не зная удержу, предаваясь грабежам и убийствам. Христианский гарнизон цитадели выказал было желание поторговаться об условиях капитуляции, но Саладин ответил, что уж лучше никому не покидать цитадель, пока не удастся усмирить войска – только так он мог ручаться за безопасность христиан.
Едва лишь Саладиново войско показалось в отдалении, в Акру направили конного гонца, и Ричард бросился на выручку с величайшей поспешностью, не теряя даже минуты, дабы переобуться в сапоги. Отправив армию в Яффу по суше, сам он вместе с восемью десятками рыцарей и четырьмя сотнями арбалетчиков отправился морем на кораблях Пизы и Генуи.
Наконец восстановив дисциплину в войсках, Саладин с главными силами удалился из города. Рыцари Яффы только-только начали покидать цитадель, чтобы сдаться, когда мусульманские дозорные подняли тревогу, заметив флот Ричарда. Не растерявшись, христианские рыцари тотчас же выхватили мечи, проложив ими дорогу обратно в цитадель, и заперли тяжелые ворота на засов. А некий католический священник тем часом, сбросив рясу, вплавь добрался к Ричарду, дабы поведать, что цитадель не пала. Ричард же, не теряя времени попусту, велел посадить суда на песчаную отмель перед цитаделью, будто десантные ладьи, так что воины, спрыгнув за борт, смогли добраться до берега вброд. А две тысячи итальянских моряков, опьяненные жаром грядущего боя, схватились за оружие и последовали за ними.
Растерявшиеся сарацины, разбежавшись но домам и улицам, попросту не успели приготовиться к сплоченной обороне и дрогнули под неистовым натиском христиан, усиленных воинами гарнизона, хлынувшими из цитадели. Не прошло и пяти минут, как мусульмане в панике бежали из города. Главная часть армии Саладина успела отойти километров на девять, но, узнав, что у Ричарда всего пара тысяч человек, вставших лагерем под Яффой на неукрепленных позициях, султан велел повернуть обратно. Лазутчики уже доложили ему, что армия Ричарда движется со стороны Акры, так что напасть на короля Англии следовало незамедлительно, пока он не собрался с силами. Атака должна была состояться на рассвете.
Приход Саладина оказался бы для христиан полнейшей неожиданностью, если бы не некий беспокойный генуэзский матрос, вставший ни свет ни заря, чтобы прогуляться вокруг лагеря. Едва взошло солнце, как он узрел вдали искорки бликов света, игравшего на оружии мусульман, и сломя голову устремился в лагерь, дабы предупредить соратников. Как ни мало оставалось времени в запасе, Ричард распорядился им на диво толково.
Первым делом устроили невысокий частокол из вбитых в землю шатровых колышков, чтобы сбить с шага и подкосить мусульманских коней. Далеко позади него Ричард выставил плотный строй копейщиков, каждый из которых прикопал нижний край своего щита в мягкую почву и, опустившись на колено, упер копье одним концом в землю, а второй поднял под углом, так что любой конь, попытавшийся прорваться сквозь строй, неизбежно напоролся бы на острие. Позади заградительной стены Ричард поставил половину из своих четырехсот арбалетчиков, а вторую – прямо у них за спиной. Чтобы взвести арбалет, требуется немало времени, так что Ричард решил сократить фронт вдвое, зато вдвое выиграть в скорострельности. Пока передний стрелок целился, задний уже заряжал для него оружие. Мусульманская кавалерия еще ни разу не наталкивалась на столь молниеносную арбалетную стрельбу, и Ричард в очередной раз продемонстрировал свой дар полководца. Семь раз обрушивалась волна наступления на заградительную стену и семь раз разбивалась об нее, и каждый последующий натиск был слабее предыдущего, ибо ноги мчащихся в атаку коней путались в трупах павших мусульманских воинов и лошадей.
Заметив, что мусульманские кони устали, Ричард оседлал одного из десятка коней, имевшихся в стане христиан, и возглавил атаку своих пеших копьеносцев против кавалерии, ринувшись в самую гущу боя. Стоя на возвышении неподалеку, Саладин с невольным восхищением наблюдал за золотобородым божеством войны. Когда же конь Ричарда пал под ним, султан, ненавидевший английского короля со времени резни на Айядиехе, из уважения к достойному противнику послал ему двух свежих коней прямо в пылу сражения, после чего отозвал свои войска, оставив Яффу Ричарду.
Победы давали Ричарду несомненное преимущество на грядущих мирных переговорах, но он подпортил свое положение, публично объявив, что возвращается в Англию при первой же возможности. Останься он еще на какое-то время, ему удалось бы снять требование Саладина, чтобы христиане покинули Аскалон, но он в конце концов уступил, согласившись бросить город, отстроенный его подначальными.
Второго сентября 1192 года Саладин подписал договор о перемирии на пять лет, торжественно поклявшись блюсти его условия. Ричард с договором согласился, но от клятв воздержался, поскольку сам в это время должен был пребывать в тысячах километров от Святой Земли. Посему Саладин согласился, чтобы вместо него присягнули король Генрих Иерусалимский, Великий Магистр тамплиеров де Сабль и Великий Магистр госпитальеров.
Третий крестовый поход остановил наступление мусульман и вернул утраченные земли, однако не преуспел в отвоевании Святого Города Иерусалима. Тамплиеры так и не вернулись в свою первоначальную ставку в мечети аль-Акса на Храмовой горе и еще целый век вынуждены были сознавать прискорбную истину, что не имеют ни малейшего права претендовать на здание, стоящее на месте Храма Соломонова – ветхозаветного Дома Господня, давшего им свое имя.
Тамплиеры никогда не оглядывались в прошлое, а то бы поняли, что величайшим бедствием для ордена во время Третьего крестового похода стала продажа Кипра. Располагай они богатствами острова, орден тамплиеров без труда превратил бы его в суверенное государство, как поступил орден госпитальеров, захватив куда более скромный остров Родос, а со временем – приобретя еще и остров Мальта. Кипр же давал куда больше прибылей, нежели все европейские владения тамплиеров вместе взятые. Обосновавшись там, они оказались бы вне досягаемости для арестов и репрессий, поставивших на ордене крест в правление Папы Климента V.
Но все это оставалось делом отдаленного будущего, а пока тамплиерам выдалась возможность сослужить своему другу Ричарду Английскому еще одну службу. При всей своей ненависти к мореплаванию путешествовать через Византию после своих деяний на Кипре он не смел и потому намеревался добраться только до побережья Адриатического моря близ Венеции, чтобы оттуда отправиться дальше по суше. Правда, дорога лежала через земли герцога Леопольда Австрийского, чье знамя люди Ричарда осквернили, так что, решив не рисковать без надобности, Ричард надумал путешествовать инкогнито. Предоставив Ричарду одеяние и снаряжение рыцаря-тамплиера, Великий Магистр де Сабль отрядил ему в спутники нескольких братьев ордена, и в октябре 1192 года отряд отплыл.
Добраться до Адриатики королю удалось без приключений, но у северного побережья Югославии шторм разбил судно. Отряд тамплиеров дошел по суше почти до Вены, но разыгрывать из себя монашествующего рыцаря Ричард совсем не умел: его царственные замашки и вопиющая заносчивость бросались в глаза, так что в конце концов его все-таки схватили. Радуясь возможности выказать власть над обидчиком, сорвавшим со стен Акры и швырнувшим в ров знамя Австрии, герцог Леопольд сдал его германскому императору. В конечном итоге Ричарда выкупили, но лишь ценой почти полного обнищания подданных, обложенных невыносимыми податями.
А через полгода после отплытия Ричарда из Святой Земли пробил последний час самого достопамятного, овеянного романтическим ореолом исламского лидера всех времен. 3 марта 1192 года тяжело заболевший Саладин скончался. Много лет он по крохам возводил свою могучую империю, но чтобы развалить ее, семейству Саладина потребовалась лишь пара недель.
13. Сыны Саладина 1193-1199.
ророк разрешил правоверным многоженство, и Саладин, пользовавшийся этим позволением вволю, оставил по себе семнадцать сыновей, – а ведь каждого надо было чем-то оделить. Старший – двадцатидвухлетний ал-Афдаль – начал весьма неудачно, созвав мусульманских сановников, дабы те присягнули ему на верность. Однако требование оставить жен и лишить детей наследства в случае нарушения присяги пришлось им не нраву. Вместо того, чтобы привлечь приближенных отца, обуянный непомерной гордыней Ал-Афдаль сам оттолкнул их от себя.
