продемонстрировать Генриху добрую волю, предложил организовать убийство любого из противников христианского короля по его собственному выбору. Покинув замок асасинов, Генрих вздохнул с немалым облегчением, что сам остался в живых.
Продвигаясь дальше на север, Генрих вторгся на армянские земли и направился прямиком в Сис – столицу Льва. Вовсе не горя желанием вступать в войну, тот жаждал переговоров. Согласившись отпустить князя Боэмунда из плена, Лев отказался от притязаний на антиохийский престол, а Генрих в ответ согласился оставить ему Баграс и окрестные земли, признавая их впредь армянской территорией. Дабы упрочить договор и заручиться согласием на грядущее слияние Армении и Антиохии под властью единого государя, они сговорились выдать наследницу и племянницу Льва – княжну Алису – за Раймунда, сына князя Боэмунда. Правду говоря, Алиса уже успела выйти замуж за армянского дворянина по имени Хетум, что препятствовало исполнению замысла. Генрих эту преграду устранить не мог, но несколько дней спустя она исчезла сама собой вследствие гибели Хетума от рук убийц. Если Генрих и подозревал, что новые союзники-асасины уже расстарались ради него, то решил не выяснять подробности.
По возвращении в Акру Генрих удостоился всяческих восхвалений со стороны подданных за мирный исход дела, но от тамплиеров похвал не дождался. Храмовники осерчали на Генриха, отвергшего их притязания на замок Баграс ради достижения политических целей. Вдобавок Генриху недурно было бы знать, что тамплиеры тесно сошлись со своим давним соратником Ги де Лузиньяном, вознаградившим их новыми землями на Кипре. Равным образом Ги обошелся и со многими бывшими вассалами Генриха – безземельными баронами, перебравшимися на Кипр служить королю Ги в благодарность за земли, полученные взамен завоеванных Саладином. Генрих считал Ги де Лузиньяна опаснейшим соперником, но вскоре угроза с его стороны исчезла: в мае того же 1194 года Ги скончался. Генрих считал, что при избрании преемника усопшего первое слово должно принадлежать королю Иерусалимскому, но кипрские бароны его мнения не разделяли, предпочитая правителя, пекущегося в первую голову об интересах Кипра, – и послали в Яффу за Амальриком, старшим братом Ги. Тот без промедления согласился стать их королем, поэтому Генриху оставалось лишь смирить гордыню и собраться с духом, чтобы наладить добрососедские отношения с человеком, некогда брошенным по его велению в темницу. Тамплиеров сие весьма потешило, поскольку Амальрик стал их другом и союзником еще до падения Иерусалима.
Встретившись, Генрих с Амальриком совместно отыскали способ положить конец губительному соперничеству обоих королевств. По сути, они прибегли к тому же способу, которым Генрих уладил разногласия между Арменией и Антиохией – оба престола встали на путь, суливший в один прекрасный день объединить их под властью одного наследника. Троих младших сыновей Амальрика ждало обручение с дочерьми Изабеллы – Марией, осиротевшей по смерти Конрада де Монферра, и Филиппией и Алисой, дочерьми Генриха Шампанского.
Но пока Амальрика более всего занимало признание его монаршей власти и официальная коронация. Для католиков подобное признание могло исходить только от Папы или императора. Обращаться к императору Византии, считавшему, что Кипрское королевство у него похищено, было просто немыслимо. К Папе Амальрик взывать не стал из страха, что тот провозгласит его королем лишь при условии, что он подчинится Иерусалимскому королевству. В итоге оставался один лишь германский император Генрих. II в 1195 году Амальрик отправил к императору посла с ходатайством о признании.
Так уж получилось, что император пребывал в отзывчивом умонастроении, все еще переживая из-за жалкого вклада германцев в Третий крестовый поход. Конечно, можно было отнести их неудачу на счет гибели отца, Фридриха Барбароссы, но император Генрих чувствовал кое-какую вину и за собой, подумывая об очередном крестовом походе – на сей раз под собственным предводительством, и вассальное государство на Ближнем Востоке пришлось бы чрезвычайно кстати. Согласившись возвести Амальрика на Кипрский престол, Генрих послал ему королевский скипетр как залог грядущей коронации.
Брат императора Генриха Филипп Швабский горел желанием выступить в крестовый поход вместе с ним. Дело в том, что до Филиппа, женатого на дочери византийского императора Исаака Ангела, дошли вести о свержении тестя. Исаак Ангел стал притчей во языцех за то, что вел самую шикарную жизнь на всем белом свете, – а то и за всю историю рода людского. Для одного лишь управления его домашним хозяйством требовалось двадцать тысяч прислужников – евнухов, рабов и домочадцев. Говорили, что на покрытие персональных нужд Исаака уходило четыре миллиона золотых византинов в год, и греческое население империи не подвергало эти цифры сомнению, стеная под гнетом все возрастающих поборов на поддержание непрестанно множащихся запросов алчного императора.
Вечно так продолжаться не могло, и Алексей, брат Исаака, решил положить этому конец, послав личных телохранителей арестовать брата, предупрежденного в самый последний момент и сумевшего ускользнуть. Подчиненные Алексея гнались за Исааком по горам восемьдесят километров, но все же настигли и привезли, заковав в железо по рукам и ногам. Не внимая мольбам брата, Алексей повелел заточить его в башню, а королевский палач получил приказ ослепить Исаака, проткнув ему глазные яблоки раскаленным докрасна серебряным шилом. И никому не дано было предугадать, как сие жестокое действо скажется на будущем самой идеи крестовых походов.
Двенадцати летнего сына Исаака, тоже нареченного Алексеем, лишили свободы, но избавили от жестокой участи, постигшей отца. Его держали как бы под домашним арестом, из-под которого он в конечном итоге сумел улизнуть, – чтобы стать пешкой в величайших и кровавейших преступлениях христианской истории.
Узнав о ходатайстве Амальрика к императору Генриху об утверждении его на троне, Лев Армянский надумал поступить точно так же. Ему хотелось обезопасить себя, став вассалом величайшего самодержца Европы, но в ответ он получил лишь извещение, что император рассмотрит его просьбу, когда прибудет в Святую Землю. Тогда Лев обратился к Папе в Рим. Прекрасно сознавая, что глупо и бесполезно воображать, будто Папа Римский помажет на царство государя, не признающего верховенство папской власти, Лев намекнул, что может привести в лоно католической церкви весь армянский народ. Эти поползновения подстегнули решение императора Генриха, не желавшего распространения папской власти где бы то ни было и пославшего весточку, что он признает власть Льва, буде тот признает государя Священной Римской империи верховным правителем Армении.
В августе 1197 года первые германские крестоносцы императора Генриха добрались до Святой Земли. Войска прибыли в Акру, но первым делом имперский канцлер Конрад Гильдесхайм вкупе с папским легатом архиепископом Майнцским и германскими дворянами посетил Кипр во исполнение наказа императора Генриха официально короновать короля Амальрика и принять у него феодальную присягу.
Тем временем германские войска, скопившиеся в Акре без командиров, не ведали да и не желали ведать хитросплетений местной политики. Прибыв воевать с неверными, они были готовы сражаться, и нисколько не интересовались тем, что Генрих Шампанский сейчас против любых боевых действий. Генриху удалось успешно настроить сыновей Саладина друг против друга, так что война, которая заставит их сплотиться во имя общей безопасности, была ему совершенно не ко двору.
Не обращая на него внимания, германцы выступили в Галилею, дабы продемонстрировать язычникам мощь германской армии. Как король Генрих и опасался, аль-Адил тотчас же призван всех мусульманских владык отбросить разногласия и объединиться против нового нашествия неверных. Не дожидаясь остальных, аль-Адил повел на врага свою конницу, в неисчислимом множестве появившуюся перед христианскими завоевателями на гребнях окружающих холмов. Германцы же, не заготовившие настоящего плана и лишенные настоящего руководства, попросту растерялись при виде столь сокрушительного численного превосходства врага. Приказа никто не отдавал, но германцы вдруг как один ринулись обратно в Акру. Пешие солдаты шагали что есть духу, но все равно не поспевали за конными рыцарями и оруженосцами, галопом устремившимися вперед. Внезапно пешая рать оказалась в полнейшем замешательстве и одиночестве посреди пустыни.
Узнав об этом, король Генрих поспешно созвал собственных рыцарей и выехал, чтобы возглавить германскую инфантерию, лишившуюся командования. Развернув ее в боевую линию, он приготовился встретить кавалерию аш-Адила.
Мусульманские воины были готовы к сражению, но аль-Адил не был намерен терять их в бессмысленной стычке в чистом поле, а поступил куда разумнее, сделав большой крюк к югу и объявившись на побережье у стен Яффы.
В сентябре, пока Амальрика на Кипре занимало лишь получение короны и скипетра из рук имперского
