда король Генрих Кипрский уведомил де Молэ, что король – единственный верховный командир над всеми войсками в королевстве, к каковым совершенно ясно и недвусмысленно относил и тамплиеров. В ответ Великий Магистр уведомил короля, что Гранд Мастер – единственный командир тамплиеров, где бы они ни пребывали, не подчиняется никому на свете, кроме верховного понтифика, и далее, что на тамплиеров законы Кипра, равно же как и любые постановления его государя, не распространяются. Оба вступали в жаркую перебранку при всякой встрече, и настроения их начали мало-помалу передаваться подданным. Наконец, во избежание откровенных кровавых стычек, сошлись на том, что спор надо представить на суд Папы Бонифация VIII. Папа вынес вердикт в пользу Великого Магистра, укорив короля Генриха, что-де надобно благодарить Господа за присутствие доблестных тамплиеров в его островном королевстве, ибо оные суть дополнительная защита на случай нашествия сарацин.
Великий Магистр упивался папским решением, заодно заслужив некую толику уважения у иных из тамплиеров, недовольных его руководством. Когда де Молэ принял командование, моральный дух тамплиеров пребывал в плачевном состоянии, а сей рубака старой школы верил, что боевой дух напрямую зависит от дисциплины. «Дивно ли, что вы пали духом, – вещал он им, – коли Устав блюдется из рук вон плохо, а то и вовсе никак?» Донимая подчиненных исправительными мерами, он неукоснительно пекся об исполнении оных. Пожитки тамплиеров обыскивали, изымая всякий исписанный листок, будь то письмо из дома или страничка Писания. Не зная грамоты, де Молэ никогда не испытывал потребности в чтении чего бы то ни было. Если приходили письма, приказы или даже папские декреталии, всегда находился брат-клирик, чтобы зачитать их вслух. Если рыцарь получал письмо, его зачитывали адресату в присутствии командира, но в руки не отдавали. От предметов одежды и снаряжения, не предусмотренных Уставом, велено было
