ГЛАВА 1
Четверо верховых в мирном согласии продвигались попарно по неширокой тропе. Жервез в пятый раз рассказывал Клодии о событиях прошлой ночи.
— А когда началась дуэль, — говорил граф, расширяя глаза, — что-то меня снова толкнуло. Я поставил десять тысяч на Сен-Жермена и, представь себе, не прогадал. Он победил, и я утроил всю сумму. Я утром же сообщил Жуанпору о погашении самых крупных долгов. Но у меня на руках остается еще двадцать тысяч! Это само по себе целое состояние, однако вскоре я непременно удвою его.
Графиня, казалось, не слушала. В своей светло-голубой амазонке с военной кокардой на модной шляпке она выглядела молоденькой барышней, ее старили только морщинки на лбу.
— Удовольствуйтесь своим выигрышем, Жервез, — произнесла наконец Клодия. — Почему бы нам не покинуть Париж? Мы могли бы поселиться в вашем анжуйском поместье. Вы всегда говорили, что это ваша мечта.
— Но ты же любишь Париж, дорогая, — возразил он с оттенком упрека.
— Конечно, — согласилась она. — Но мне не особенно нравится денно и нощно пребывать в ожидании, что нас выселят из дома за какие-то там долги. Я с удовольствием предпочту всему этому жизнь без подобных волнений, правда вдали от света, — но что нам суетный свет?
— Но я же тебе говорю, — произнес Жервез терпеливо, — что у меня сейчас пошла светлая полоса. Вот увидишь, теперь все будет иначе.
— Ах, Жервез, — обреченно вздохнула графиня, опять ощутив, что жизнь ее входит в привычную колею.
— И так всегда, — закипятился вдруг граф. — Ты постоянно одергиваешь меня, не доверяешь. Не удивительно, что удача мне изменяет. Она не любит тех, кого вечно клюют.
— Это неправда, — возразила графиня, зная, что он не услышит ее. Она обернулась к парочке, державшейся в отдалении. — Мадлен, эй, Мадлен! Если тебе не терпится устроить свою сумасшедшую гонку, этот участок как раз для нее. Сен-Жермен, вы поскачете с ней?
Мадлен обратила к своему компаньону сияющее лицо.
— Хотите проветриться? Скажите, что да.
Не дожидаясь ответа, она закричала:
— Вам лучше бы съехать с дорожки, тетушка! Моя испанка очень резва.
Она бросила на Сен-Жермена насмешливый взгляд, пришпорила свою андалузскую кобылу и перешла в галоп.
Сен-Жермен выждал с минуту, затем погнал своего жеребца. Обгоняя графиню, он махнул ей рукой.
С одной стороны к тропе подступал лес. Листва уже почти облетела, и обнаженные ветви деревьев отбрасывали длинные тени на воду мелкой речушки, бежавшей с другой стороны тропы. Парк был хорошо спланирован и ухожен, дабы созерцание дикой природы не пробуждало тревоги в сердцах чувствительных барышень и дворян, облюбовавших эти места для загородных прогулок.
Стоял холодный осенний денек — из тех, что в каждой детали пейзажа таят обещание скорой зимы. Воздух был абсолютно недвижен, будто осень невольно придержала дыхание, пугаясь близости холодов. По небу вычурной вереницей текли облака, в нескольких лье за рекой к ним поднимались дымки. Пахло сыростью и грибами.
Тропа, по которой неслась Мадлен, была идеально ровной. Желтое платье наездницы развевалось, щеки пылали, разгоряченные быстрой ездой. После охоты в Сан-Дезэспор она долгое время не садилась в седло, опасаясь, что верховые прогулки станут теперь вселять в нее тихий ужас. Но ничего подобного не случилось, и Мадлен желала лишь одного — чтобы скачка никогда не кончалась.
Пепельный бербер ее нагонял. Топот копыт делался все громче. Мадлен не оглядывалась. Послышался окрик: «Поберегись!»
Девушка покорно сдала вправо, освобождая место рядом с собой. Всадник и всадница какое-то время неслись галопом бок о бок, холод жалил им лица.
— Остановимся возле моста! — предложил Сен-Жермен. — Нам надо дождаться ваших.
Мадлен не хотелось никого дожидаться — общество графа вполне устраивало ее; но она чувствовала, что лошадка устала. С легким сожалением девушка придержала свою кобылку и перешла на легкий галоп, затем на рысь. Наконец, она пустила испанку медленным шагом и бросила повод. Сен-Жермен спрыгнул с седла, взял жеребца под уздцы и повел по тропе, давая ему остыть. Арочный мост, переброшенный через речушку, был уже рядом.
— Мне тоже спешиться? — спросила Мадлен, когда ее спутник остановился.
— Только если хотите, — ответил Сен-Жермен, глядя на нее снизу вверх. — В любом случае мне доставляет удовольствие ваше присутствие.
Странные огоньки блуждали в его глазах.
— Впрочем, вы всегда со мной, дорогая. — Сен-Жермен протянул руку и снял с ее платья несуществующую пылинку.
— Что вы имеете в виду? Мадлен наклонилась, он потянулся к ней и замер, словно бы натолкнувшись на невидимую преграду.
— Что вы — во мне. Хотя бы своей кровью. Вы были правы, сравнивая это с причастием. Любовь освящает все.
В ее голове внезапно зароились вопросы, она задала первый, пришедший на ум:
— Сен-Жермен, вы католик?
— По обстоятельствам.
Мадлен нахмурилась.
— По обстоятельствам? — удивленно повторила она и оперлась на спинку седла. — Что это значит?
— Ну… я, например, не испытывал особенных чувств при крещении, однако потом поддерживал церковь, делал пожертвования… Впрочем, прошло время, и я стал мудрее. Конечно, я не хожу к причастию, но…
Тон его голоса изменился, на губах мелькнула улыбка.
— Но все-таки… причащаюсь.
Она игриво шлепнула его концом повода.
— Граф! — В душе ее разгоралась тихая радость. — Там, в церкви…
Он пожал плечами.
— Это не то, что вы думаете. Только не вообразите, что я принадлежу к кругам Сен-Себастьяна. — Он уже смотрел сквозь нее на быстро бегущую воду, лицо его сделалось отстраненным. — Общее
