Его младший брат аль-Азиз, находившийся в Каире, провозгласил себя султаном Египта. Другой брат – аз-Захир – присвоил бывшую столицу Халеб, объявив себя суверенным правителем. Если сыновья Саладина и питали нечто друг к другу, то лишь подозрения – в случае с аль-Азизом вполне оправданные. Последний дошел до того, что привел египетскую армию под самые стены Дамаска и отступил, только заручившись согласием ал-Афдаля на то, чтобы брат присоединил Иудею к египетской империи. Один из двух оставшихся в живых братьев легендарного султана – Тогтекин – узурпировал Йемен, а второй – аль-Адил – недавно отбитое у христиан графство Трансиорданское. Мусульманские земли, сплоченные Саладином в монолитное государство, рассыпались как карточный домик, дожидаясь нового могучего властителя, способного собрать их воедино. В конце концов ал-Афдаль доказал, что способен замахнуться на подобное свершение, но оно отняло у него добрых восемь лет.
Неразбериха в стане правоверных сулила крестоносцам возможность отвоевать хотя бы часть утраченных территорий, однако среди христианских вождей царила такая же рознь, как и у мусульман.
На исходе первого года правления новопомазанный король Иерусалимский Генрих раскрыл заговор купеческого поселения пизанцев в Тире с целью захватить город и вверить его Ги де Лузиньяну. В свое время упомянутые негоцианты ссудили Ги деньгами для покупки Кипра, а он не мелочился с торговыми концессиями для кредиторов. Генрих же, напротив, благоволил к генуэзцам. А уж король Ги с радостью заполучил бы обратно любой клочок своего прежнего королевства.
Проведав о злоумышлении пизанцев, Генрих бросил зачинщиков в казематы, а прочих пизанских купцов изгнал из Тира. Те же отвечали набегами на прибрежные поселения между Тиром и Акрой, вследствие чего Генрих выставил пизанцев и за пределы Акры. Амальрик де Лузиньян, за много лет до того вкупе с госпожой Агнессой де Куртенэ измысливший привезти из Франции своего младшего брата Ги и доселе отправлявший обязанности коннетабля королевства, вступился перед Генрихом за пизанцев, чем навлек на себя гнев государя, решившего, что раз пизанцы столь по душе Амальрику, он с радостью разделит с ними темницу, и велел заковать несчастного в цепи.
Тут в дело вмешались тамплиеры, державшие сторону рода де Лузиньянов уже целое поколение, умоляя Генриха отпустить их друга. Наверное, Генрих отмахнулся бы от вмешательства тамплиеров в дела королевства, не испытывай он отчаянную нужду в поддержке военных орденов. Когда же к их прошению присоединили свой голос и госпитальеры, Генриху не оставалось ничего иного, как скрепя сердце дать Амальрику свободу. Едва распростившись с узилищем Генриха, Амальрик надумал убраться от ретивого государя подалее и увез свое семейство в Яффу, где мог не опасаться за свое благополучие, ибо правителем города король Ричард назначил Жоффруа, родного брата Амальрика. Когда же Жоффруа решил вернуться во Францию, его место занял Амальрик де Лузиньян.
Пока Генрих распутывал проблемы в Акре и Тире, на севере вызрели новые – в княжестве Антиохийском, страдавшем от посягательств князя Льва Армянского. Двумя годами ранее шедший на Антиохию Саладин, захватив могучий замок тамплиеров Баграс, повелел сравнять его с землей, не видя возможности удержать оный за собой. Но едва саперы Саладина удалились, как туда заявился князь Лев с целой армией работников. На месте замка после подданных султана осталась груда камней, но фундамент они не тронули. Велев отстроить замок, Лев стал владеть им, а заодно изрядным куском пограничных земель Антиохии.
Князь Боэмунд требовал вернуть Баграс тамплиерам. Если владевшие замком армяне представляли для него угрозу, то приход храмовников, наоборот, обеспечил бы ему безопасность, равно как и приход их в замок Тортоза на северном побережье. Тамплиеры хотели заполучить замок ничуть не менее рьяно, нежели князь Боэмунд желал вверить его их попечению. Поговаривали даже о захвате замка силой.
Однако внезапная болезнь и смерть Великого Магистра де Сабля в сентябре 1193 года заставила их до поры выбросить эти мысли из головы. Быть может, именно это событие, на время лишившее тамплиеров высшего командования, и подтолкнуло князя Льва месяцем позднее пригласить князя Боэмунда в Баграс, дабы уладить вопрос о владении замком. Князь выехал вместе с женой Сивиллой в сопровождении пышной свиты. Но как только оно со свитой оказались в стенах Баграса, воины Льва обступили их со всех сторон и взяли в плен. Чтобы выкупить свободу, Боэмунд должен был признать Льва своим феодальным государем, тем самым уступив ему верховную власть над Антиохией. На кон была поставлена жизнь Боэмунда, и он, не видя иного выхода, согласился.
На что князь Лев тотчас же отрядил армянские войска завладеть столицей княжества. Поскольку армяне явились с одобрения их государя князя Боэмунда, граждане Антиохии не стали чинить им препон, но уже одних религиозных разногласий было довольно, чтобы армян встретили крайне настороженно. Антиохийские греки считали армяно-григорианскую церковь, отколовшуюся от греческой православной веры, еретической. Католикам внушали, что новые армянские правители грешат перед Богом, не признавая Папу Римского. Тамплиеры и госпитальеры подчинялись одному только Папе, покидая рубежи католических земель только ради сражений. Итальянских купцов вопросы религии почти не трогали, но зато они не ведали, что станется с их прибыльными торговыми концессиями при армянском господстве.
И вдруг все разрешилось крайне просто – благодаря религиозной нетерпимости. Покровительницей домовой церкви во дворце, каковую опекал сонм французских монахов, была Святая Иллария. И однажды при стечении народа во дворце некий армянский командир отпускал в адрес французской святой столь уничижительные реплики, что один из французских монахов, отринув великодушное смирение, принялся швырять в него камнями. Армянские солдаты схватили монаха, но тут за чернеца вступились миряне. Потасовка стремительно распространилась из церкви на весь дворец, давая выход давно сдерживаемой ненависти. Покинув стены дворца, мятеж излился на улицы, где в сражение с энтузиазмом ввязались еще сотни недовольных.
Крохотному отряду армян нечего было и думать тягаться со всем населением Антиохии, так что его запросто вышвырнули из города. Пока армяне улепетывали под защиту стен Баграса, отцы Антиохии встретились в соборе Святого Петра, где избрали совет из знатных и влиятельных граждан, постановивший присягнуть служить верой и правдой сыну князя Боэмунда, Раймунду, пока отец его пребывает в армянском плену. Попутно отправили депеши брату Раймунда графу Боэмунду Триполийскому, а также королю Генриху Иерусалимскому с просьбой о помощи в спасении города от армянского деспота.
То было время величайших политических потрясений, но тамплиеры все еще не успели собраться для выборов нового Великого Магистра. Однако теперь Великий Собор ощутил необходимость перейти к действиям, приняв решение вверить руководство человеку, посвятившему всю свою сознательную жизнь служению ордену. Он успел послужить прецептором Иерусалима, магистром тамплиеров Испании и Прованса и товарищем Великого Магистра ордена. Дважды он был обойден на выборах Жераром де Ридфором и Робером де Саблем, но теперь его час пробил. Жильбер Эраль стал двенадцатым Великим Магистром.
В тот же год прошли другие выборы, сказавшиеся на тамплиерах и всех остальных христианах Святой Земли, но даже знай они о том – нипочем бы не признали, что их исход хоть как-то на них повлияет. Действо разыгрывалось слишком далеко, в тысячах километров к востоку. В тот 1194 год двадцатисемилетний вождь по имени Темучин [Темуджин] был избран ханом – государем всех монгольских кланов. При сем его нарекли Чингисом, сиречь «победителем». [Хотя многие исследователи считают, что этот титул означал «океан- хан».] Никто не нарекал его «Бичом Божьим», ибо сие прозвание ему предстояло заслужить делами своими.
Весной того года король Генрих Иерусалимский решил, что надлежит снять угрозу столкновения между Антиохией и Арменией, для чего проследовал на север с крупной вооруженной свитой, встретив по пути послов нового вождя асасинов. По смерти шейха Синана новый вождь секты пожелал заключить союз с католиками, представлявшими для его последователей меньшую угрозу, нежели сыновья Саладина – сунниты. Согласившегося с ним встретиться Генриха сопроводили в главный замок асасинов, высящийся на скале неподалеку от горной гряды Нозаири, где его приняли по-царски, щедро одарив. А после устроили ему «забаву», повергшую монарха в недоумение и ужас.
Вождь асасинов, расписывая ценность своей дружбы из-за чрезвычайной лояльности и послушания его последователей, указал на группу юношей, собравшихся на высочайшей башне замка. По его сигналу один из них вскарабкался на парапет и бросился вниз, разбившись о скалы насмерть, а считанные мгновения спустя за ним последовал еще один. Все они явно готовы были погибнуть, чтобы помочь вождю доказать свое, но тут уж Генрих взмолился, чтобы сие прекратили. Теперь король рвался поскорее покинуть этих безумцев, но прежде их вождь, дабы скрепить союз, сделал еще один щедрый жест – желая
