главнокомандующего.
Многие из египтян, сумевших ускользнуть в поле, устремились в сторону города-крепости Мансура, находившегося в каких-то пяти километрах от них. То была единственная могучая крепость, отделявшая крестоносцев от Каира, и Робер д'Артуа вознамерился взять ее. Египетская армия разбежалась, и граф уже предвкушал возможность выиграть войну прямо сейчас. И снова граф Солсбери вкупе с Великим Магистром увещевал предводителя дождаться главных сил. Крепость – отнюдь не палаточный городок в открытом поле. Всаднику не одолеть стены в шестнадцать с половиной метров высотой. Он же, как и прежде, на их советы ответил бранью, поношениями и обвинениями в трусости. Робер уязвил гордость стареющего Великого Магистра, поглядевшего ему в глаза и ответствовавшего: «Страх тамплиерам неведом. Мы пойдем с вами, но знайте: обратно никто из нас уже не вернется». В последний момент уже казалось, что разум может возобладать, когда дюжина только что переправившихся вброд рыцарей доставила ясный приказ короля ни в коем случае не продолжать наступление, но Робер д'Артуа, окрыленный победой, проникся непомерным самомнением и вознамерился покорить Мансуру, что бы -там ни твердил король.
Никто еще не знал, что командование над Мансурой принял мамелюк Бейбарс. Первым делом, он отрядил людей собрать разбегающихся египтян в стены города. Правильно рассудив, что крестоносцы решат тотчас же штурмовать Мансуру, он обратил город в западню, приказав оставить ворота открытыми, чтобы заманить крестоносцев в узкие улочки, предназначенные для вьючных животных, а не для повозок. Главную улицу, ведущую от ворот к цитадели, оставили завлекательно пустынной. В самом конце улицы притаился отряд кавалеристов, чтобы перегородить ее, когда настанет час, а боковые улочки Бейбарс перекрыл пехотой и кавалерией. Гражданскому же населению он повелел сносить бревна, камни и тяжелую мебель на крыши домов вдоль улицы, где христиан ждала ловушка.
Бейбарс как в воду глядел. Все разыгралось, как он и рассчитывал: не в силах устоять перед магнетическим притяжением распахнутых ворот, крестоносцы въехали в город. Пришпорив коней, они стрелой метнулись вперед, пока никто из горожан не надумал закрыть ворота. Галопом устремившись по главной улице, они вдруг натолкнулись на мощное сопротивление мусульман. Христиане, сбившиеся в тесном проходе, буквально сидели друг у друга на головах, так что проку от копий не было никакого. Они могли бы пустить в ход мечи и секиры – если бы только добрались до недруга. Рыцари, выскользнувшие из давки в боковые улочки, оказались в ловушке и там.
Потом сверху обрушился град метательных снарядов, а крестоносцам было нипочем не добраться до людей, обрушивающих на их головы камни и тяжелые балки. Вслед за тем лучники и арбалетчики начали осыпать их с крыш стрелами и арбалетными болтами. Рухнувшие кони увлекали седоков за собой, обрекая на смерть под копытами обезумевших, мечущихся в панике лошадей. Крестоносцев избивали, как животных на скотобойне.
Когда пало уже немало христиан, Бейбарс пустил на них пеших воинов. Робер д'Артуа с группой своих вассалов вломился в дом, чтобы забаррикадироваться в нем, но всех их без труда перебили мусульмане, влезшие в двери и окна. Вильгельм Солсбери погиб на улице. Из двухсот девяноста тамплиеров, въехавших в Мансуру, пробиться обратно сумели только пятеро, и одним из них был Великий Магистр де Соннак. Из глубокой раны, стоившей ему одного глаза, непрестанно струилась кровь, залившая все лицо и капавшая с бороды. Немногие из христианских рыцарей исхитрились вырваться пешими и побежали к Нилу, в неистовом стремлении побыстрее уплыть прочь от опасности, но позабыв снять тяжелые кольчуги, утянувшие их на дно. Граф Петр Бретанский, мечом проложив себе дорогу на волю, получил при том серьезное ранение головы, но сумел продержаться в седле ровно столько, чтобы прискакать к королю с вестью о резне в Мансуре.
Людовик, уже переправивший изрядную часть армии, развернул ее в боевые порядки в ожидании неизбежной атаки из города. Весь корпус его арбалетчиков оставался по ту сторону протоки, выполняя приказ охранять тылы армии и прикрывать саперов, заканчивавших наведение понтонного моста через брод. Ладьи для моста были уже готовы.
Когда уже начали мостить наведенную переправу досками, раздался рев труб и грохот литавр, возглашавшие атаку египетского войска. Когда же мусульманские кавалеристы, подскакав, выпустили тучу стрел, христиане укрылись за стеной щитов. Как только командиры крестоносцев решили, что мусульманские лучники израсходовали свой запас-стрел, стоявший наготове отряд конных рыцарей устремился в контратаку. Мусульмане отступили за боеприпасами и снова вернулись. Пожалуй, исход поединка решило завершение постройки моста, позволившее трем сотням христианских арбалетчиков перебежать по нему и занять позиции за стеной щитов. Теперь конные мусульманские лучники уже не осмеливались приближаться и отступили в Мансуру.
Три дня спустя египтяне снова перешли в наступление. Великий Магистр де Соннак, окривевший на один глаз и еще страдавший от раны, полученной в Мансуре, все-таки настоял на личном командовании уцелевшими тамплиерами, занявшими место на правом фланге. Мусульманская кавалерия накатывалась волнами, осыпая христианское войско тучами стрел. Через какое-то время, уповая на то, что мусульманские кони выдохлись, Людовик приказал контратаковать силами всей армии. Два воинства схлестнулись, и сражение распалось на тысячи кровавых рукопашных поединков. По какому-то ужасному и необъяснимому совпадению Великого Магистра де Соннака ранили в другую половину лица, лишив его последнего глаза.
После многочасового сражения египтяне наконец отступили под защиту стен Мансуры, оставив на поле сечи тысячи убитых и раненых. Немногие уцелевшие тамплиеры отыскали среди павших своего Великого Магистра, но через несколько часов совершенно ослепший воин скончался, – наверное, призывая смерть, ибо только она могла избавить его от неимоверных страданий. О нем Жуанвиль незатейливо, но очень искренне, написал в своем дневнике: «Благослови его Господь».
Два месяца христиане подвергались регулярным нападениям в своем собственном лагере и толком не знали, что же делать дальше. Тем временем молодой султан Тураншах прибыл в Каир, а оттуда вниз по Нилу отправился к своему войску.
По его велению выстроили целую флотилию легких лодок, после чего, подвесив каждую лодку между двумя вьючными верблюдами, в обход христиан доставили по западной дороге в такое место на противоположном берегу Нила, чтобы спустить их на воду между христианским лагерем и Дамьеттой для перехвата ладей, доставляющих армии крестоносцев провизию. Лодки, заполненные лучниками и мечниками, буквально запрудили реку, захватывая всякое судно крестоносцев, пытавшееся прорваться в лагерь. Всех христиан команды убивали, провизию забирали в пользу мусульманского войска в Мансуре, а сами христианские суда пополняли мусульманскую флотилию. Предприятие увенчалось таким успехом, что крестоносцы оказались совершенно отрезаны от снабжения. Всего через неделю над ними нависла угроза голода, а вместе с ней пришла и странная болезнь. Жуанвиль писал: «…расползается по войску хворь, такового свойства, что плоть наших ног усыхает, а кожа покрывается черными пятнами, обретая землистый бурый цвет на манер как бы старых сапог. Те же, каковых сия немощь постигла, десны оных гниют, а исцеления слегшему от недуга нечего и ждать, ибо ждет его смерть. Кровотечение же из носу – верный предвестник кончины».
Жуанвиль высказывал предположение, что эта ужасная болезнь, стремительно распространяющаяся по всему стану христиан, вызвана «вредоносным египетским климатом» или употреблением в пищу угрей, кормившихся на дне реки утопленниками. На самом же деле причиной всему была нехватка витамина С. Одного апельсина было бы довольно, чтобы остановить развитие болезни, имя которой цинга. (Пройдут еще столетия, прежде чем британцы узнают, что цинги на флоте легко избежать, всего-навсего давая морякам по глотку-другому сока лайма. Именно этому научному открытию обязано своим появлением презрительное прозвище английских матросов – «лайми», со временем распространившееся на всю английскую нацию.)
Когда же за цингой последовали дизентерия и тиф, стало ясно, что придется всем, в том числе и королю, или умереть в лагере, или отступить за Бахр ас-Сагир вниз по течению, поближе к Дамьетте, где можно будет раздобыть пищу. Пока они сворачивали лагерь и дожидались своей очереди пересечь реку по понтонному мосту, мусульманские лучники неустанно осыпали их дождем стрел, а египетская кавалерия
